Пятый Корпус: "Гарангуш". Таваккюль. (27)

Эльдар Зейналов

В 1989 г. группа сторонников Народного Фронта под руководством будущего Национального Героя Алияра Алиева создала добровольческий вооруженный отряд из 8 человек, которую назвали романтическим именем «Гарангуш» («Ласточка»). Позднее, в октябре 1991 г. группа вошла в качестве разведывательного взвода в созданный в Губадлы первый батальон Национальной Армии. 

Отряд на славу воевал в Губадлинском, Лачинском, Джебраильском районах. Группа осуществляла разведывательные операции, диверсии на стратегических объектах в Армении, захватывала десятки пленных. Один из ее членов погиб на задании, и ему было посмертно присвоено звание Национального Героя. Ослеп в результате тяжелого ранения другой «гарангуш» – Габиль Мурадов. К августу 1993 г. в строю оставалось шестеро. На двух из них в сентябре 1992 г. – Маиса Магеррамова и Интигама Гайыбова было направлено представление на присвоения почетных званий Национального Героя. Однако их ожидала другая, совсем не героическая судьба...

В Губадлинском районе 1993-й выдался беспокойным. По всему было видно, что армяне готовятся к наступлению. Однако руководству района было не до этого. Обстановка в районе после того, как в Баку поменялись первые лица, стала неопределенной, начался хаос. То солдаты третьего батальона напали на здание исполнительной власти, чтобы поставить на место главы кого-то из своих, то в полиции забили насмерть двоих солдат, и это вызывало противостояние военных и полиции. Мирным гражданам не обеспечили возможность вывезти с приграничной территории в более безопасное место имущество и скот, так как, несмотря на неоднократные договоренности, каждый раз полиция устанавливала заслоны на дорогах.

Утром 31 августа, бойцы были свидетелями того, как перекрыв выезд из района, местные власти отправляли назад, в пограничное с Арменией село Гайалы граждан, пытавшихся увести стада коров и баранов. Власти не могли не знать, что днем ранее военные посты и артиллерия, располагавшиеся в верхней части этого села, были неожиданно отведены. К 17 часам 31 августа армяне уже вступили на территорию района. 

Бегство военных началось уже ближе к полуночи на 31-е августа. Заняв вместо сбежавшей полиции пост на выезде из района, «гарангуши» перехватили и доставили в районную полицию 80 дезертиров. Однако начальник полиции Э.Пашаев, вместо того, чтобы вернуть солдат на боевые позиции, разоружил их и велел расходиться по домам! А оружие, как выяснилось уже потом, было присвоено полицией.

На местный отдел полиции и до того были нарекания, которые всплывали на предварительном следствии и во время суда, но в приговоре отражения не нашли. Например, утверждают, что в этом райотделе ударами дубинок по голове были убиты двое солдат родом из Хачмаза и Уджара. Да и собственному сотруднику Мубаризу Алиеву коллеги нанесли тяжкие телесные повреждения. Районная прокуратура, получая подобные жалобы, вначале реагировала и пыталась расследовать преступления, а потом, поменяв позицию, начала покрывать полицейских. 

Трагедия произошла вечером, около 18 часов 31 августа 1993 г., когда «гарангуши» стояли на посту у с.Таровлу. Возмущению бойцов-добровольцов, отстаивавших родной Губадлинский район в течение нескольких лет, не было предела. Уже поступил приказ оставить и эту позицию и перебазироваться в с.Улашлы... Ходили слухи, и до сих пор ходят, что Губадлы сдали намеренно.

В этот момент другие члены отряда «Гарангуш» стоявшие на посту вблизи узла связи в Губадлы и получившие от коменданта приказ задерживать государственные автомашины, задержали уезжавшую из района «Волгу» начальника районой полиции. Выведя их нее сидевших там Губадлинского районного прокурора Н.Агаева, следователя А.Велиева, начальника полиции Э.Пашаева, судью С.Гусейнова, водителя Х.Нуриева, о чем-то с ними говорили. Вскоре те, сев в машину, попытались поехать дальше, но Маис Магеррамов, дав из автомата очередь в воздух, остановил автомашину. 

Вскоре задержанных пересадили в известную всем в Губадлы грузовую автомашину ГАЗ-66 с бортовой надписью «Гарангуш», управляемую Ровшаном Асадовым. Задержанных при этом уложили в кузове на пол. Приехав в казарму в с.Таровлу, М.Магеррамов прилюдно обвинил задержанных в провокации и продажности, в том, что они сдали Губадлы армянам. Одни «гарангуши» говорили, что их нужно отвезти в Баку и судить, другие считали, что они в Баку откупятся. В результате, видимо, решили совершить самосуд. Маис Магеррамов и Самандар Джабаев связали за спиной руки задержанным. Далее М.Магеррамов, И.Гайыбов, Сахиб Мамедалиев, Фуад Шахмурадов увели задержанных в сторону кладбища. 

Солдаты во главе с Я.Шахмурадовым, исполняя приказ об отступлении, выехали за пределы деревни и остановились на развилке дороги, поджидая остальных. Две служившие в части девушки остались ждать в другой автомашине, которую днем ранее отряд конфисковал у главврача больницы (по некоторым показаниям, в автомашине остался и Фуад). Знали ли все они, что произойдет на кладбище? Вероятно, да. Ведь ни солдаты, ни командир не задавали вопросов, почему от них отстали их товарищи и что они намерены сделать с задержанными.

Через некоторое время со стороны кладбища прозвучали выстрелы. Вернувшись через полчаса без задержанных, четверка «гарангушей» села в поджидавшую их машину и, догнав остальных, заявила, что они расстреляли этих пятерых «за продажу Губадлы», и попросили никому об этом не говорить. Около с.Улашлы автомашину начальника полиции бросили, чтобы в дальнейшем с нею не попасться.

Что случилось на кладбище? По версии следствия, Магеррамов и Гайыбов под шумок свели свои счеты с правоохранительными органами за конфликты с ними «гарангушей» в апреле-июле 1993 г. На это вроде указывает и факт сожжения ими содержимого черного «дипломата», где якобы лежали компрометирующие их материалы. Но уничтожение «компромата» – одно дело, а уничтожение людей, причем еще и непричастных к этому делу судьи, следователя и простого водителя – совсем другое. Тут должен был быть дополнительный мотив. 

Особый нюанс добавляет факт, что все четверо предполагаемых убийц начальника полиции... сами являлись сотрудниками того же самого Губадлинского районного отдела полиции! Это были отнюдь не гражданские лица-бандиты, они прекрасно знали и начальника полиции, и прокурора, и должны были отдавать отчет своим действиям. 

Профессиональное любопытство, видимо, напрочь отсутствовало у следователя по особо важным делам Прокуратуры АР А.Ибрагимова. Налицо были убийцы, жертвы, свидетели, орудия убийства, но вот мотив преступления был какой-то неубедительный. 

Одного задержала полиция за нарушение порядка, и тогда друзья его освободили. Другой до этого чего-то ради (следователь так и не спросил!) пытался убить помощника прокурора. И вот причем полицейские, которые знают, что такое улика, для сокрытия нарушения порядка и попытки убийства, решают убить сразу пятерых. Мало того, вернувшись с кладбища, они еще объявляют о содеянном десяткам людей. В деле есть показания 6 посторонних свидетелей о том, что они узнали об убийстве «гарангушами» пятерых чиновников уже вечером того же дня. А пятеро членов семьи узнали об этом «позже». Как же убийцы хотели убийством сокрыть свои преступления, если о них знает весь Губадлинский район?

Добавлю, что когда армяне обменяли эти трупы через правоохранительные органы Кафана, то в двух из пяти тел экспертиза обнаружила 3 пули. Баллистическая экспертиза с третьего раза идентифицировала их как пули из автоматов Маиса и Интигама...

Слишком много вопросов и слишком мало любопытства у опытного следователя по особо важным делам. Мне гораздо ближе версия члена Комиссии по помилованию, журналистки Эльмиры Ахундовой, высказанную ею в книге «Помилован указом...»: «Эдакие современные Робин Гуды, которые посчитали вправе вершить собственный суд, пусть даже исходя из благородных побуждений». То же самое «гарангуши» рассказывали и в «корпусе смертников», когда им терять было уже нечего.

5 сентября 1993 г. по телевидению объявили, что сотрудники Губадлинской районной полиции должны утром следующего дня собраться в Сумгаитском городском управлении полиции для дальнейшей отправки на фронт. За час до назначенного времени, «гарангуши» зашли в чайную позавтракать и там неожиданно была атакована полицией. При задержании Фуад был застрелен насмерть – по версии следствия, при попытке бежать, но говорят, был без всякого сопротивления с его стороны застрелен в голову из пистолета заместителем начальника городской полиции. После этого Маис с криком: «Я себя жертвую за Родину, за Губадлы!» застрелился очередью в сердце из собственного автомата. 

Впоследствии рассказывали, что полицейские рассчитывали перебить всех «гарангушей» на месте. Но помешала случайность – в городском отделе полиции работал двоюродный брат С.Мамедалиева Мехди Мамедалиев, который в тот день пришел в чайхану на встречу с родственником и своим присутствием помешал расправе.

Никто из бойцов не оказывал вооруженного сопротивления, хотя они имели 5-летний боевой опыт. Опытные разведчики Я.Шахмурадов и И.Гайыбов смогли вырваться из окружения превосходящих сил полиции. На следующий день, выяснив, что арестованных не отпустили и трупы убитых даже не выдали родственникам, И.Гайыбов в знак протеста против расстрела друзей тоже застрелился на людном месте перед клубом им. Нариманова. По счастливой (или несчастливой?) случайности выпущенные им в грудь 4 пули оказались несмертельными, и врачи вернули его с того света. Я.Шахмурадов, не чувствуя за собою вины, сам сдался сумгаитской полиции, заявив, что невиновен и готов ответить перед законом.

Отметим, что, по материалам следствия, до 6 сентября «гарангуши» скрывались. Однако факты - вещь упрямая. За несколько дней сентября они трижды были в кабинете начальника Сумгаитского ГУВД: в первый раз, 2 сентября, по акту сдали ему брошенные солдатами пулеметы, гранатомет, боеприпасы, три радиостанции, автомашину; во второй (3-го) и третий (5-го сентября) раз – просили устроить свои ставшие беженцами семьи, дали для связи номер телефона. А по материалам дела выходит, что уже 2 сентября прокуратура дала санкцию на их арест и они были объявлены в розыск...

Расстрел получили четверо: Ровшан Асадов, который, даже по материалам дела, никого не убивал и был простым водителем; Яшар Шахмурадов, который знал об убийстве и не донес (как собственно и все другие, не принимавшие участия в убийстве бойцы, включая двух девушек); Сахиб Мамедалиев и Интигам Гайыбов – оставшиеся в живых официальные убийцы. Из этих двух последних на первого есть лишь показания свидетелей, что он с автоматом пошел на кладбище вместе с жертвами. Никто не видел, как он убивал, да и пуль из его автомата не было обнаружено. 

Очевидным образом вина Ровшана и Яшара не соответствует тому наказанию, к которому они были приговорены, а Ровшан – еще и получил. Пусть его и не расстреляли, но он все равно умер в «корпусе смертников». Рассказывают, что во время следствия его и Я.Шахмурадова 4 месяца держали отдельно от остальных в темных одиночных камерах КПЗ линейного отдела полиции на ст.Баладжары. Там Ровшан сильно застудил на бетонном полу (или ему повредили избиениями) легкие и печень, и через 8 месяцев он умер в камере №131. Пыткам подверглась вся четверка, включая находившегося в больнице раненого И.Гайыбова. Мало того, чтобы оказать давление на «гарангуша» Ровшана, был арестован и осужден его 18-летний брат Сеймур.

В сумятице лета 1993 г. происходило много страшных измен и безнаказанных убийств, но все их списывала война или политика. Однако боевики «Гарангуш», похоже, оказались на особом счету. Из 12 человек, проходивших по делу, 4 умерли до, а 3 – после приговора. Отец и двое матерей заключенных умерли от горя. С чего вдруг такая жестокость к людям, которые, в общем-то, сделали для защиты Родины немало хорошего?

Поэтому я склонен считать, что, помимо мести за убитых прокуроров, следователи преследовали и политические цели. С одной стороны, представить бойцов-добровольцев в качестве «бандитов», уронив тем самым имидж Народного Фронта, которым был создан «Гарангуш». С другой – хотели представить сдачу Губадлы как результат провокации руководства НФА, по распоряжению которого «гарангуши» якобы убили руководителей района, чтобы сдать район армянам и вернуть власть НФА. В этом направлении усиленно обрабатывал общественное мнение генпрокурор Али Омаров. С третьей – возможно, чтобы запугать тех, кто взялся бы мстить за районы, сданные армянам в тот период в угоду политическим интересам. Именно поэтому водителю, крутившему баранку грузовика, дали расстрел, а солдату, связавшего задержанным руки – 15 лет!

Все это нелогично и уязвимо с точки зрения закона, но вполне логично с точки зрения ведшейся тогда политической борьбы. Не случайно во время длившегося 1 год 5 месяцев следствия и 6-месячного судебного процесса, кроме убийства, ни одно из огульных обвинений в разбоях, кражах, не нашло подтверждения. 

В свете вышеизложенного понятно, почему «гарангушей» встретили в «пятом корпусе» побоями. Им повезло, что они попали туда не в самый разгар пресса.

ДОБРОВОЛЕЦ, СМЕРТНИК, ПОКОЙНИК

К той же категории забытых политзеков из числа боевиков НФА, что и вышеупомянутые «гарангушевцы», возможно, относился и ныне покойный Таваккюль Хазиев. О нем известно, что он был добровольцем Губадлинского батальона, двоюродным братом Национального Героя Алияра Алиева. Было ему в то время чуть больше 42 лет, на «воле» он был известным спортсменом, многократным чемпионом республиканских турниров по греко-римской и вольной борьбе. Это было семейной традицией, т.к. известными спортсменами являются его отец и семеро братьев. Я упоминаю это к тому, что до «пятого корпуса» это был человек с железным здоровьем.

После окончания с отличием Азербайджанского Института Физкультуры, он в 1983-1988 гг. возглавлял в Губадлы спортивное общество. С началом армянской агрессии активно участвовал в народном движении, в боевых действиях.

Приговоренный к смертной казни за убийство и помещенный в камеру №125, он производил на сокамерников впечатление больше политического заключенного, чем уголовника. С одной стороны, в «пятый корпус» за убийство одного человека вообще попадали очень редко, для этого надо было проявить особое зверство или в дополнение к убийству изнасиловать жертву. С другой стороны, отношение надзирателей к этому зеку было явно предвзятым.

У тех смертников, кто его знал, отложилась в памяти трагическая история его болезни и смерти. Так, один из очевидцев с болью вспоминал спустя годы:

«Его мужество, смелость и борьба против несправедливости очень беспокоили руководителей Губадлов. По этой причине они и прибегали к мерзким методам. Одного уголовника, находящегося длительное время в розыске, они научили, чтобы он приставал к жене Таваккюля. Организаторы этого прекрасно знали характер Таваккюля и были уверены, что с его стороны последует жесткая реакция. Они добились своей коварной цели!

Зная о происходящем, однажды вечером Таваккюль у себя во дворе убил этого находящегося в розыске преступника, застрелив его из ружья. Уголовное дело Таваккюля велось предвзято и односторонне и в итоге он был приговорен к смертной казни. 

В камере смертников он вел себя спокойно, только иногда, когда речь заходила об оккупированных территориях, он нервно говорил: «...Я многое знаю. Мы не можем сами проиграть войну - наши земли преднамеренно освобождаются от местного населения руководством районов и сдаются армянам. Я знаю авторов этой провокации, и поэтому меня поместили в пятый корпус, чтобы уничтожить». И он был прав. Каждый день после техосмотра его выводили к коридор и с особой жестокостью избивали. Ночами он не мог спать от болей в почках и в животе. 

Как-то он сильно заболел и ему нужна была срочная медицинская помощь. Рано утром он попросил старшину Кахина позвать врача, но в ответ услышал: «В этот корпус врач не положен». 

В камере был еще один больной, которому Кахин помогал в самостоятельном лечении в камере. Тогда Таваккюль попросил Кахина позвонить к нему домой, чтобы родственники прислали лекарства. Кахин отверг и эту просьбу, сказав, что не имеет на это право, хотя другому больному и домой звонил, и лекарства передавал (правда, за большие взятки). В то время с лекарствами было очень туго, а врачей, можно сказать, в корпус не впускали. Кахин же этим положением мастерски пользовался и зарабатывал на болезных заключенных. 

Странно было, что он не пытался заработать на Таваккюле. Более того, однажды, доставив в камеру лекарства, которыми мог бы воспользоваться и Таваккюль, он очень плохо выругался в адрес того, кто даст лекарство Таваккюлю. Когда же заключенные захотели узнать причину, то он ответил, что «Таваккюль должен уйти», т. е. умереть. Я как слышал, так и пишу! 

Состояние Таваккюля настолько ухудшилось, что однажды он, собравшись с силами, встал на ноги и закричал во весь голос: «...Я жертва политики, я умираю, и умираю как мужчина!» После этих слов Таваккюль кое-как с трудом сел (он никому не разрешал ему помогать) и попросил кипяток. Чувствовалось, что Таваккюль на последнем издыхании, и окружающие старались исполнить его последнюю просьбу. 

Один из заключенных вскочил и начал кипятить воду в кружке. Стали искать «дрова». Но наша камера практически была пуста, жечь было нечего. Тогда я был вынужден снять с себя майку и сжечь. Только-только вода начала закипать, как Таваккюль потерял сознание. Заключенные начали его трясти и звать. Он немного пришел в себя и открыл глаза. Заключенный быстро налил кипяток в его кружку и протянул ему. Таваккюль взял в руки кружку, но, не успев сделать и глотка, так и с кружкой в руках и скончался.

Это событие произошло 17 января 1995 года. Я с полной ответственностью заявляю, что виновником этой смерти был старшина Кахин, выполнявший чей-то заказ». 

Был ли Таваккюль действительно политическим заключенным, сейчас уже не так важно. Гораздо важнее, что практически совершилась внесудебная казнь.

Продолжение:
Пятый корпус: Лезгин Рагиб (28)
http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/11/28.html

Пятый корпус: Заказные убийства (26)

Эльдар Зейналов

По мнению смертников, переживших период «пресса», в тот период в корпусе получили распространение заказные смерти. По отзывам смертников, их талантливым организатором был бывший тогда старшиной корпуса Кахин (имя изменено), которому за это даже дали кличку «маленький Чикатило».

Говоря на эту тему, необходимо прояснить, кто был заказчиком и жертвой, а также «технологию» сживания со света неугодных смертников.

Казалось бы, попав в «корпус смерти», человек должен был бы сгинуть заживо – как выразился Кахин, «из этого здания выходят только с другого торца». Однако, пока осужденного не вынесли вперед ногами из расстрельного подвала, оставался, пусть даже и небольшой, шанс на его помилование или пересмотр приговора. Кроме того, на пороге смерти человек менее всего заинтересован молчать и уносить в могилу известные ему страшные тайны. Поэтому многие из смертников до самой смерти оставались неудобными свидетелями. 

Не надо сбрасывать со счетов и происки родственников жертв содержавшихся в «пятом корпусе» смертников, которые постоянно жаловались на неисполнение приговора. Вспомним вопрос, который возникает при самом поверхностном анализе последних расстрелов 1993 г. – почему казнили именно этих смертников, именно обидчиков родственников влиятельных лиц, а не армян или иных, не менее грешных заключенных? Отчаявшись добиться своего в условиях длительного неисполнения смертных казней, потерпевшие, а среди них были и влиятельные чиновники, и богатые люди, пытались решить проблему мести по-другому. Среди смертников говорили, что Кахин быстро находил дорогу к таким принципиальным жалобщикам и предлагал за определенную сумму денег выполнить их заветное желание.

Говорят, что некоторые «заказы» шли от судей Верховного Суда, выносивших неправомерно тяжелые «заказные» приговоры. Сами осужденные и их родственники писали в высшие инстанции, и иногда добивались пересмотра приговора. Например, приговоры по меньшей мере трех смертников был пересмотрены и смягчены до 15 лет лишения свободы самим же Верховным Судом (одному из заключенных - через более чем 2 года пребывания в «пятом корпусе»!). Естественно, что такого рода «проколы» отнюдь не украшают личных дел вынесших приговор судей. Еще порядка 20 смертников были помилованы с 1995 г.

Вот как охарактеризовал деятельность судов в этот период бывший смертник, по образованию юрист А.: «Несправедливые приговоры, в том числе и смертные, имели место и раньше. Но в период 1994-1998 годов их выносили «напропалую», раздавали налево и направо. Похоже, что судам и, в особенности, Верховному Суду были даны соответствующие указания. Среди следователей, прокуроров, судей многие – честные и объективные люди. Но есть и определенное число подлых людей, которые с охотой выносили несправедливые решения и приговоры, выполняли заказы. Широко практиковался такой метод: если дашь взятку, то твое дело будут вести законно и справедливо. Нет денег? Получай несправедливый, незаконный приговор и срок на всю катушку, хоть даже смертную казнь, если она предусмотрена твоей статьей». 

В этом и состоит разница между нашей коррупцией и западной, которую очень трудно объяснить людям с западным менталитетом. Платить у нас приходится не только за то, чтобы чиновник ради тебя нарушил закон, но и за то, чтобы получить свое же законное. Среди смертников попадаются «белые вороны», которые попали туда практически ни за что. Один был шофером банды, другой отрезал кусок веревки, чтобы жертве связали руки, третий – сумасшедший со справкой, который и вовсе не подлежал ответственности, и т.д.

По версии смертников, неправедные судьи, опасаясь возмездия своих выживших жертв, якобы поддерживали постоянный контакт с руководством Баиловской тюрьмы. Жалобы на судей, посылаемые смертниками, доходили лишь до спецчасти и уничтожались там. Похоже, что иногда уничтожали и особо активных жалобщиков. Однако доказать это в принципе достаточно сложно.

Один из пожизненников, который попал в «пятый корпус» уже несколькими месяцами после отмены смертной казни, в июле 1998 г., когда отношение администрации к заключенным стало получше, да и «пятый корпус» разгрузился, так описывал нервную реакцию на свою жалобу: «Сокамерник, выслушав мою историю, посоветовал написать кассационную жалобу. Это я и сделал на второй день отсидки. Так на следующий день, во время техосмотра, меня отвели в баню и там избили – кулаками и короткой дубинкой. Двоих я знал – старшину Захара (имя изменено) и контролера Ислама, но там были еще двое незнакомых. Били зло, стараясь попасть по почкам и легким, а старшина приговаривал: «Говорил же тебе, сиди тихо!» Хорошо, что в это время заглянул врач, а то, наверное, забили бы до смерти. Я все думал потом: я ведь жаловался на судей, это другая контора, а этим что от меня было нужно? Пришел к мысли, что им дали команду не пропускать никаких жалоб на незаконные приговоры».

Власти всегда нервно реагировали на возможность подобных разоблачений и соответствующим образом инструктировали внутрикамерную агентуру. Так, один из заключенных аккуратно вел «мартиролог», записывая имена и даты смерти жертв «пресса», обстоятельства их дел. Но однажды в 1996 г. в результате предательства сокамерника этот тщательно спрятанный список нашли и отобрали при очередном «шмоне» (пара копий с него все же была передана на свободу). В этот момент в списках было свыше 180 приговоренных к расстрелу с 1990 г. и около 70 умерших с момента побега в 1994 г. С этого момента точный счет жертвам был потерян.

А «летописца» примерно наказали при большом стечении тюремного начальства. Более того, похоже, что его решили вовсе извести со свету: «Многократно в зимнее время Кахин забирал оба матраса и одеяла, посуду и прочее из камеры, чтобы я подох от простуды или заболел. Кроме того, подучивал сокамерников, чтобы они меня убили или отравили, обещая им всякие блага».

В том же 1996 г., когда «прессовщики» очередными избиениями отмечали вторую годовщину побега, Кахин от имени начальника тюрьмы дал ложную наводку на А., воспользовавшись «заказом» на избиение его однофамильца. Лишь после часового избиения прибежавший в корпус замначальника Магомед (имя изменено) прекратил истязания, прилюдно дав по шее старшине.

Бывали и более мелкие «заказы», точнее даже сведение счетов. Кто-то что-то не так сказал, не дал обещанного и т.п. То, что в обычных условиях ограничилось бы простым «мужским разговором», в условиях «пятого корпуса» приобретало для «виновника» смертельную опасность. 

Например, некий Мюнасиб из «буржуйской» камеры №132 оказался неудобным свидетелем темных делишек Кахина. Вначале у него сложились неплохие «деловые» отношения со старшиной Кахином, который стал его «ногами»[1]. Но он «имел наглость» возмутиться тем, что старшина не только обкрадывал часть передач, но и присваивал себе все сигареты с фильтром – каждый раз брат передавал Мюнасибу один блок таких сигарет. Он открыто сказал об этом брату во время очередного свидания в начале декабря 1995 г., чем сконфузил присутствовавшего при свидании старшину. 

После возвращения со свидания мстительный Кахин, открыв «кормушку» камеры, подозвал Мюнасиба и, протянув ему блок сигарет, заявил: «Вот тебе сигареты с фильтром, ты их получишь в последний раз. Зато за сегодняшнее твое поведение я даю тебе слово, что из корпуса вынесут твой труп!»

Для Мюнасиба началась «веселая» жизнь. Кахин инструктировал своих агентов внутри камеры, чтобы те затевали конфликты с Мюнасибом, и каждый раз в наказание жестоко его избивал. Использовались любые поводы. Например, перед новым 1996-м годом, из камеры ушел помилованный гомосексуалист. На новом месте, когда опытные сокамерники выяснили, что он «дырявый», он объявил, что был «опущен беспредельно», т.е. изнасилован против воли. Воспользовавшись этим, Кахин устроил в камере «пресс» и 3-4-дневное «карцерное положение». Без постели и одежды простудились все, а к тому же у Мюнасиба в результате судороги отказали ноги.

Вскоре после этого, старшина перевел его в камеру №120, заявив: «Смотри, вот отсюда вынесут твой труп!» В дополнение к почти ежедневным избиениям, Мюнасиб подцепил какую-то заразную болезнь, от которой за несколько месяцев до него там умер некий балакенец Э. По телу пошли язвы, вздулась гноящаяся шишка. В конце концов он умер в августе-сентябре 1997 г. Молва связала его смерть с проведенной врачом незадолго до этого с помощью обычного лезвия операцией по очистке этой самой язвы – якобы старшина «заказал» его врачу. Правда, проживавший в Баку старший брат Мюнасиба был студенческим товарищем тюремного дантиста, который знал о том, что Мюнасиб – его брат. Так что, скорей всего, Мюнасиб умер в результате полуторалетних издевательств со стороны мстительного старшины. Вот так спор о блоке сигарет обернулся смертью крепкого мужчины.

Случались и «накладки». Например, польстившись на немалые деньги, Кахин вывел на свидание одного из смертников, которого он планомерно сживал со света. В разгар свидания произошел конфуз: смертник разрыдался и поведал родственникам о том, что его подвергают систематическим ежедневным избиениям, чтобы отбить внутренности и что всем этим руководит вот он – и указал на старшину. Если он умрет, то пусть родственники ходят по инстанциям и добиваются, чтобы Кахина наказали за его убийство.

Все произошло так быстро, что Кахин не успел отреагировать и прекратить свидание. Благодаря этому «проколу» старшины смертник выбыл из первоочередников на тот свет, и систематические избиения его прекратились, хотя и он, как и все остальные, подвергался обычному плохому обращению.

Кроме того, случались и неожиданные для Кахина пересмотры приговоров и помилования, в результате которых из «пятого корпуса» вырывались свидетели зверств, которые там творились.

[1] Азербайджанское «айаг» (нога) означает гонца-посредника между заключенным и его родственниками.

Продолжение:
Пятый Корпус: "Гарангуш". Таваккюль. (27)
http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/10/27.html

Почему от суда присяжных отказались, даже не опробовав их на практике?

На вопросы echo.az отвечает глава Правозащитного центра Азербайджана Эльдар ЗЕЙНАЛОВ

31.10.2015   Н.АЛИЕВ 

- Суд присяжных. Появится ли он когда-нибудь в Азербайджане? Обсуждение идет уже много лет, а конкретных результатов нет...

- У нас он почти появился в 2000 г., когда в Уголовно-Процессуальный кодекс внесли соответствующую главу.

Власти полтора десятилетия старательно делали вид, что этих положений в законе не существует, хотя было достаточно много случаев, когда осужденные к смертной казни за особо тяжкие преступления требовали пересмотра своих дел на основе изменившегося в их пользу законодательства.

И лишь в июне 2014 г. Генеральная прокуратура и Верховный суд очнулись и "вдруг" обнаружили, что присяжные заседатели не имеют юридического образования и вообще независимы от мнения судьи, и даже могут принять в отсутствие судьи решение, отличное от судейского. И положения, связанные с судом присяжных, из УПК исключили.

Осмысленной дискуссии, как таковой, и осмысления опыта стран, где такой суд существует, по этому поводу не было. А ведь в Азербайджане были периоды, когда приговоры выносили с участием заседателей без высшего образования.

Например, в царское время были суды присяжных. А в советский период, например, в Бакинском городском суде, помимо судей, были народные заседатели.

Правда, выносили они свое решение коллегиально вместе с судьей, который руководил процессом и влиял на их мнение - поэтому, возможно, и не было возражений со стороны юристов.

Если с введением института присяжных в УПК все более-менее ясно - его механически скопировали с модельного кодекса СНГ, подготовленного российскими правоведами, то в истории с отменой много неясного.

Почему инициатором была Генеральная прокуратура? Не потому ли, что с присяжными труднее договориться и они могли бы оправдать кое-кого из тех, кто великими усилиями прокуроров был посажен на скамью подсудимых?..

Этот мотив - что присяжные могут прийти к иному выводу, чем государственное обвинение, и принять иное решение, чем судья, - явно прорывался во время короткой дискуссии в Милли меджлисе: "В ряде случаев могут возникнуть проблемы с предъявлением обвинения, выражением мнения по юридическим вопросам, объективностью сделанных выводов".

И пока в умах наших правоведов господствует идея, что в суде не может быть противоречий между прокурором и судьей, и что судебные решения должны приниматься путем консенсуса между ними, суд присяжных будет казаться им ненужным и опасным довеском.

- Плюсы и минусы судов присяжных неочевидны для многих, особенно обывателей. С одной стороны, присяжным можно просто "запудрить мозги", подкупить наконец. Но, с другой стороны, - это, может, "незамыленный взгляд". Где правда?

- Правда, как всегда, где-то посередине. Среди принципов уголовного судопроизводства есть законность и справедливость, и они не всегда находятся в согласии друг с другом. Каждый из нас может вспомнить случаи, когда человека лишили свободы на основании закона, но приговор оставлял ощущение несправедливости.

Например, кого-то сажают в тюрьму за драку на автобусной остановке, а кто-то убьет человека и разгуливает на свободе. Кто-то идет в тюрьму за 100 манатов, украденных на лекарство больному ребенку, а кто-то украдет миллионы и при этом остается на свободе.

Конечно, судья обязан учитывать все обстоятельства преступления, но он прежде всего законник. И более того, знает, что если он вынесет справедливый, но незаконный приговор, прокурор его опротестует в следующей инстанции и, скорей всего, успешно.

Суд присяжных в таких случаях позволяет соблюсти необходимый баланс между законностью и справедливостью. Вспомним, каким был основной аргумент против суда присяжных в 2014 г.? "Решения этих лиц в основном основываются на их личном жизненном опыте, мнении, сформировавшемся под влиянием социальной среды, обычаев и традиций, присущих той или иной местности".

Но ведь это, в принципе, и формирует понятие справедливости, которое не может быть универсальным. Как же тогда это "может привести к нарушению принципов уголовного законодательства", в которые входит и справедливость?

Правда, присяжных можно подкупить или запугать. Но мы часто слышим то же самое и про судей. К тому же у суда для таких случаев есть возможность отвода тех или иных заседателей, наказания за подкуп и т.д.

Существует также возможность обжалования и опротестования вердиктов в кассационном порядке, уже без присяжных, с точки зрения права.

У нас до 2000 г. десятилетиями выносили приговоры (даже смертные) с участием юридически неграмотных народных заседателей. И это считалось не недостатком, а достоинством, так как учитывал "глас народный".

То, что от суда присяжных у нас отказались, даже не опробовав их на практике, мне лично говорит лишь об одном - страхе сложившейся системы судопроизводства перед возможностью ломки традиции базарного торга между прокурором, судьей и адвокатом. Традиции, которая чревата возможностью коррупции, намного больше, чем суд присяжных...

Евросуд: МНБ и прослушка телефонов всплыли в решении ЕСПЧ

Спустя более чем 7 лет после событий, Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ) опубликовал решение по делу «Агиль Халил против Азербайджана» (№№60659/08, 38175/09 and 53585/09).

Напомним, что 22 февраля 2008 г. заявитель - в то время корреспондент газеты «Азадлыг» проводил журналистское расследование уничтожения деревьев в т.н. Маслиновой роще в 6-ом микрорайоне Баку. В это время к нему подошли с расспросами двое незнакомцев в штатском, он предъявил журналистское удостоверение, но был жестоко избит. Ему еле удалось сбежать. По версии властей, журналист получил травмы, когда якобы оступился и упал. Однако вся сцена была снята на мобильный телефон случайно оказавшимися поблизости школьниками. К тому же и сами незнакомцы попали в кадр камеры журналиста.

Как оказалось, журналист ненамеренно снял двух офицеров Министерства Национальной Безопасности (МНБ), которые решили стереть эти кадры. В ходе расследования, их опознали как сотрудников МНБ Дагбея Аллахвердиева и Акифа Човдарова (недавно уволенного). Отметим, что маслиновая роща находилась в собственности брата Д.Аллахвердиева.

Уже в день нападения, журналист заявил об инциденте в полицию. Через 2 дня его пригласили в Бинагадинскую районную прокуратуру, где начальник отделения полиции и некий старый человек пытались уговорить его забрать заявление обратно и прийти к мировому соглашению. Журналист отказался, и на следующий день прошел медицинское обследование.

Тем временем дело с избиением журналиста  получило широкий резонанс. Например, омбудсмен вмешалась уже на следующий день после происшествия, потребовав от полиции и прокуратуры рассмотреть жалобу. Однако, несмотря на наличие травм, фото и видеодоказательств, полицейский дознаватель первоначально отказался возбуждать уголовное дело.

Вскоре журналист заявил в прессе, что со времени инцидента его преследует некто (пешком и на автомашине), что напавшие на него были из МНБ, и что он опасается за свою жизнь. Однако о своих опасениях в полицию он официально не заявлял вплоть до 13 марта 2008 г., когда он обратился в полицию с ножевой раной на груди в районе сердца, заявив, что на его жизнь покушались.

В мае 2008 г., Халил заявил о том, что на него якобы снова покушались. На станции метро при подходе поезда некто подтолкнул его под вагон приближающегося поезд, но он успел вывернуться и избежать падения. В тот же день около дома двое неизвестных скрутили сзади ему руки и попытались утащить в сторону и похитить. Ему с трудом удалось вырваться, и при этом нападавшие порвали его пиджак. 

На вопрос агентства Туран, обратился ли он в правоохранительные органы, Халил сказал тогда, что не видит в этом смысла, так как его преследуют уже давно, и он много раз об этом официально заявлял, но ничего не изменилось.

По факту ранения было возбуждено уголовное дело, которое было объединено с возобновившимся по решению Бакинской городской прокуратуры делом об избиении. Оно стало расследоваться уже Бакинским Главным городским управлением полиции, а впоследствии было передано в прокуратуру. В противовес растиражированной в прессе версии о том, что МНБ организовало покушение на журналиста, «Горотдел» выдвинул версию о том, что на журналиста напали гомосексуалисты, с которыми Халил якобы находился в интимной связи.

Так, некий Сергей Стрекалин взял на себя вину, заявив, что ударил Халила ножом на почве ревности, и впоследствии был за это осужден. Халил, в свою очередь, признал в своих показаниях 4 апреля, по его словам, данных без адвоката и под принуждением, что имел связь со Стрекалиным. Ему были устроены очные ставки со Стрекалиным и неким Х.М., который тоже якобы имел с ним гомосексуальную связь. 7 апреля Халил пожаловался на оказанное на него давление, после чего в тот же день по нескольким телеканалам Генпрокуратурой была распространена специальная передача, основанная на показаниях Стрекалина и очных ставках Халила. 23 апреля он пожаловался в Генеральную прокуратуру, а 7 мая – в Насиминский районный суд.

17 июля 2008 г. Насиминский районный суд отклонил жалобу Халила на прокуратуру, сославшись на то, что как потерпевший, Халил был обязан сотрудничать со следствием, и его доставка в прокуратуру для допроса не может быть расценена как лишение свободы. К тому же медицинская экспертиза, проведенная между 11 и 17 апреля, не выявила следов жестокого обращения.

Дело Халила – одно из пока немногих, где участник уголовного процесса пытался обжаловать ограничение на выезд из страны. 8 мая 2008 г. Генеральная прокуратура запретила выезд Халила из Азербайджана, обосновав это интересами эффективного расследования дела. МНБ внесло его в список, переданный пограничникам. Как результат, 10 мая Халил не смог улететь в Турцию. На следующий день, он сделал две безуспешные попытки выехать в Грузию через пропускные пункты в Балакяне и Загатале. Пресс-служба Генеральной прокуратуры объяснила, что Халил должен помогать следствию в качестве жертвы преступления. 18 июня и 22 июля Халил сделал новые попытки выехать из страны, теперь уже во Францию. Он смог покинуть страну лишь 23 июля – с шестой попытки, с помощью французского дипломата он выехал во Францию, где и живет в настоящее время.

Жалобы на ограничение свободы передвижения, поданные в суд против Генпрокуратуры и Пограничной Службы, были отклонены Насиминским районным судом 6 июня. В августе и декабре 2008 г. жалобы на это решение были отклонены Бакинским Апелляционным Судом и Верховным Судом.

17 мая следователь закрыл дело по избиению в Маслиновой роще, с выводом, что избиения якобы не было. В отношении ранения Халила ножом, следователь возложил вину на Стрекалина.

15 июля Стрекалин был приговорен Насиминским районным судом к 1,5 годам лишения свободы по статьям 127.1 (умышленное нанесение менее тяжкого вреда здоровью) и 234.1 УК (хранение и приобретение наркотиков). Это нереально малый срок для такого преступления. Да и этот срок он не досидел, выйдя на свободу досрочно. Это обстоятельство породило множество правдоподобных версий о сотрудничестве Стрекалина с властями. Было довольно странно узнать впоследствии из прессы, что в 2013 г. он получил политическое убежище в Нидерландах.

На суде Халил отказался от знакомства со Стрекалиным и настаивал, что его ударил ножом другой человек. Стрекалин, который утверждал, что знал Халила с 2005 г., действительно путался в некоторых деталях. Однако обвинение выставило в качестве контраргумента SMS сообщения, якобы посланных Стрекалину Халилом. Некоторые из сообщений, по мнению Халила, были сфабрикованы МНБ. Телефонные разговоры Халила тоже прослушивались.

Вся эта информация была получена МНБ от телефонной компании AzerCell по запросу Ясамальского Районного Управления Полиции. Хотя в решении от 15 июля 2008 г. Насиминский районный суд сослался на некую санкцию суда, но не указал, кем и когда именно данную. В декабре 2008 и марте 2009 г. Бакинский Апелляционный Суд и Верховный Суд, отклонив жалобы Халила на решение суда первой инстанции, так и не смогли сослаться на конкретное судебное решение.

Сейчас, после скандала с «делом МНБ», в котором фигурирует прослушивание телефонов граждан и даже тот Човдаров, который был опознан как участник нападения на журналиста, обстоятельства перехвата разговоров и сообщений выглядят еще более подозрительно.

Халил эмигрировал, но через адвокатов в 2008-2009 годах подал три жалобы в ЕСПЧ, которые были объединены и рассмотрены совместно 6 октября 2015 г. Он пожаловался на то, что власти не смогли защитить его от покушения, хотя он и сообщал, что после инцидента в Маслиновой роще преследуется неизвестными. Он также пожаловался на жестокое обращение со стороны МНБ и прокуратуры, незаконное лишение свободы во время допроса 4-5 апреля 2008 г., на нарушение свободы передвижения и несправедливость суда по этому вопросу, а также на нарушение неприкосновенности частной жизни при несанкционированном прослушивании его телефона. Он также счел, что создание препятствий его журналистской деятельности в Маслиновой роще является нарушением свободы выражения мнения.

16 сентября 2014 г. правительство Азербайджана послало в ЕСПЧ одностороннюю декларацию, признающую нарушение прав, указанных в жалобе, а также предложила компенсацию в 25 тыс. евро, сославшись на похожие национальные прецеденты. В письме от 18 мая 2015 г. Халил отказался от мирового соглашения, отметив, что правительство не указало меры по восстановлению его нарушенных прав, и сочтя предложенный размер компенсации слишком малым. Однако ЕСПЧ рассудил иначе, и на основании Статьи 37§1(c) Европейской Конвенции по правам человека, признал отсутствие необходимости дальнейшего рассмотрения дела, и снял его с рассмотрения.

Нельзя не признать, что описанное решение ЕСПЧ появилось сейчас, в разгар разворачивающегося «дела МНБ», в котором фигурируют и прослушивание телефонов, и даже один из офицеров МНБ, кто избил Халила в 2008 г., как нельзя кстати. Поэтому заключительное замечание Евросуда, что данное решение не препятствует обязательству правительства по проведению правительством расследованию жалоб заявителя в свете признания им нарушений прав Халила, звучит почти как руководство к действию…

Добавлю, что в то время как на национальном уровне до дела об убийстве Расима Алиева практически ни одно избиение журналиста не было наказано, ЕСПЧ рассмотрел уже несколько таких дел против Азербайджана, где установил факт жестокого обращения и назначил денежную компенсацию. Свои дела выиграли Эмин Гусейнов (№ 59135/09), Узеир Джафаров (№ 54204/08), Рамиз Наджафли (№ 2594/07), Сарван Ризванов (№ 31805/06), Хакимэльдосту Мехдиев (№ 59075/09).

Эльдар Зейналов.

http://minval.az/news/123506770

Евросуд: «Зимний сад»: пора собирать урожай

Несколько лет назад жители многочисленных домишек прошлого века, зажатых между улицами Физули и Бадалбейли (по-старому, Басина и Димитрова) были шокированы новостью, что их дома будут сносить. Некоторым владельцам жилья размером больше 60 кв.м предлагали неотремонтированные квартиры в новостройках, а за маломерное жилье предлагали смешные цены, в конце концов замершие на отметке в 1500 манат за квадратный метр. Упиравшихся запугивали, а то и выгоняли с полицией. Вся эта история хорошо описана в отчете международной организации Human Rights Watch «Они забрали у меня все» (февраль 2012).

В этот период среди правозащитников шел спор о том, как лучше действовать. Одни стояли за проведение массовых акций. Другие – за проведение кампании в СМИ с роликами, где жертвы сноса домов ругались в адрес руководства страны. Третьи собирали подписи под петициями. И лишь немногие выступали за то, чтобы не терять время и обращаться в суд.

Эта последняя точка зрения имела мало последователей, так как суд всегда представляется людям средством решения сиюминутных проблем, а в данном случае суды откровенно подыгрывали строительным кампаниям. Порой суды, принимая решение о приостановлении сноса дома, даже не следили за исполнением этого решения, по закону обязательного для всех государственных органов, и дома разрушали. Людям очень трудно было осознать, что они стали жертвами глобальной несправедливости и что теперь их правду можно отстоять лишь в Европейском Суде по правам человека (ЕСПЧ), потратив на это лет 5-6.

Одной из немногих, кто на это решился, была Нурия Халыкова, чье дело №42883/11 было рассмотрено Евросудом 22 октября. Она жила в трехэтажном «архитектурном» доме 1908 г. постройки на ул. Физули, 58. Еще в 2001 г. он был включен в «Список историко-культурного наследия местного значения», что, по логике, должно было защитить его от сноса. Однако и до него дошла очередь, так как в сентябре 2008 г. весь этот городской квартал был включен в план нового паркового комплекса, названного «Зимним бульваром».

Ключевой вопрос - размер компенсации, в упомянутом распоряжении затронут не был. Переговоры по этому поводу и заключение договоров купли-продажи были поручены некоему частному лицу Руфану Кязымову, на счет которого власти перевели с этой целью 5 млн. манат. Остальная часть средств позднее была переведена на счет Бакинской исполнительной власти.

В феврале 2010 г. строительные рабочие возвели забор вокруг дома Халыковой. Вскоре с первого этажа этого дома были выселены коммерческие структуры, а с последнего этажа – жильцы. Строители разрушили эти квартиры и снесли крышу дома, так что при дожде вода проникала в оставшиеся квартиры, сделав проживание там невозможным. Халыкова сделала фотографии и видеозаписи и позднее представила их в Страсбург.

В марте 2010 г. остававшимся в доме жителям сделали ультимативное предложение в недельный срок заключить контракт купли-продажи по цене 1500 манат за кв.м с Кязымовым, не занимавшим никакой официальной должности, и покинуть квартиры. В апреле в доме отключили телефон, постоянно отключали электричество, и даже сняли водяной насос, обеспечивавший дренаж здания.

Женщина пожаловалась в прокуратуру. Та переслала жалобу в Бакинскую Городскую Исполнительную Власть (БГИВ). В июле ее известили, что дадут компенсацию в 1500 манат и потребовали выселиться из дома. Женщина отказалась покинуть жилье на таких условиях и стоически терпела неудобства.

Утром 19 ноября 2010 г. дом был окружен полицейскими и сотрудниками БГИВ. Без судебного решения и вопреки желанию заявительницы, полицейские сломали дверь и вошли в квартиру. Эта сцена была снята заявительницей на видео. Женщине стало плохо, и была вызвана скорая помощь, которая прибыла немедленно, но не была допущена в квартиру. Вместо этого, женщину вывели из квартиры и оказали медицинскую помощь на улице перед домом. Когда ей стало получше, Халыкову отвели в 22-е отделение полиции Насиминского РУП, где содержали вместе с другими задержанными жителями ее дома. Там женщине снова стало плохо. Ей была оказана скорая помощь прямо в полиции, и врачи выдали ей справку с датой и временем прибытия.

После 9 часов содержания в полиции, от заявительницы и других задержанных потребовали подписаться под тем, что их задержали якобы за то, что они нарушали порядок. Вечером ее отпустили, не дав на руки никакого документа о задержании. К этому моменту, ее квартиру уже снесли, и ее имущество было перевезено на склад. Прибыв туда, Халыкова обнаружила, что многие вещи были повреждены или вообще исчезли. 22 ноября дом был снесен полностью.

В переписке с ЕСПЧ, власти настаивали на том, что заявительница и другие люди были задержаны полицией за то, что якобы организовали несанкционированный пикет против выселения и не расходились по требованию полиции. Срок задержания якобы не превышал разрешенных 3 часов, и девять задержанных якобы были отпущены уже днем. На заявительницу был составлен протокол об административном правонарушении, и она была освобождена после профилактической беседы.

22 ноября 2010 г. заявительница подала в суд жалобу против полиции, утверждая, что была незаконно задержана полицией для того, чтобы обеспечить ее насильственное выселение из квартиры, и что полиция незаконно вошла в ее квартиру. На суде были представлены видеозаписи и справка из «Скорой помощи», выступили двое свидетелей из числа задержанных полицией. Однако месяц спустя суд отклонил жалобу, опираясь на версию событий, представленную полицией, и предложил ей подать жалобу против административного наказания. Бакинский Апелляционный Суд (БАС) отклонил ее жалобу на это решение.

Другой судебный процесс, через который пришлось пройти Халыковой, начался еще в апреле 2010 г., до разрушения дома, и касался нарушения имущественных прав со стороны БГИВ, связанного с ее выселением из дома. Первоначально Насиминский районный суд вообще отказался принимать этот иск, сделав это лишь после жалобы в БАС. Суд затянулся из-за неоднократного отсутствия представителя ответчика на заседаниях. Заседание по существу дела было назначено на 22 ноября. Кроме того, 13 ноября уже БГИВ подала иск в суд о выселении 19 жителей, включая Халыкову. Но еще до рассмотрения собственного иска и иска Халыковой, БГИВ организовал ее выселение и снос дома. 30 ноября суд объединил оба иска в одно производство.

12 января 2011 г. Насиминский районный суд отклонил иск Халыковой, сославшись на то, что дом уже снесен. 2 июня и 13 декабря того же года это решение было поддержано соответственно БАС и Верховным Судом (ВС). Тот же Насиминский суд также отказал Халыковой в выдаче копии документа о полномочиях Р.Кязымова.

А договор купли-продажи дома с Кязымовым был заключен лишь 27 января 2011 г. – спустя два месяца после разрушения дома. За квартиру площадью 28,5 кв.м была назначена сумма в 42.750 манат (1500 за кв.м). 20 февраля женщина обжаловала этот документ в Насиминский райсуд, заявив, что подписала документ под давлением, оставшись бездомной. Но 21 апреля суд отклонил иск, а 11 августа и 19 декабря 2011 г. БАС и ВС подтвердили это решение.

При рассмотрении дела в Евросуде был принят во внимание отчет содокладчиков ПАСЕ по Азербайджану П.Аграмунта и Дж.Греха от 20 декабря 2012 г. и отчет Human Rights Watch (февраль 2012 г.) В последнем, конкретно упоминалось и дело Халыковой.

ЕСПЧ отметил многочисленные неувязки в правительственной версии событий 19 ноября 2010 г., и пришел к выводу, что лишение свободы заявительницы на срок примерно 9 часов 10 минут было незаконным и произвольным. Соответственно, было установлено нарушение статьи 5§1 Европейской Конвенции по правам человека.

Что касается вторжения полиции в дом заявительницы 19 ноября 2010 г. в нарушение права на уважение частной и семейной жизни, ЕСПЧ согласился, что для этого у полиции не было законного основания, например, судебного решения. «В этой связи, Суд считает необходимым подчеркнуть, что практика насильственного выселения частного лица из его или ее дома силой полиции без какого-либо законного основания несовместимо с верховенством закона в демократическом обществе». Соответственно, Евросуд пришел к выводу о нарушении статьи 8§2 Конвенции.

В отношении нарушения имущественных прав Халыковой, ЕСПЧ отметил, что распоряжение БГИВ от 24 сентября 2008 г. не давало этому органу законного основания о конфискации частной собственности, тем более в здании, признанном памятником архитектуры. Ранее к похожему выводу Евросуд пришел в деле «Ахвердиев против Азербайджана» (№76254/11, 29 января 2015).

Суд счел важным, что договор купли-продажи квартиры с Р.Кязымовым был заключен через 2 месяца после сноса дома. Хотя Кязымов и действовал как частное лицо, но был уполномочен БГИВ заключать договоры с жителя на основании распоряжения от 24 сентября 2008 г. «В любом случае, Суд повторяет, что согласие или попустительство властей… действиям частных лиц, которые нарушают конвенционные права других лиц в их юрисдикции, может повлечь ответственность страны по Конвенции». Как результат, ЕСПЧ констатировал нарушение статьи 1 Протокола №1 к Конвенции.

ЕСПЧ не посчитал необходимым исследовать отдельно от этих вопросов, были ли справедливыми судебные процессы по жалобам Халыковой (то есть ее жалобы по статьям 6 и 13 Конвенции). Также ЕСПЧ отклонил жалобу на жестокое обращение (ст.3 Конвенции).

Заявительница и правительство разошлись в оценке стоимости квартиры. Обе стороны представили заключения экспертов, согласно которым стоимость 1 кв.м площади в ее квартире составляла соответственно 2.500 и 1.450 манат, а цена квартиры 71.000 и 41.325 манат. По мнению властей, предложенная по договору Халыковой цена в 42.750 манат была даже выше рыночной.

Взяв за основу экспертную оценку в 71.000 манат, которая не оспаривалась в национальных судах, и учитывая, что Халыкова уже получила 42.750 манат в 2010 г., с учетом инфляции, ЕСПЧ назначил компенсацию материального ущерба в 45.000 евро. Учитывая, что одно только установление факта нарушения прав Халыковой недостаточно, Евросуд назначил дополнительную компенсацию морального ущерба в 15.000 евро. Еще 2.500 евро заплатят Халыковой за понесенные расходы.

Решение было принято единогласно, и за него проголосовал даже судья от Азербайджана. Через 3 месяца оно вступит в законную силу.

…Какие же выводы могут для себя сделать будущие жалобщики по похожим делам? Жалуясь «всем-всем-всем» на нарушения своих прав, не надо забывать жаловаться и в суд, и проиграв суды, рано считать это концом истории – есть еще Евросуд! Сталкиваясь с бюрократией, необходимо всегда документировать то, что происходит, заказывая экспертизу стоимости имущества, фотографируя и снимая на видео незаконные действия чиновников, получая копии решений, справки, храня чеки. И главное, надо быть по-хорошему настырными.

В решении по делу Халыковой, ЕСПЧ внес существенные разъяснения и в роль полиции при выселениях и в степень законности договоров купли-продажи, заключенных уже после сноса дома. Этот прецедент обязаны принимать во внимание национальные суды согласно постановлению Пленума Верховного Суда от 30 марта 2006 г.

Эльдар Зейналов.

http://minval.az/news/123504956

Интервью на ту же тему:
http://echo.az/article.php?aid=91198

Гласность судопроизводства

О ситуации в этой в этой сфере echo.az рассказывает глава Правозащитного центра Азербайджана Эльдар ЗЕЙНАЛОВ

24.10.2015   Н.АЛИЕВ 

- В рамках реформы правосудия в Грузии, все получили право, посещать судебные процессы. Отныне и в европейском обществе и в Грузии, правосудие не осуществляется тайно. А какова ситуация в Азербайджане и надо ли нам что-то менять?

- Согласно нашему Уголовно-процессуальному кодексу (УПК), правосудие по уголовным делам во всех судах осуществляется гласно, за исключением случаев охраны государственных, профессиональных и коммерческих тайн, а также личных и семейных тайн граждан (статья 27 УПК).

Эта формулировка вполне соответствует статье 6 Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ), которая гарантирует "публичное рассмотрение" дела, причем "судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности... а также когда того требуют интересы несовершеннолетних, или для защиты частной жизни или ... при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия".

Следует отметить, что эта тема достаточно хорошо разработана в практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и затронута в более чем 40 постановлениях ЕСПЧ против Азербайджана. С марта 2006 г. Пленум Верховного суда обязал суды вы сших инстанций принимать во внимание эти прецеденты.

Так что на сегодня основная проблема - не в законодательстве, а в практике судопроизводства. Например, одна из главных проблем - это организация допуска журналистов и публики на формально "открытый" судебный процесс.

Например, при проведении "открытого" судебного процесса в тюрьме, которая является режимным объектом, "человек с улицы" не имеет шанса попасть на заседание, так как допуском в тюрьму ведает ее администрация, и пропуск получают только те люди, список которых заранее представляется в тюрьму судьей (например, стороны уголовного процесса, близкие родственники или журналисты, заранее обратившиеся к судье с просьбой об участии).

По этой причине ЕСПЧ в свое время нашел нарушение ст.6 Конвенции в одном из дел против Азербайджана: заявителя судили в зале клуба в Гобустанской тюрьме, к тюрьме не ходил общественный транспорт и внутрь пускали только по пропускам.

Примерно та же ситуация и с Бакинским Апелляционным судом (БАС) и Верховным судом (ВС), где на входе надо предъявить повестку в суд, которую дают только сторонам процесса.

В результате друзья, правозащитники, журналисты, приходящие на официально "открытый" процесс, остаются за дверями контрольно-пропускного пункта суда. Конституционный суд (КС) вообще, по всей видимости, закрыт для публики.

Проблемой в контексте гласности судопроизводства часто является размер зала заседаний. Маленький зал, к тому же заранее набитый на половину разного рода дежурной публикой - это тоже фактически закрытый суд.

В период СССР имевшие общественный резонанс суды могли проводить в больших помещениях вне суда (например, клубах). Скажем, Мирджафара Багирова судили в здании нынешнего Дворца им. Шахрияра.

В наше время ходатайства провести суд в большем помещении неизменно отклоняются, и места в маленьких залах хватает не всем желающим. Такого рода инциденты тоже поднимают вопросы о степени гласности судебных заседаний.

В проблему превратилась аудио- и видеозапись судебного процесса и фотосъемка, даже если стороны согласны со съемкой и не протестуют против этого. В результате, очень сложно оспорить ошибки в протоколе заседания, оживить новости вставками из судебных прений.

Помню, как в 1990-х разбиралось дело, обвиняемый по которому заявил о применении к нему пыток. Судья вызвал на заседание предполагаемых истязателей. Те стали очень эмоционально отрицать обвинение в применении пыток. Слово за слово, и вот уже один из офицеров прямо перед глазами судьи напал с кулаками на адвоката. Кажется, одно это должно было убедить судью, что такой человек в принципе способен применить насилие, тем более вдали от чужих глаз и против находящегося в его полной власти заключенного. Но судья отклонил ходатайство защиты об исключении из числа доказательств полученных этим офицером признаний, от которых подсудимый отказался.

Через присутствовавших на суде журналистов история попала в прессу. В ответ судья накинулся на журналистов с угрозами привлечь к ответственности уже журналистов - за клевету, так как ничего из описанного якобы не было. В таких спорных случаях видеосъемка процесса была бы весьма полезной.

Могут, конечно, заметить в этой связи, что в США вообще запрещена фото- и видеосъемка любых судебных процессов. Мотивируется это тем, что в объектив могут попасть свидетели или другие участники процесса.

Появилась даже профессия судебного рисовальщика. Говорят, что запрет связан со случаем в Великобритании в 1884 г., когда на суд зашел джентльмен в шляпе, постоял недолго и ушел. Оказалось, что это был репортер, спрятавший в шляпу фотоаппарат и затем опубликовавший сенсационные фотографии. После этого появился запрет на фотосъемки, а видеосъемки в Великобритании разрешили лишь в 2012 г., и то только во время финальной речи судьи, когда он подводит итог процесса, а также во время вынесения приговора.

Но обосновывать такими специфическими прецедентами запреты на фото и видео в азербайджанских судах после десятилетий открытости будет сложно.

Еще один аспект открытости суда - публикация графика рассмотрения дел. Понятно, что адвокаты и родственники знают о дате судебного заседания, но как быть обычному журналисту или любопытному с улицы?

В том же БАС и ВС можно ознакомиться со списком рассматриваемых дел не только в самом здании суда, но и на вебсайте. Но районные суды в этом плане менее аккуратны, у многих этот график на сайте не публикуется. Нет списка назначенных к рассмотрению дел и у КС.

Открытость суда выражается также и в общедоступности принимаемых им решений. В интернете можно найти решения по рассмотренным делам ВС и КС. Но не решения, принятые судами первой инстанции и апелляционными судами.

Молчу о том, что для поисковой системы надо знать номер уголовного дела. Я лично не мог найти на сайте БАС и Бакинского Суда по тяжким преступлениям тексты решений по делам своих осужденных коллег-правозащитников, хотя знал дату решения, суд, их принявший, и даже имена судей.

Это странно, потому что решения набираются на компьютере, а опубликовать готовый файл на сайте - дело нескольких минут. В результате журналист, взявшийся написать статью о каком- нибудь резонансном деле, должен будет гоняться за адвокатом или родственниками, чтобы получить копию решения, в то время как он бы мог просто выгрузить это решение с сайта суда.

Все это дает солидное основание гражданам Азербайджана для жалоб в ЕСПЧ по статье 6 1 Конвенции. На сегодня в производстве ЕСПЧ находится несколько дел, где достаточно аргументированно поднимается проблема доступа публики на заседание и другие аспекты открытости суда.

Так что в обозримой перспективе ЕСПЧ вернется к этому вопросу, и самое лучшее для властей - не ждать вполне предсказуемого проигрыша дел в Страсбурге, а уже сейчас изучить улучшить положение в этой области.

http://echo.az/article.php?aid=91116