80 лет назад, 17 декабря 1936 г. Кремль решил выселить иранцев из Азербайджана
В ходе Большого Террора 1930-х годов, в СССР преследованиям подвергались не только по классовому и политическому мотивам, но и из-за принадлежности к той или ной этнической группе. Старт «национальным операциям» был дан постановлением Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР «О выселении контрреволюционных элементов из Азербайджана в Иран и отдаленные районы СССР» от 17 декабря 1936 г.
В прошлом веке в Азербайджане нередко модно было встретить иранцев (персов). Кто-то из них приезжал в Баку на заработки, кто-то пас скот по обе стороны границы, у кого-то были родственники в приграничной зоне, а кто-то бежал от преследований иранского правительства.
В рабочей среде Баку и Гянджи иранские иммигранты быстро воспринимали революционные идеи. В 1916 г. группа иранцев основала в Баку социал-демократическую организацию «Адалят» (Справедливость) во главе с Асадуллой Кафар-заде. Среди ее основателей был и Джавад-заде Халкали, позднее известный как Сеид Джафар Пишевари. После Февральской революции 1917 г. организация стала выпускать свою газету «Байраг-и адалет» («Знамя справедливости») на тюркском (азербайджанском) и персидском языках. Вскоре отделения «Адалят» были созданы по всему Южному Кавказу и в Дагестане.
«Адалят» стоял на коммунистических позициях и в 1918 г. сотрудничал с бальшевистской «Бакинской Коммуной». В дальнейшем, 11 февраля 1920 г. года «Адалят» вместе с «Гуммет» и Бакинской организацией РКП(б) основали Азербайджанскую Коммунистическую партию. Часть «адалятовцев» также участвовала в создании Социал-демократической партии Ирана.
Несмотря на это, отношение к ним в СССР было настороженным. Уместно предположить, что на это сильно повлиял крах авантюры под названием «Гилянская Республика».
Едва успев «советизировать» Азербайджан, большевики обратили взгляд на соседний Иран. В апреле 1920 г. в Северном Иране поднимается восстание против шаха, которое возглавил шейх Мохаммед Хиабани. Большевики решают вмешаться, и под предлогом возвращения деникинского флота, уведенного в иранский порт Энзели, 17 мая 1920 г. из Баку выходит Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Фёдора Раскольникова и Серго Орджоникидзе. Красная кавалерия пересекает границу и тоже идет на Энзели. Происходит стычка с белогвардейцами и англичанами.
Мирза Кучук хан с единомышленниками
В г.Решт (остан Гилян) в июне 1920 г. провозглашается Персидская Советская Социалистическая Республика во главе с Мирзой Кучек-ханом, где Пишевари становится комиссаром иностранных дел. С самого начала, представители Советской России принимают в этом проекте самое деятельное участие.
22-24 июня 1920 г. в Энзели под прикрытием советских войск проходит съезд Социал-демократической партии «Адалят», где она переименовывается в Иранскую Коммунистическую партию.
Однако вскоре в Генуе начинаются переговоры о торговом договоре между РСФСР и Великобританией, который фактически означал признание советского правительства Англией. В контексте интересов России, судьба «Гилянской республики» превратилась в разменную монету.
Почтовая марка Гилянской Республики, 1920 г.
Как вспоминал лидер азербайджанских коммунистов Нариман Нариманов, в тот период он получил от тогдашнего наркома иностранных дел Чичерина письмо, «в котором он пишет, что необходимо прекратить всякое содействие персидским революционерам, так как это нам мешает связываться с Англией». Так и было сделано.
26 февраля 1921 г. был заключён советско-иранский договор, согласно которому Персии были переданы все бывшие русские концессии, Учетно-ссудный банк и порт Энзели. Договор также включал обязательство России вывести свои войска к 8 сентября. И уже 16 марта 1921 г. Л.Б.Красин подписал желанный договор.
Справедливости ради надо отметить, что и англичане тоже начали с января 1921 г. отводить свои войска из Северного Ирана. То есть договор для России, Ирана и Англии был выгодным. Но он совершенно не учитывал интересы гилянского правительства.
После ухода большевиков из Решта, Кучек-хан уже 29 сентября организовывает переворот. Начинается гражданская война. Кучек-хан заманивает в ловушку лидеров Иранской компартии во главе с ее генсеком Хайдар-ханом и всех убивает. Воспользовавшись междоусобицей, шахские войска 2 ноября занимают Решт. Мирза Кучек-хан бежит в Талышские горы и там погибает. Авантюра Москвы полностью провалилась…
Такая же история повторится и в 1946 г., когда СССР оставит на произвол судьбы правительство Южного Азербайджана во главе с бывшим «адалятовцем» Пишевари.
Отзвуки событий 1920-21 гг. мы находим в письме лидера азербайджанских коммунистов Наримана Нариманова «К истории нашей революции в окраинах» (май 1924 г.), значительная часть которого была посвящена критике «коммунистической революции Микояна вместе с Султан-заде в Персии» и констатации того, что коммунисты «своими руками убили освободительное движение в Персии, так как нужно было Ллойд Джорджу, потому что так понимали восточную политику некоторые из товарищей».
Согласно Нариманову, его расхождение с москвичами в «персидском вопросе» заключалось в том, что он «утверждал, что необходимо это начать с Востока и тем лишить лакомого куска европейский капитализм, быстро создать безработицу, углубить, усилить кризис в торгово-промышленной жизни Европы», и тем самым подвести Европу к революции. Кремль же хотел добиться безопасности для России «без восточного вопроса, путем пропаганды и сближения с европейским капиталом».
В 1924 г., когда Нариманов писал свое письмо, он еще надеялся на то, что революцию в Иране можно будет вскоре повторить. Он подчеркнул несколько раз, что поэтому нужно готовить «кадры работников для будущей советской власти в Персии».
Но позиция азербайджанских коммунистов неожиданно оказалась противоположной. Назначенный по протекции Москвы первым секретарем АКП(б) Левон Мирзоян «в дискусклубе даже высказался: из рабочих-персов не следует принимать в партию». Секретарь Бакинского комитета партии Саркис Даниэлян «после советизации Азербайджана, выбросил из партии подпольных работников-персов около 500 человек» (в то время как в АКП(б) в то время всего-то было около 6 тыс. членов). Позицию Мирзояна и Саркиса поддерживали и т.н. «левые» (Рухулла Ахундов, Алигейдар Караев и др.), совместными усилиями которых Нариманова выжили из Баку, отправив на повышение в Тифлис.
Скорей всего, рабочие-персы мешали Кремлю тем, что вместо европейской революции, для которой даже российская революция была только вспомогательным эпизодом, мечтали о своей, персидской. Они не могли не критиковать российских коммунистов за бездарную попытку экспорта революции в Гиляне и предательство Иранской Компартии и Гилянской Республики.
Был и другой момент. Если азербайджанские рабочие жили в России, где официально провозглашалось верховенство православия, то рабочие-персы прибыли в Азербайджан из мусульманской страны и были более религиозными. «Левые» коммунисты в Азербайджане с этим считаться не хотели, и это провоцировало конфликты.
Один из таких конфликтов был вызван реквизицией, которую Азербайджанский Ревком провел вскоре после советизации. По словам Нариманова, «об этой реквизиции стали писать персидские и турецкие газеты, указывая, что большевики отбирали туманы (юбки) женщин-мусульманок, передавали их из рук в руки (а это значит обесчестить женщину) и т.д. …Характерно то, что когда узнали серьезные, сознательные рабочие, что ограблены и бедняки, они отказались брать реквизированные вещи».
Другой инцидент был связан с самобичеванием шиитов в день «Ашура» и попыткой перенести на азербайджанскую почву российский опыт жестокого подавления религии и духовенства. Нариманов «категорически был против репрессий… Мы ходили по мечетям и уговаривали темную массу не заниматься самоистязанием на улицах. Был ли результат? Я категорически заявляю, что результат был. В присутствии самого «левого» товарища, Караева, в мечети один очень влиятельный молла стал жестоко критиковать действия тех, кто в эти дни занимается самоистязанием».
Воспользовавшись отъездом Нариманова на Генуэзскую конференцию в 1922 г., левые все же провели в ЦК АКП(б) решение о запрещении шествий во время траурных дней. В результате, в пос. Балаханы близ Баку рабочие-персы «пострадали от пуль красных аскеров во время траурных дней «Шахсей Вахсей», благодаря неумению вести дело сидящих во главе правительства».
Глава правительства Г.Мусабеков «посетил семьи убитых рабочих и, окруженный до крайности раздраженной толпой рабочих, заявил: «Кто это распорядился, я назначу расследование, и виновные будут наказаны...». Виновными Нариманов считал «тех, которые только из-за портфеля хотят распространить идею коммунизма».
Настоящим позором стало то, что рабочие послушались не коммунистического правительства, а персидского дипломата. «В рабоче-крестьянской республике рабочих стал успокаивать и усмирять представитель персидского шаха - консул, который ехидно говорил рабочим: «Что делать? Вы, персидские подданные, находитесь в другом государстве, где законом воспрещается отправление религиозных обрядов ваших. Я прошу Вас расходиться». И рабочие разошлись».
Персидский консул над телами жертв большевиков в Баку в марте 1918 г.
Нариманов не скрывал сочувствия к жертвам этой расправы: «На одном собрании персидских рабочих глава Азербайджанской республики Агамали оглы охарактеризовал [имама] Гусейна как труса, за что рабочие сделали ему свое замечание. Трус не тот, который с семьюдесятью плохо вооруженными людьми выступает против противника, имеющего в десять раз больше силы, но и тот, который, боясь левой группы, скрывает истинное положение дела и тем вводит в заблуждение членов партии; вооружает их против рабочих, истекающих кровью в рабоче-крестьянской республике от пуль красных аскеров».
Те из иранцев, которые были членами компартии, тоже не были покорными. Исследуя тему троцкистов в Азербайджане, я неоднократно сталкивался с именами иранцев (тюрок и персов), которые были арестованы в 1935-36 гг. за оппозицию к Сталину. Мало кто из них пережил репрессии: Мусеиб Аббас оглы Аббасов (расстрелян в лагере 9.10.1937), Алимамед Али оглы Бабаев (умер в лагере 12.03.1938), Азим Гусейн оглы (расстрелян 22.05.1938), Исмаил Салман оглы (умер в лагере 27.06.1937), Рустам Керим оглы Керимов (умер в лагере 27.03.1942), Ахад Исмаил оглы Курбанов (расстрелян в лагере 14.02.1938), Агашахверд Кязимов (расстрелян в лагере 20.12.1937), Агигет Манеф оглы Мамедов (освободился 03.04.1946, отсидев 10 вместо 5 лет), Шир-Мамед Пир-Мамед оглы Мамедов (умер в лагере 27.04.1944, отсидев 7,5 вместо 5 лет).
Поэтому, хотя «иранская операция» и оправдывалась очисткой приграничных и режимных местностей от «неблагонадежных элементов», но от иранцев чистили не только приграничную зону, но и всю республику, и не только нашу. Поводом было то, что многие иранцы сохраняли свое иностранное гражданство и поддерживали связь с Ираном.
Репрессии против иранцев начались с постановления Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР от 17 декабря 1936 г. о выселении ряда лиц из Азербайджана в Иран. Во исполнение этого постановления Народный Комиссариат Внутренних Дел (НКВД) 9 января 1937 г. издал соответствующую директиву №233. К выселению из Баку и пограничной зоны Азербайджана были намечены 2500 иранских поданных и 700 семей «контрреволюционных элементов».
Кроме того, 23 октября 1937 г. вышел приказ НКВД СССР № 00693, которым предписывалось арестовывать всех перебежчиков, независимо от мотивов и обстоятельств перехода их на территорию СССР. После этого специалисты НКВД проверяли, не является ли перебежчик иностранным агентом, и мало кто не признавался.
Иранцев начали выискивать не только у нас, но и по всему СССР. Так, например, начальник Управления НКВД по Тульской области Лебедев докладывал наркому Н.Ежову, что с 1 октября 1937 года по 20 марта 1938 года в этой достаточно удаленной от Ирана области России были арестованы «по иранской линии» 48 человек. В Азербайджане под выселение как «контрреволюционные элементы» попали не только персы и тюрки, но и курды в Нахичевани. В дальнейшем, дошла очередь и до поселившихся в СССР иранских армян.
Так как параллельно шло множество других массовых репрессий, «иранская операция» затянулась. Поэтому 11 декабря 1937 г. все массовые операции, включая «национальные», продлили до 1 января 1938 г.
К этому моменту осложнились отношения СССР с Ираном, что было связано с расширением контактов Ирана с Германией (отсюда – стремление найти среди иранцев немецких шпионов). 3 января 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о закрытии четырех иранских консульств в СССР и всех советских в Иране.
17 января И.Сталин пишет записку наркому Н.Ежову. В числе самых разных вопросов, Сталин не забыл поинтересоваться: «Что сделано по выявлению и аресту всех иранцев в Баку и в Азербайджане?» На этот раз речь шла уже о «всех» - не только о «контрреволюционных», но и о вполне лояльных «элементах». С этого момента операция приобретает массовый характер.
Уже на следующий день в НКВД Азербайджана Борщову была направлена директива Ежова: «Немедленно начните аресты всех иранцев - иранских подданных и иранцев, не имеющих ни советских, ни иностранных паспортов. В первую очередь арестуйте тех, кто подозревается в шпионской, диверсионной, террористической, вредительской или какой-либо другой антисоветской деятельности. Полностью должны быть очищены от указанных категорий транспорт, промысла, города Баку и Кировабад».
19 января вопрос был обсужден в Политбюро ЦК ВКП(б), которое предложило властям Азербайджана немедленно поставить в известность всех жителей приграничных с Ираном районов «об оформлении советского подданства в течение 10 дней в том случае, если эти граждане считают себя подданными Ирана». Тех, кто переходил в советское подданство, переселяли в месячный срок в Казахстан (как ранее курдов из Нахичевани). Те, кто отказывались и желали остаться подданными Ирана, подлежали немедленному выселению в Иран и в случае отказа — аресту.
По окончании этого ультиматума, 29 января Ежов рассылает директиву НКВД №202, в которой предписано с 5 февраля 1938 г. одновременно по всем республикам начать аресты всех подозреваемых в шпионской, вредительской, диверсионной, повстанческой, националистической и другой антисоветской деятельности иранцев и иранских армян (иностранных подданных и советских граждан). В обоснование арестов утверждалось, что английская, германская и японская разведки в своей работе против СССР широко используют иранские каналы: иранские национальные колонии, сектантские общества, группы реэмигрантов, осевших в республиках Средней Азии и Закавказья, а также местные связи эмигрантских кругов среди туркмен, узбеков, казахов и др.
Директива перечисляла широкий круг подозреваемых: перебежчики и политэмигранты, контрабандисты, вожди различных иранских племен, руководители религиозных сект, бывшие басмачи и т.д. Особое внимание обращалось на тщательную «очистку» от подозрительных иранцев пограничных районов, промышленных предприятий, особенно оборонного значения, транспорта, морских портов, армии, флота, войск и органов НКВД.
Предлагалось одновременно с развертыванием операции по арестам, «начать следственную работу с целью полного вскрытия всех очагов и линий шпионско-диверсионной, повстанческой и националистической работы иранцев, обращая особое внимание на раскрытие связей с английской, германской и японской разведками».
31 января Политбюро ЦК ВКП(б) продлило «национальные операции», включая иранскую, до 15 апреля 1938 г. Если до апреля иранцев арестовывали выборочно, то затем началась повальные аресты. Одновременно иранцев массово высылали из страны, даже с членами семей, имевшими советское гражданство.
Решение политбюро ЦК ВКП(б) от 31.01.1938
Так, 14 февраля НКВД особо разъяснил, что «арестованные по операции иранско-подданные, в отношении которых нет серьезных улик антисоветской и шпионской деятельности, будут высылаться за пределы Союза - в Иран». Выезд за границу разрешался семьям высылаемых независимо от гражданства членов семей при их согласии. При этом до отъезда из СССР они имели право распорядиться принадлежащим им в СССР имуществом через находящихся на свободе родственников или через выдачу своим знакомым доверенностей, которые заверялись начальниками тюрем. Этим же разъяснением предписывалось, что для вынесения решения о высылке нужно было представлять на Особое Совещание НКВД альбомы с персональными справками для рассмотрения в «особом» или «альбомном» порядке, который был установлен приказом НКВД СССР №00485 от 11 августа 1937 г.
Кроме того, 23 марта 1938 г. Политбюро приняло постановление об очищении оборонной промышленности от лиц, принадлежащих к «национальностям, в отношении которых проводятся репрессии». А 24 июня 1938 Наркомат Обороны уволил из РККА военнослужащих «национальностей, не представленных на территории СССР».
При этом репрессии до сентября 1938 г. оформлялись в основном Комиссией Наркома Внутренних дел СССР и Прокурора СССР (т.н. «двойками»). Применялся следующий «особый порядок» проведения «национальных операций».
Каждые 10 дней на местах составлялись списки с кратким изложением следственных материалов, характеризующих степень виновности арестованного и рекомендациями к отнесению дела к 1-й или 2-й категории (т.е. расстрел или лишение свободы). Многостраничные списки были подшиты с короткой стороны листа и напоминали альбом. Альбомы направлялись на окончательное утверждение в «двойку». Известно, что составлявшие ее Ежов и Вышинский только за один день 29 декабря 1937 г. приговорили к расстрелу 992 человека. После утверждения списков «двойкой» приговор немедленно приводился в исполнение.
К апрелю 1938 г. с иранцами не разобрались. Поэтому постановлением Политбюро от 26 мая 1938 года срок продлили в третий раз - до 1 августа 1938 года. И снова НКВД не уложился.
Наконец, 15 сентября 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) делает последнюю попытку разгрести «авгиевы конюшни» НКВД и принимает решение о создании «особых троек» для рассмотрения накопившихся дел в отношении лиц, арестованных по национальным линиям до 1 августа 1938 года. Дела арестованных после 1 августа рассматривались уже в обычном, судебном порядке, т.е. Военной Коллегией Верховного Суда.
Тройки должны были рассмотреть накопившиеся дела за 2 месяца. По окончанию этого срока, 17 ноября 1938 г. Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором критиковались методы арестов и следствия, и злоупотребления списывались на неких замаскированных врагов.
«Сталинскому наркому» Николаю Ежову выразили недоверие, и 25 ноября его сменил Лаврентий Берия. Уже на следующий день появился приказ от 26 ноября 1938 г., которым были отменены все оперативные приказы и директивы о проведении массовых операций, включая «иранскую». Все следственные дела, находившиеся в производстве, передавались в судебные органы и Особое совещание.
22 декабря 1938 г. директива НКВД СССР признала утратившими силу все приговоры внесудебных органов (тройки, двойка, Особое совещание), если они не были приведены в исполнение или не были объявлены осужденным до 17 ноября.
Отметим, что для «иранской операции» 1938 г. никаких разнарядок, в отличие от предыдущей директивы, не давалось. В результате, число репрессированных значительно превысило первоначально намеченные 2,5 тыс. человек. Помимо административно выселенных в Иран, было осуждено в уголовном порядке 13297 человек, в том числе 2048 - к расстрелу. Поиски шпионов также дали свой результат: почти половина осужденных - 5994 человека, были признаны «иранскими шпионами».
27 декабря по предложению Л.Берии Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о выселении из пределов СССР «всех тех арестованных ирано-подданных, которые являются физически здоровыми», вместе с их семьями. Таким образом, продекларированное «возвращение к нормам социалистической законности» выразилось в депортации оставшихся иранцев одним росчерком пера.
Следует отметить, что репрессии против иностранцев не обошлись без международных протестов. Конечно, в тот период еще не было международного правозащитного движения, да и предшественница ООН – Лига Наций была не очень эффективной. Однако двусторонние и международные договоры у СССР все же были, и к ним прибегали правительства тех стран, граждан которых в 1936-38 гг. записывали в шпионы и диверсанты.
Кроме того, существовали и международные социалистические и коммунистические движения (Социнтерн и Коминтерн), а также созданный высланным за границу Л.Троцким «Четвертый Интернационал». Все они в меру своих сил и возможностей старались отреагировать на аресты в СССР. И в ряде случаев это помогало.
Эффект этой кампании мы видим в постановлениях Политбюро, где периодически всплывали вопросы, связанные с теми или иными конкретными иностранцами, за которых просили. Международное давление приходилось выдерживать Наркомату Иностранных Дел (НКИД), который через Политбюро добился от НКВД обязательства «строгого соблюдения существующих международных соглашений об извещении иностранных посольств, миссий и консульств об арестах через посредство НКИД». Извещения эти должны были посылаться НКИД немедленно после осуществления арестов, а один из заместителей Н.Ежова был назначен ответственным за своевременные ответы на запросы НКИД.
В случае оспаривания иностранного гражданства арестуемых и высылаемых, НКВД был обязан сообщить НКИД точные данные о национальном паспорте, с которым означенные лица приехали в СССР, а также представить копии их заявлений о переходе в советское гражданство и соответствующих постановлений ЦИК или Верховного Совета.
Видимо, в ответ на жалобы высылаемых, НКИД также потребовал от НКВД «предоставлять разумный срок, по согласованию с НКИД, для ликвидации дел» высылаемым иностранным гражданам, «в особенности прожившим долго в СССР, а тем более родившимся здесь».
После ареста Н.Ежова, против него было выдвинуто обвинение, что он излишними репрессиями специально провоцировал недовольство людей (разумеется, в целях переворота по заданию иностранных разведок).
Во всяком случае, допросы арестованного экс-наркома Н.Ежова в августе 1939 г. оставляют впечатление, что он вполне понимал, какой эффект имели его действия: «В результате провокационного проведения этого рода массовых операций нам удалось достигнуть того, что среди населения СССР репрессируемых национальностей мы создали большую тревогу, непонимание, чем вызваны эти репрессии, недовольство советской властью, разговоры о близости войны и сильные эмигрантские настроения… Кроме того, в результате провокационного проведения этих операций было много протестов со стороны правительства Германии, Польши, Персии, Греции и других государств, а в ряде газет Европейских стран появились протестующие статьи».
По словам Ежова, «наиболее энергичные протесты были со стороны Иранского правительства. Оно протестовало против проводимых репрессий персидских подданных, их высылки из СССР в Иран и против конфискации их имущества. Этот вопрос они ставили даже перед дипломатическими представителями других стран с предложением совместного протеста. В Иране было даже создано специальное общество по защите от гонений иранских подданных в СССР, которое по всей стране устраивало денежные сборы в пользу репрессированных в СССР иранцев. Кроме того, в Иране был предпринят ряд ответных репрессий против граждан СССР».
Как бы то ни было, «иранская операция» завершилась. Из не высланных и не расстрелянных иранцев на 1 января 1939 г. в НКВД под арестом содержались всего 1500, из них лишь 711 были иранскими гражданами. Можно считать, что иранцы еще «хорошо» отделались, в сравнении с другими национальными группами (прежде всего, польской), где расстреливали больше половины арестованных.
Никто не знает, чем закончилось для эмигрантов из СССР возвращение в Иран. Пройдет десятилетие, и через иранскую границу переберутся тысячи сторонников Пишевари. СССР и с ними обошелся не ласково. Но это уже другая история.
