пятница, 2 октября 2015 г.

Пятый корпус: "Пресс" (25)

Из книги о смертниках концлагеря Маутхаузен:. «Кормили узников по усмотрению блокфюрера, а часто по несколько дней вовсе оставляли без еды. «Завтрак» состоял из стакана эрзац-кофе, который имел вкус морковного или свекольного отвара, разбавленного водой. В обед тот, кто стоял в строю, имел возможность получить небольшой черпак баланды, сваренной из полугнилого картофеля, кормовой свеклы или брюквы, вечером – кусочек, граммов сто двадцать, «хлеба», испеченного из ржаных отрубей, смешанных с соломенной мукой и отжимками сахарной свеклы.»

В первые три дня после побега заключенные вообще не получили ни куска хлеба, ни глотка кипятка. На четвертый день дали каждому черпак жидкого перлового супа в день и 300 г. черного хлеба на четверых, и это стало суточной нормой питания. Хлеб тоже был с браком, в его середине был какой-то синеватый несъедобный слой. Еще через 2-3 дня стали выдавать раз в день остывший кипяток. Заключенным посоветовали забыть, что такое чай, сигареты, сахар. Называлось это на языке начальства «карцерным режимом», но, в нарушение закона, по которому в карцер (штрафную камеру) помещали не более чем на 15 суток, для смертников это наказание продлилось полгода, пока шло следствие по делу о побеге. Да и самого карцера смертники в глаза не видели, так как условия в нем, по меркам пятого корпуса, были «буржуйские».

На фоне холода, голодания, болезней заключенных, по их выражению, «прессовали». Однажды корпус наполнился множеством тюремщиков, кричавших, что «с сегодняшнего дня начинается основное». Кто-то из них пояснил, что теперь каждый день из корпуса должны выносить по одному трупу. И если заключенные не хотят, чтобы издевались над всеми, пусть приносят себя в жертву добровольно, тогда в этот день бить будут меньше.

Одного заключенного в шесть утра заставляли кукарекать, давая этим команду «подъем». При отказе кукарекать, т.е. признавать себя петухом, в ход пускались дубинки. Так беднягу и забили до смерти.

Вместо утренней поверки начинался уже описанный выше «пресс». Как вспоминал свидетель-смертник, «надзиратели по очереди открывали камеры, выводили заключенных с поднятыми руками, ставили лицом к стене и били до тех пор, пока человек бездыханным не падал на пол. Беззащитных зеков избивали при помощи полицейских дубинок, деревянных палок и ручек от лопат, кусков многожильного электрического кабеля, либо же просто руками и ногами. Двое надзирателей держали заключенного за руки, двое за ноги, чтобы он не мог дергаться. Остальные подвергали заключенного неописуемым страданиям, которых я не видел ни в одном кинофильме и не читал в романах. Волосы вставали дыбом от криков и стонов. Потерявших сознание уволакивали обратно в камеру. Помню, как-то раз, когда меня волокли в камеру, в коридоре остались мои резиновые тапочки. Их выбросили, и мне пришлось ходить по бетонному полу босиком.

Рисунок бывшего смертника

Тех, кто молил о медицинской помощи, забивали насмерть. Старшина Кахин (имя изменено) в таких случаях демонстративно громко звонил по телефону «прессовщикам» и говорил: «Передайте доктору Мамеду, чтобы он пришел с помощниками, а то у нас здесь есть нуждающийся больной!» Тотчас приходили «прессовщики» во главе с Мамедом и издевались над больным. А врачи как будто забыли дорогу в пятый корпус». И такое повторялось каждый день.

Вина заключенных «пятого корпуса» перед надзирателями заключалась в том, что они якобы знали, что готовится подкоп, и не донесли. Доставалось всем, но особенно тем, на кого было конкретное подозрение.

Например, подельником «побегушника» Эльхана был некий Физули из камеры №125, также приговоренный к смертной казни весной 1994 г. Вместе они убили русского офицера и его жену, чтобы достать деньги и оружие. Эльхан воевал в Карабахе и ненавидел русских военных из-за стычек с русскими наемниками на фронте. Надзиратели считали, что Эльхан не мог не поставить дружка в известность о своих планах. Из-за этого, пока Эльхан «бегал», его подельника так зверски избивали, что в конце концов он заболел и умер. 

Перепало и заключенным из камеры №132 – ведь прямо за смежной стенкой с камерой №131 долбили бетон, копали землю, таскали в мешках грунт, а те не донесли. 

Несмотря на преклонный возраст (72 года), досталось даже корпусному «аксакалу» Кямалу-киши из камеры №128, который, по мнению надзирателей, обязательно должен был знать о побеге в силу своего авторитета. К тому же в день побега он усиленно просился на прием к начальнику, но тот из-за занятости не мог его принять, а с заместителем старик разговаривать не хотел. Отсюда был сделан вывод, что он якобы что-то знал и хотел «сдать» организаторов побега. За это старика-«божьего одуванчика» хоть и не избивали, но всячески надсмехались и запугивали, хотя тот всячески отрицал свою осведомленность. Бедняга умер примерно 1 ноября 1994 г., через месяц после побега, став первой жертвой «пресса». Говорят, что он умер в коридоре во время «пресса».

Объясняя причину этой и подобных «естественных» смертей, один из смертников привел в качестве параллели эксперимент с овцой, которую держали в клетке с достаточным количеством еды и питья, но в условиях, когда овца видела находившихся рядом волков. Те не могли тронуть овцу – мешала клетка, но животное все равно постоянно находилось в состоянии стресса и даже убавило в весе. Федя был убежден, например, что старика свел со света страх расстрела, другие считают, что на старика негативно подействовали массовые избиения заключенных. 

Надзиратели беспокоили дух старика еще некоторое время после его смерти, со смехом заявляя во время побоев тому или иному «конченому» заключенному, что «Кямал-киши с того света прислал тебе «ксиву» (письмо), что у них там «голяк» (отсутствие необходимого), и просил тебя срочно к нему прийти, принести «грев» (передачу)».

Почти одновременно с Кямалом-киши жертвой «пресса» стал «Лёха» - некий Алексей Сычёв, который ввиду болезни до побега был переведен в «шестой корпус» («малолетку»). Там одно время после поимки содержались «побегушники», а также больные и армяне. Его вернули в «пятый корпус» уже в предсмертном состоянии.

Под шумок надзиратели сводили счеты и с «беспредельщиками». В период вседозволенности до побега некоторые из «беспредельщиков» позволяли себе даже поднимать руку на надзирателей, оскорблять их словесно, швыряться в них различными предметами. Те до поры терпели, получая от уголовников солидную «прибавку» к своему мизерному жалованию. Сейчас же, когда у надзора были развязаны руки, они с удовольствием припоминали им былые обиды. Выше уже упоминался случай с С. 

Систематических избиений (но не избиений вообще) избежали лишь некоторые заключенные, например, «бедолага» Фируддин, бывший шофером банды «Курбаши Гурбанали» и умерший «своей» смертью (от туберкулеза), бывший «общак» Рамиз (имя изменено), имевший родственника среди сотрудников тюрьмы, бывший «мент» А., знавший законы и умевший достойно ответить, авторитетный уголовник Д., у которого был хорошо подвешен язык. Они, в отличие от других уголовников, и в лучшие времена всегда придерживались уважительных отношений с персоналом и избегали лишних конфликтов. Правда, если того же Рамиза, который временами выступал против произвола надзирателей, все-таки били, то уж «капитально». Он мужественно переносил побои, но потом не мог встать с нар несколько дней. А встав, однажды предупредил мучителей, что за его смерть «братва» на воле рассчитается с мучителями. Подействовало!

Каждый день в корпусе были слышны душераздирающие крики избиваемых людей. Мало того, рассказывают, что изобретательному Кахину в пору кошачьих свадеб в декабре-январе пришло в голову подманить кошек валерьянкой (ее запах даже чувствовался в некоторых камерах) или чем-то еще прямо под окна корпуса. Возможно, правда, что в тюрьме завели новых кошек, т.к. в тот период крысы неимоверно расплодились и обнаглели до такой степени, что ежедневно пытались залезть внутрь камер через «север» (туалет)... Ночью, дрожа от холода, узники не могли спать от ужасных кошачьих воплей («настоящий ад», по выражению одного из свидетелей). То ли зекам устроили еще одну пытку, то ли хотели замаскировать крики заключенных. Временами дикие кошачьи крики во время ночной смены обманывали и пугали даже самых бывалых надзирателей.

Отсюда у смертников-армян сложилось суеверие, что если кошки мяукают, то кто-то обязательно умрет. А крики ворон, наоборот, предвещали им что-то хорошее – посылку или письмо. Не-армянам же ничего позитивного не светило...

Были, правда, и приятные для слуха звуки. Например, осенью и весной на рассвете где-то внутри тюрьмы пела какая-то птичка. Сладкий голос ее, отражаясь вдоль высокого тюремного забора, проникал сквозь оконные решетки и вселял заключенным надежду, напоминал о том, что вот и еще один сезон прожит.

А в 9-этажном доме напротив, в любое время года, в теплую и безветренную погоду, вечером выходил на балкон и пел мальчик лет 7-8 (судя по голосу). Он пел самые простые песни, из которых порой знал всего 1-2 куплета. Это бесхитростное пение, по воспоминаниям смертников, очень помогало: «Вы представляете? Ясно слышать мальчика, поющего в нескольких метрах от себя, и осознавать, что ты заживо погребен в могилу. Лично я благодаря ему вспоминал, что я еще живой человек, что я могу еще и выжить, выбраться из этой бетонной могилы, из этого фашистского концлагеря. Этот мальчик, маленький певун, для нас был для нас в тысячу раз ценнее, чем Лучиано Паваротти для «Ла Скалы». Знал бы этот мальчик, что его, затаив дыхание, слушают десятки обреченных на смерть людей! Я дал себе обещание, что если мне повезет и я выживу, выйду на свободу – прийти к этой 9-этажке, разузнать про этого мальчика, найти его и, пожав руку, сказать ему огромное спасибо».

Та самая 9-этажка за тюремной стеной...

...На зависть всем, армян из камеры №126 вообще не били. Они к этому моменту уже несколько месяцев посещались Красным Крестом и, соответственно, были хорошо накормлены и имели теплую одежду. Мало того, что надзиратели их хвалили и угощали сигаретами – были случаи, когда им даже предлагали участвовать в избиениях заключенных-азербайджанцев! Однако те, к их чести, протестовали и отказывались.

При этом надзиратели, собственно, и не скрывали, что целью «пресса» является убийство определенного количества заключенных. Называлась даже конкретная цифра. Мол, «быть может, после смерти 50 заключенных оставшихся простят». 

Один из заключенных, некий Ниязали, когда до него дошла очередь, выкрикнул: «Убейте, сволочи! Убейте меня, что вы мучаете нас каждый день?» На это один из палачей «пресс-группы» совершенно искренне возмутился: «Ах ты, сволочь! А мы что делаем?.. Нам же поручили убивать вас – но гуманно, без пули и крови». Смертникам ежедневно внушали: «Вас прислали сюда с расстрельным приговором. Вы сюда пришли умереть. Но мы вас не расстреливаем, а убиваем таким вот образом».

И действительно, несмотря на усилившийся поток осужденных к расстрелу, почти год после побега количество заключенных почти не менялось, колеблясь в пределах 60-70 человек. Так что вполне обосновано мнение одного из смертников, что расправа была намеренной акцией, направленной на уменьшение количества заключенных: «Бесчисленное количество несправедливых приговоров, усилило поток осужденных в пятый корпус, где вскоре уже не было и стоячих мест. В Гобустане же корпус для пожизненно осужденных еще не был достроен. И поэтому руководство тюрьмы выбрало единственный путь высвобождения корпуса - прибегнув к массовому уничтожению осужденных. По-моему, такую большую ответственность руководство тюрьмы не могло взять на себя самовольно. Обязательно кто-то из высшей инстанции дал добро на эти зверства. Потому, что скрыть десятки трупов убитых осужденных без ведома высших инстанций невозможно. Мне кажется, что это истина и неопровержимый факт. Не привлечение виновных в массовом уничтожении осужденных в 1994-1998 гг. в пятом корпусе к уголовной ответственности доказывает лишь то, что высшим инстанциям все было хорошо известно».


«СОБАЧЬЯ ПАДАЛЬ»

Из воспоминаний о царской каторге XIX века: «Силы быстро таяли. Когда узник уже не мог дойти до двери, чтобы через форточку взять миску с едой, ее ставили на пол у двери, и больной ослабевший человек был принужден ползти каждый раз по полу, как собака, к своей пище». 

«Подох», «собачья падаль» (аз. «леш») - такими словами обычно описывают пережившие «пресс» смертники человеческую кончину в «корпусе смерти». И действительно, в этом месте человеческая жизнь полностью обесценилась, сравнявшись с собачьей. Причем иногда даже буквально – некоторых заключенных заставляли бегать на четвереньках, лаять и кусаться..

В один период «операции пресс» нормой был один покойник в смену. Однако были дни, когда из корпуса выносили и по 2-3 трупа. Так, однажды в корпусе три дня не было смертных случаев. Рассказывают, что замначальника Ш., встретив выходившую из корпуса «пресс-группу» во главе с Мамедом, спросил о «достижениях», разозлился и упрекнул надзирателей: «Плохо бьете! Почему три дня нет покойников?» Он вынудил «прессовщиков» вернуться и начать пытки заново. В тот день они успокоились, лишь выдав трехдневный «план» (два трупа из камеры №133, один из камеры №127) и со смехом отрапортовав об этом Ш. 

«Контролеры с радостью извещали по телефону руководство о случаях смерти, и гордились тем, что в их смену умер еще один человек»,- с болью вспоминал свидетель тех дней. Под Новый Год, 31 декабря 1994 г. «прессовщики» объявили, что заключенным полагается «подарок от Деда Мороза». После этого истязатели обошли камеры и, спросив каждого о его возрасте, отвесили равное возрасту количество ударов дубинкой.

«Карцерный режим», помимо ужесточения режима, предполагал штрафную (половинную) норму питания. Голод был фоном для прочих издевательств и средством истощения ресурсов организма. 

Институт исследования Холокоста «Массуа» так писал о времени нацизма: «Голод в концлагерях был обдуманной и преднамеренной политикой немцев; целью ее было ослабить заключенного, подавить его морально и физически - с тем, чтобы исключить для него всякую мысль о возможном сопротивлении. Велика сила голода: мысли о пище завладевают помыслами человека и вытесняют все остальные желания, кроме одного - утолить голод. Поиски еды становились почти единственной целью заключенного, определяя все его действия в течение суток. Крайне истощенный от голода, похожий на скелет, человек становился апатичным и равнодушным ко всему окружающему, в том числе к самому себе... 

С физиологической точки зрения голод оказывает на организм человека следующее действие: вначале он резко теряет в весе, поскольку прежде всего истощаются запасы жировой ткани. Одновременно с этим происходит определенное приспособление организма к малым порциям пищи, которую он получает. Оно выражается в замедлении обмена веществ в клетках организма, в результате чего сокращается также и расход ими энергии. Однако расход энергии не уменьшается больше чем на 20% (максимально он может снизиться на 50%). С точки зрения питательной ценности такая пища переставала поставлять организму жизненно необходимые ему пищевые элементы - белки, витамины, углеводы и жиры. В результате истощалась мускульная ткань, а также ослаблялся скелет, поскольку кости теряли кальций. Когда в организме больше не остается белка, человек находится на грани смерти».

Уже имевшие тюремный опыт заключенные советовали своим менее опытным товарищам не есть хлеб до вечера: «В дневное время можно продержаться за счет баланды. А вот вечером становится холодно, и тогда надо съесть свой кусочек хлеба – и желудок обманешь, и теплее станет». 300-граммовую буханку хлеба делили алюминиевой ложкой на железном столе. По традиции, после раздела хлеба на четверых, занимавшийся этим заключенный имел «привилегию» собрать со стола и съесть мелкие крошки хлеба. Поэтому каждый старался попасть в «хлеборезы».

Черный липкий кусочек хлеба вызывал вожделенные желания. Ввиду того, что кормили только утром, некоторые съедали мякиш хлеба в обеденное время, устраивая себе «обед», а корки – вечером, в «ужин». Один из бывших смертников вспоминал такую сцену: «В то время как мы откладывали на вечер хлебные корки, наш товарищ Э. уже не мог терпеть и съедал весь кусок утром. Однажды вечером, когда мы начали облизывать отложенный хлеб, Э. не выдержал и, закрыв лицо руками, чтобы не видеть этого, расплакался и попросил нас не оставлять хлеб, а то у него не осталось сил на это смотреть. В этот момент у нас у всех были глаза, полные слез. Каждый отломил от своих запасов по кусочку и поделился с ним. А ведь он был нас старше всех!» Однажды он все-таки не выдержал и, схватив со стола все 4 куска хлеба, моментально их сожрал, после чего бросился к двери, крича, что «пусть теперь с ним делают, что хотят, даже убьют!» Потом, осознав, что сделал, заключенный сполз на пол и заплакал. С того времени сокамерники стали прятать от него хлеб в одежде.


Блокадный паек - примерно столько давали и смертникам во время "пресса"

Я расспросил по этому поводу выжившего узника блока смертников нацистского концлагеря Маутхаузен Михаила Рыбчинского. Немцы кормили их нерегулярно, причем по уменьшенной, штрафной норме, иногда не кормили по 2-3 дня. В том числе выдавался и кусочек хлеба весом в 120 г (чуть ли не в 2 раза больше, чем нашим смертникам во время «пресса»). «Я предпочитал съедать его сразу»,- признался бывший концлагерник.- «Это было лучше и полезнее для желудка, чем знать о том, что у тебя в кармане есть хлеб, весь день думать об этом и исходить слюной»...

Вечно голодный заключенный «Сары» Асим из камеры №120, прозванный за это «кишкой», как-то раз, не выдержав, повалился в ноги замначальника Магомеда, умоляя дать ему огрызки хлеба из столовой: «Еще разок набью живот и помру!» И действительно, помер через пару дней, так и не наевшись. 

Один из бывших смертников, бывший свидетелем многих смертей, сделал такое наблюдение. Как ребенок в утробе побуждает беременную женщину поесть что-то особенное, так и перед смертью человек, как когда-то в материнском чреве, тоже испытывает какое-либо такое же жгучее желание. В случае умственного расстройства это желание принимает иногда отвратительные формы.

Некий смертник, еще до «пресса» заболевший букетом болезней, в том числе, видимо, туберкулезом и циррозом печени, под конец сошел с ума. Умирал долго, и под конец, ослабев, говорят, выплевывал свои заразные мокроты с кусочками легких в обеденную миску и пытался их сварить и съесть.

У Виктора Голованчева, умершего вечером 9 января 1995 г. в камере №125, от избиений отказали печень и почки. Он неимоверно, многократно распух, и внутренние органы сдавили его дыхательные пути. Умирал 20-25 дней, и последние пару дней агонизировал, задыхаясь. Перед смертью у него появилось странное, навязчивое желание выпить хотя бы один глоток «Пепси-колы» или «Кока-колы». Его желание почти исполнилось: в день, когда из камеры вынесли его труп, к его сокамернику пришли на «левое» свидание, принеся, помимо прочего, и «Пепси-колу».

Уже упоминавшийся Ниязали из Газахского района, севший за убийство своей бывшей жены, умирал в 1995 г. в печально известной камере №133. Перед смертью ему хотелось кусочка сахара. Он подполз к туалетному «очку» и стал копаться в дерьме руками. На вопрос, что он там ищет, он ответил: «Сахар ищу, сюда упал кусочек сахара. Если съем кусочек сахара, то смогу спокойно умереть». Ни одного кусочка сахара в то время не то что в камере №133, но и во всем корпусе не было...

«В моей камере умер товарищ, умоляя о ложке сахарного песка или кусочке сахара. Даже сейчас, годы спустя, когда я беру кусочек сахара из сахарницы, я вспоминаю его мольбы, и тогда этот сахар для меня превращается в горькую отраву»,- вспоминает один из бывших смертников.

Сахар начали снова давать лишь в марте 1995 г., когда многие заключенные уже не могли от голода и постоянных избиений самостоятельно выходить из своих камер и передвигались, держась за стенку. 

О дезинфекции, бане, даже кусочке мыла просить было бесполезно и опасно. В результате грязная одежда, постель, одежда, борода кишели множеством вшей, которых просто не было уже сил давить. Каждый раз, при расчесывании бороды, в ладонях оставалось 10-15 крупных вшей. Они сыпались и при еде в баланду, лезли в рот. Причем и вши тоже были какие-то крупные и черного цвета. Тела были покрыты язвами. 


Один из заключенных, гянджинец Джейхун из камеры №124, как рассказывают, в феврале 1995 г. уже не выходил из камеры на поверку даже под страхом избиений. «Прессовщик» Мамед и старшина Кахин, войдя в камеру, избили его, но потом вышли в коридор ни с чем, говоря между собой: «Э, да он уже готовый!» Бедняга лежал на постели на правом боку, и именно с этого бока вши его буквально заели, оголив ребра – он этого уже не чувствовал! Впоследствии он даже не разрешал себя трогать, чтобы сходить в туалет, плакал и говорил, что если его пошевелят, то он умрет. Он действительно скончался 8 марта 1995 г., перед смертью спрашивая, где его жена Айбениз, с которой он поженился незадолго до ареста. 

К тому времени вид у иных заключенных был настолько отвратительный, что надзиратели даже брезговали бить их с близкого расстояния. Они падали уже сами, от слабости. Кишащие вшами бороды отросли до груди. При виде «доходяг», где-то в конце марта, наконец, проняло даже замначальника Магомеда, который часто появлялся во время избиений, попивая чай из стакана. Он проворчал надзирателям, что заключенные уже не держатся на ногах: «Так, глядишь, через день-другой придется их выносить из камеры на носилках!» В тот же день по его распоряжению в корпусе раздали два килограмма кускового сахара – по кусочку на каждого заключенного, и немного сигарет «Астра». Злосчастный кусочек ели, облизывая, в слезах, с диким аппетитом. Сигареты, как драгоценность, жадно припрятывали на груди - их не выдавали все время «пресса», что было особенно мучительно для заядлых курильщиков.

Ветераны вспоминают, что в период «пресса» один из таких курильщиков - Эйнулла из камеры №124, свалившись на пол во время избиения, неожиданно заметил на полу «бычок» - брошенный надзирателем окурок сигареты. Страдавший от недостатка курева, он вмиг забыл о сыпавшихся на него ударах, и протянул руку за «бычком». Заметив это, «прессовщик» Мамед разозлился, стал бить его по правой руке и практически вывел ее из строя. Заключенный, можно сказать, потерял руку за один окурок. Зная, что курильщики страдают от отсутствия табака, садист Кахин специально после того, как заканчивался пресс, выпускал в «глазок» закрытой камеры сигаретный дым. 

Кстати, один из выживших смертников вспоминал, что после памятной раздачи сигарет, он оставил себе маленький «бычок» и спустя 2-3 дня хотел зажечь его о лампу (они были спрятаны в зарешеченной нише над дверью). Протянув руку к лампе, он вдруг упал от головокружения. Однако и этого короткого момента было достаточно, чтобы через глазок его подозрительные действия заметил надзиратель. На следующий день, при очередном избиении, бедняге устроили допрос с пристрастием, куда и зачем он тянулся. Получив ответ, приставили его лицом к стенке и сильно ударили по затылку. Получился двойной удар – кулаком по затылку, лбом о стенку. Бедняга очнулся лишь через много часов…

Для осуществления своих планов Кахин создал из своих подручных специальную команду «прессовщиков». Они физически «обрабатывали» того или иного заключенного, на которого указывал этот «маленький Чикатило», и наносили несчастному несовместимые с жизнью травмы либо же отбивали жизненно важные органы. После этого подкрадывалась тяжелая болезнь, которая довершала начатое дело. Излишне говорить, что в таких случаях причины смерти фальсифицировались администрацией и «врачами».

Практически все свидетели тех дней из числа заключенных утверждают, что убийствами заключенных занималась специально подобранная команда садистов – т.н. «прессовщики». По их словам, в нее входили контролеры Мамед (из поселка Мардакян), Эльчин, Огтай, Ханлар, которые задавали тон и были кем-то прозваны «гоп-квартетом» и «пресс-группой». К расправам подключались надзиратели Надир, Ислам (из Сальян), Бахадур (из Шуши), Нариман, тот же старшина Кахин и др. Говорят, что самым первым руководителем «пресс-группы» был один из замначальников, М. или Ш., затем его сменил Кахин. Некоторые из офицеров, служивших в других корпусах (от старшего лейтенанта до подполковника), тоже специально приходили в корпус во время «шмона», чтобы «прессовать». Работа «пресс-группы» находилась под контролем нового начальника тюрьмы, а также дежурных помощников начальника.

«Кровопийцы» из команды Кахина позднее исчезли из «пятого корпуса». Видимо, выполнили свою задачу…

Человеческого в «прессовщиках» было мало. Для Эльчина, например, смертники-армяне (которых, напомню, в тот период уже не били) долго не могли найти подходящей характеристики, остановившись на определениях «убийца» и «не человек». Неармянин-смертник согласился с этим, назвав его «конченым подонком». Мамеду зеки дали кличку «Каратист-прогульщик» за то, что он, хорошо зная анатомию человека, мог убить человека одним сильным ударом. Он отбивал ему жизненно важные органы, после чего живот раздувался, и через пару дней человек умирал. 

Одного из заключенных, пожилого Абузара из Локбатана, очень маленького ростом и прозванного за это «Меймун» (обезьяна), рассказывают, убили прямо в коридоре, сунув в задний проход не то дубинку, не то еще какой-то предмет. После этого заключенного подняли и ударили о землю, громогласно объявив под издевательский хохот, что дубинка, мол, дошла до горла. Бедняга издал только один сдавленный крик и смолк навеки.

Кахин был очень внимателен к свой особой «группе». После каждой успешной операции он поил и кормил ее, а иногда и материально поощрял. Из каких средств – своей скромной старшинской зарплаты или же гонорара за выполнение «заказа» на убийство?

Помимо убийств, участились и самоубийства. Тот же Эйнулла из камеры №124, не выдержав издевательств, повесился 24 мая 1995 г. Он мучался от вшей, антисанитарии, болезней, ослабел от дизентерии, и вставал с нар только во время утренних поверок. Чтобы положить конец своим мучениям, он сделал удавку из майки, закрепил ее на верхнем ярусе нар и ночью повесился в сидячем (!) положении на нижних нарах. На тех же нарах в это время спал еще один заключенный. 

Ночью же сокамерники обнаружили смерть Эйнуллы и подняли шум. Надзиратель заглянул в глазок, увидел мертвеца с вывалившимся языком и заявил: «Ну, умер и умер, пусть идет в ад. Вас же сюда и так умирать прислали, так что и вы тоже готовьтесь. А был бы у вас ум, сделали бы то же самое!» Пришел депенка, тоже заглянул в глазок и решил, что «покойника нужно вынуть из петли и уложить в камере, а утром вынесете в коридор». Ночь сокамерники провели с мертвецом.



Способ повешения сидя (в концлагере Маутхаузен). Внизу - камера №124.

Пришедшему на следующий день эксперту они заявили, что Эйнулла лег спать и не проснулся. Однако дня через 3 эксперт «раскопал», что покойник был повешен. На это замначальника Магомед предупредил сокамерников Эйнуллы: «Ничего, эксперт наш человек. Расскажите ему, как дело было, но не говорите, что он умер от пыток, а просто, что он не хотел жить. Если что-то скажете про пытки, тогда сами готовьтесь к смерти». Так и сказали, как их научили.

Заключенных камеры, где кто-либо умирал от издевательств, обычно перед очередным утренним избиением спрашивали: «А где такой-то?» И получив ответ, что он «упокоился», били, поучая: «Говорите, что он отправился в ад!» То же самое, пиная труп и избивая живых, сделали и с камерой Эйнуллы, причем присутствие трупа не испортило аппетит офицерам Вахиду и Вагифу, которые забавлялись этой картиной, по привычке потягивая чай.

История с Эйнуллой, удачно повесившимся сидя, причем без шума, не разбудив никого из сокамерников, наводит на мимолетную мысль, что его могли и придушить сокамерники (хотя бы за историю со съеденным хлебом), а потом имитировать самоубийство. Но едва ли это можно будет когда-нибудь узнать – камера №124, говорят, дважды вымерла за время «пресса». 

По некоторым подсчетам, количество умерших достигло 45 к сентябрю 1995 г. По другим, этот показатель был достигнут уже к марту. Но цифра «45» четко врезалась в память людей, повествующих об «операции пресс». Причем, как утверждают, 12-13 из них забили до смерти прямо в коридоре во время «шмонов». И это при том, что до начала «пресса» в корпусе было всего 70 заключенных, из которых четверых армян вообще не били. Таким образом, из числа 66 «виновных» в побеге заключенных-азербайджанцев к концу «пресса» было убито две трети!

Трупы должны были находиться в камере (на месте происшествия) до прихода дознавателя. Иногда на это уходил день-полтора, и труп уже вонял. После недолгой процедуры актирования смерти покойников выкидывали в коридор, где они лежали часами. В это время проходившие мимо надзиратели со смехом пинали головы трупов. Некоторым в шутку клали в карман кусок бумаги – мол, «передай записку тем, кто отправился в ад раньше тебя». Надзиратели уподоблялись настоящим маньякам: то приставляли к заду умершего веник, наподобие птичьего хвоста, то капали расплавленным каучуком, то изобретали еще какой-то способ издевательств. 

Помещением, служившим в качестве «морга», несколько месяцев была камера №132, находившаяся через стенку от места побега. Камеры «побегушников» №130 и №131, а заодно и соседнюю №132 решили дополнительно укрепить, наварив на стены сетку из арматуры и оштукатурив ее. Пока шел затянувшийся ремонт, в камере №132 складывали трупы умерших. С ноября 1994 по апрель 1995 г. через этот «морг» прошла примерно половина трупов периода «пресса» (около 25).

Тех, кто умер ночью, оставляли до утра в туалетном помещении корпуса, которое кишмя кишело крысами. Неоднократно заключенные слышали, как надзиратели ночной смены докладывали дежурному помощнику начальника, что «крысы обгрызают покойников». Одному покойнику они полностью съели ухо, другому – нос. Крысы вообще обнаглели до такой степени, что временами нагло лазили в камеры через туалетное «очко».

Видя это, в дальнейшем трупы держали в «каптёрке» - камере №117, находившейся тем, где в дальнейшем был устроен проход в построенный после отмены смертной казни прогулочный двор пятого корпуса.

Рассказывали, что у некоторых умерших изо рта вырывали золотые коронки и в таком состоянии выдавали родственникам. Например, в этой связи упоминают имя умершего «своей» смертью Фируддина. Бывшие смертники утверждают, что сделали это не то хозобслуга, не то служители гражданского морга.

По злой иронии судьбы, в уголовной среде словом «собака» (азерб. «ит») называют именно сотрудников полиции, которые и доводили заключенных до состояния «собачьей падали» (азерб. «ит леши»). Процесс одичания был обоюдным...

Эльдар Зейналов

Продолжение:

Пятый корпус: Заказные убийства (26)
http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/10/26.html

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.