Бакинские троцкисты (6). «Тройка, кто тебя выдумал?»

«Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться…» (Н.Гоголь)

У современного человека слово «тройка» обычно ассоциируется с деловым костюмом или же легендарной повозкой с тремя лошадьми. Но в 1920-30-х годах это слово наводило ужас, будучи синонимом бессудной расправы. 

Тройки существовали еще с начала 1918 г., когда декретом Совнаркома РСФСР органы ВЧК были наделены функцией не только предварительного следствия, но и вынесения приговоров. При ВЧК был создан «особый революционный трибунал» из трех лиц (председатель и два члена), который «в своих суждениях руководствуется исключительно интересами революции и не связан какими-либо формами судопроизводства». В дальнейшем тройки то отменяли, то восстанавливали, придавая им различные полномочия. Неизменной оставалась внесудебная форма их работы и возможность выносить приговоры вплоть до расстрельных. Особенно тройки себя показали при подавлении крестьянских протестов в 1927-33 годах, когда огромное количество крестьян было расстреляно или выслано в Сибирь и Центральную Азию.

В 1934 г. органы государственной безопасности вошли в общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел (НКВД). В связи с этим судебная коллегия и тройки, существовавшие в системе ОГПУ, были ликвидированы. Однако законности в работе НКВД это не прибавило, так как при НКВД СССР сохранялось внесудебное Особое совещание (ОСО).

2 июля 1937 г. Политбюро ЦК Компартии приняло постановление «Об антисоветских элементах», которым было предписано всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников. Планировалось, чтоб наиболее враждебные из них (т.н. первая категория) будут арестованы в первую очередь и расстреляны, а другие (вторая категория) будут высланы. Наказание определяли тройки. В ЦК необходимо было срочно сообщить состав местных троек, а также количество репрессируемых по категориям. 

Тогдашний первый секретарь ЦК Азербайджанской Компартии Мир Джафар Багиров 9 июля отправил в Москву шифротелеграмму, в которой он просил «санкционировать изъятие» 5250 человек, из них первой категории 1500. Наиболее многочисленными группами были уголовники – 2200 человек, или 42% (из них 1-й категории – 500), а также вернувшиеся из ссылки кулаки – 1800 человек, или 34% (500). 

Если в Московской области соотношение кулаки/уголов¬ники составило 1:4, то в других регионах были иные приоритеты. Где-то главной целью репрессий стали бывшие кулаки, где-то были добавлены иные целевые группы. 

Например, в Азербайджане как пограничной республике СССР существовала проблема «закордонных» банд, которые после рейдов на советской территории уходили в Иран. Другим источником головной боли для Советской власти был «политический бандитизм» (движение гачагов), особенно в труднодоступных горных районах, а также сильные антиколхозные настроения. Во многих местах реальным влиянием пользовались муллы и дворянство. 

Поэтому Багиров вышел за пределы собственно «кулацкой операции» и запросил санкцию на пропуск через тройку дел еще 1250 человек, обосновав это «наличием контрреволюционных повстанческих организаций в 16 районах и оживлением 7 действующих бандгрупп»: участников повстанческих и диверсионных групп (600); вернувшихся из лагерей мусаватистов, иттихадистов, дашнаков и духовенства, «снова проявляющих антисоветскую активность» (250); беков, бывших помещиков и кулаков – «антисоветски настроенных, ранее не репрессированных» (250); бандпособников (150). Из этих 1250 человек к первой категории были отнесены 500. В целях «успешной ликвидации действующих внутренних и закордонных бандгрупп» было предложено выселение в лагеря НКВД 150 семей их родственников.

На следующий день Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило как эти цифры, так и состав тройки по Азербайджану. В отличие от прежних троек, составленных лишь из чекистов, в эту вошли нарком внутренних дел Ювельян Сумбатов-Топуридзе, председатель Верховного Суда Теймур Кулиев, и от ЦК АКП(б) Джангир Ахундзаде. Тройка считалась действующей при НКВД, и потому ее председателем был Сумбатов. 

С 16 по 20 июля 1937 г. прошло совещание руководителей центральных и региональных органов НКВД, на котором нарком Ежов и его заместитель Фриновский дали инструкции по планированию и осуществлению «кулацкой операции». Когда все было готово к ее осуществлению, 30 июля 1937 года Ежов подписал знаменитый приказ НКВД СССР № 0447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». 

С 5 августа в Азербайджане начались аресты. При этом 7 августа, видимо, отвечая на запросы с мест, Вышинский дал указание прокурорам республик, краев и областей, что предварительной санкции прокурора на арест в ходе кулацкой операции не требуется. 

Вся операция должна была занять 4 месяца, но руководство всех республик и областей, как будто соревнуясь, просили санкцию на увеличение лимитов репрессируемых. Так, 31 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) разрешило дополнительно расстрелять в Азербайджане 2000, послать в лагеря 1000 человек. С учетом этого, срок операции в Азербайджане был продлен еще на 3 месяца.

Приказ №0047 предусматривал, что «следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке. В процессе следствия должны быть выявлены все преступные связи арестованного. По окончании следствия дело направляется на рассмотрение тройки».

В отношении работы троек приказ упоминал возможность присутствия республиканского, краевого или областного прокурора, если он не входил в состав тройки. Однако полномочий по выдвижению и защите обвинения приказ ему не давал. Приговора как отдельного документа тоже не было – он записывался в протокол заседания, откуда потом делалась выписка для исполнения и приобщения к следственным делам. Тройки, в зависимости от характера материалов и степени социальной опасности арестованного, могли менять категорию репрессируемого с 1-й на 2-ю или наоборот.

Приговоры выносились тройкой в отсутствие сторон и обжалованию не подлежали. При их вынесении, тройка даже не удосуживалась выбрать какую-то конкретную статью обвинения по Уголовному Кодексу и вместо этого использовала литеры. Например, КРА – контрреволюционная агитация, СОЭ – социально опасный элемент, КРТД – контрреволюционная троцкистская деятельность и т.п. 

1937 год отличался от предыдущего периода не только тем, что репрессии в основном возложили на внесудебные органы, но и тем, что разрешили бить подследственных. Можно спорить, является ли подлинной шифрограмма из Москвы от января 1939 г., которая упоминает разрешение ЦК ВКП(б) на «применение мер физического воздействия». Однако в стране, где все было под контролем партии и спецслужб, повсеместное применение пыток не могло быть спонтанным или самодеятельным. 

В упомянутой шифрограмме говорилось: «…Было указано, что физическое воздействие допускается как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков,- следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа…»

О причинах широкого применения пыток практически прямым текстом говорил на совещании руководящего состава НКВД нарком Н.Ежов: «…На 80 или 90% мы заняты не агентурной работой, а следствием. За следствие мы награждаем людей, за следствие мы делаем поощрения, и за следствие охотнее всего у нас берутся… Вообще, у нас нередко говорят, что агентура — это темное дело: «Ну, что я там буду делать с агентом, у следователя дело вернее: расколол, взял показания и кончено»… Следственные функции непомерно выросли. У некоторых наших чекистов создалась такая традиция: «Беру,- говорит,- его на раскол». Его спрашивают: «А материал есть?» - «Да нет,- говорит,- кое-какие зацепки имеются, думаю, что он расколется».

Пытали подследственных и в Азербайджане, за считанные недели, а то и дни выбивая признания в самых страшных преступлениях. Об этом свидетельствовали не только выжившие жертвы, но и бывшие сотрудники НКВД, которые допрашивались в середине 1950-х годов в связи с «делом Багирова».

Так, бывший работник НКВД Азербайджана Шнейдер рассказал следствию, что «Багиров лично давал указания работникам аппарата НКВД применять меры физического воздействия по отношению ко всем арестованным. Я два раза слышал, как Багиров давал такие указания во время заседаний тройки» (отметим, что Багиров в состав тройки не входил). 

Бывший оперуполномоченный А. С. Агавелов рассказал, что «избиение арестованных носило массовый характер. Допрашивали и избивали арестованных, как правило, по ночам. Для избиения арестованных применяли специальные резиновые дубинки… Сумбатов допрашивал очень многих арестованных. Среди сотрудников были разговоры, что он сам очень сильно избивал арестованных».

По показаниям свидетелей, допрос экс-наркома юстиции Айны Султановой велся в присутствии Багирова, который задавал вопросы раздетой догола женщине: «Если ответ не удовлетворял высокопоставленного следователя, он делал знак, один из подручных с размаху бил Айну мокрой, тяжёлой, как дубина, скруткой [из простыни.- Э.З.], и бедная женщина летела в противоположный угол, где её ждал новый удар другого молодчика, затем очередное падение и вновь удар… Эта пытка и называлась «искать пятый угол»... Её забили до того, что она помешалась, начала кидаться на стены, а потом встала на колени, воздела руки к потолку и запричитала, то и дело повторяя имя Сталина».

По словам бывшего сотрудника НКВД Павла Хентова, «в случае, если арестованные меняли свои показания или вовсе отказывались от показаний, ссылаясь на то, что их били, Багиров говорил: «Значит, мало били»». 

По делу Багирова были «установлены случаи, когда арестованные, не желая подписывать протоколы с ложными показаниями, кончали жизнь самоубийством или умирали в тюрьме после избиений и пыток».

Была в тот период и еще одна отвратительная процедура: избиение уже приговоренных к смерти. С одной стороны, уже зная о своем приговоре и пытаясь спастись, осужденные напоследок оговаривали других лиц. С другой стороны, палачи пытались таким образом пресечь возможное сопротивление при казни. Как свидетельствует Шнейдер, «в моём присутствии Багиров давал указания бить приговорённых к расстрелу до такой степени, чтобы они не могли идти к месту казни, чтобы их несли к этому месту». Тюремный надзиратель Тагиев: «Перед тем как арестованных вывозили на расстрел, их очень часто избивали. В таких случаях арестованных избивали в специальных помещениях, где они ожидали, пока их повезут на расстрел». 

Не исключено, что кто-то из осужденных действительно оказывал сопротивление. Ведь среди них были и бывшие военные, и спортсмены, и просто физически сильные люди. Но о таких инцидентах никуда не сообщалось – ни в сталинское время, ни позже. Тайны смертников умирали вместе с ними. Приказ №0047 специально оговаривал, что «приговора по первой категории приводятся в исполнение… с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение».

Даже спустя 80 лет, места захоронений все еще неизвестны и не увековечены. С подачи журналистов ходят разные истории о местах расстрелов. Так, например, бакинский журналист, сам осужденный как троцкист, Александр Алексеевич Боркин рассказывал, как в начале 1938 года его якобы приговорили к расстрелу и даже отвезли на остров Булла на казнь: «Выводили десятками. Один, другой, двенадцатый...» В нарушение секретности, Боркина (свидетеля!) якобы не расстреляли, а отвезли дальше в лагерь. Спустя 20 лет, вернувшись из лагеря, он побывал на острове и видел там «простреленные черепа моих товарищей». В этой истории есть какая-то нестыковка, так как Боркин был приговорен Особым Совещанием НКВД в сентябре 1936 года к 5 годам лагерей и уже 17 января 1937 г. прибыл в Воркуту.

Насколько я знаю, исполнителей расстрелов, в отличие от бывших высокопоставленных чиновников НКВД, после осуждения репрессий не наказывали. Один из них, говорят, принял правду о казненных им людям близко к сердцу и умер дома от сердечного приступа. Зато другой, в нарядном мундире и с буденновскими усами, часто попадался бакинцам около родного ему здания бывшего НКВД (затем КГБ), и не похоже, чтобы особенно раскаивался в своей роли. 

Считается, что всего за 1937-1938г. в Азербайджане к уголовной ответственности было привлечено 40 тыс. человек. Трудно сказать, сколько из них было расстреляно. Да и сама цифра в 40 тыс. репрессированных должна быть трижды перепроверена.

Традиционно упоминают, что в Азербайджане были расстреляны 32 секретаря райкома партии, 28 председателей райисполкомов, 16 наркомов и их заместителей, 66 инженеров, 88 военнослужащих и 8 профессоров. Но это была партноменклатура. А в Азербайджане были и другие, более многочисленные социальные группы, по которым Большой Террор прошелся куда чувствительней. 

Например, верующие. В опубликованном газетой «Сэрхэд» списке 4262 репрессированных в 1937-38 гг. я обнаружил 361 моллу, 243 гаджи, 241 мешади, 191 кербалаи, 34 сеида. В общей сложности каждый четвертый из этого списка был служителем культа или даже просто паломником в святые места. В 1937-м расстреляли и лютеранских пасторов Пауля Гамберга и Эмиля Ройша, и настоятеля римско-католического прихода Стефана Демурова, и раввинов, и бахаи...

Во всех районах, где Багиров предполагал оживление повстанческих настроений, были раскрыты различные «организации». Известны «Гянджинское дело», «Шемахинское дело», «Исмаиллинское дело» и др. Были ли их члены действительными противниками Советской власти, боровшимися против антинародной коллективизации, сейчас сказать трудно – по понятным причинам реальные противники Советской власти, если и избежали казни или смерти в лагере, в период СССР не были настроены говорить о своих взглядах. Подобного рода дела в середине 1950-х объявлялись фиктивными, и приговоры отменялись - в основном из-за процессуальных нарушений. 

НКВД не особенно утруждало себя следствием, полагаясь на «раскалывание» путем пыток, в ходе которого действительные или мнимые враги Советской власти, арестованные на основании каких-то агентурных зацепок, подписывались под всеми выдвинутыми им обвинениями и оговаривали множество людей. В таких условиях размах репрессий превосходил самые смелые ожидания чекистов в 2-5 раз. Так, замнаркома внутренних дел Маркарьян сообщал в докладной записке Ежову, что в 1937 году в Кировабаде (Гяндже) планировалось арестовать 266 человек, а реально арестовали 590. В Гейчае вместо 197 арестовали 383, в Карягине (Физули) - 68 и 185; в Губе - 161 и 373, в Загатале – 40 и 153, в Шамахе – 40 и 207 человек. 

Помимо того, в 1937-1938 гг. были сфабрикованы «дело Азнефти» (300 человек), «дело Наркомзема», «молодежное дело», «дело Союза писателей», «дело военных», дело «центра контрреволюционной националистической организации», дело «запасного право-троцкистского центра» и т.д. О многих из них до сих пор общественности не известно.

В тот период в ходу были и специальные «этнические» операции. В январе 1937 г. выселили в Иран из Баку и пограничных районов 2500 иранских подданных (исключенных из партии, не занимающиеся общественно-полезным трудом, имеющие судимость по уголовным и политическим преступлениям, перебежчиков). В июле арестовали «всех немцев, работающих на оборонных заводах», в августе - поляков, объявленных агентами польской разведки). Из пограничных районов Армении и Азербайджана в 1937 году было выселено 1325 курдов. В январе 1938 года постановили выселить в Казахстан 2 тыс. семей (6 тыс. чел.) тех иранцев, кто оформил советское гражданство. В феврале-марте 1938 г. осудили 31 грека (из них 14 – к расстрелу). Перебежчики, политэмигранты, члены иностранных коммунистических партий – все брались под подозрение.

В январе 1938 г., казалось бы, в репрессиях забрезжил просвет. Состоялся пленум ЦК ВКП(б), который осудил «ложную бдительность» некоторых партийных организаций и их руководителей, которые, «проводя большую работу по очищению своих рядов от троцкистско-правых агентов фашизма, допускают в процессе этой работы серьезные ошибки и извращения, мешающие делу очищения партии от двурушников, шпионов, предателей... во многих случаях подходят совершенно неправильно и преступно легкомысленно к исключению коммунистов из партии… Среди коммунистов существуют, еще не вскрыты и не разоблачены отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающиеся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии… Наши парторганизации и их руководители до сих пор не сумели разглядеть и разоблачить искусно замаскированного врага… стремящегося путем проведения мер репрессий перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах».

Но, во-первых, упор в решении пленума был сделан на исключениях из партии, в то время как арестованные автоматически считались виновными. Во-вторых, речь шла о коммунистах: антикоммунисты или ранее исключенные из партии оппозиционеры пленум не интересовали. В-третьих, и это было главным, постановление было направлено не на прекращение репрессий, а на их переориентирование на «карьеристов» и «замаскированных врагов», признаком которых было их активное участие в репрессиях 1936-37 гг. Фактически был открыт сезон охоты на «верных сталинцев» и перетряски репрессивных органов. Именно из этого расчета Багиров и получил в январе 1938 г. санкцию на дополнительные репрессии.

Одним из первых,  17 октября 1937 г. был арестован Джангир Ахундзаде (впоследствии реабилитированный как "невинная жертва"). 10 января 1938 г. был снят с должности наркома внутренних дел Азербайджана и отправлен в резерв НКВД СССР Сумбатов-Топуридзе (который позднее был прощен и вернулся в Баку). Из всей тройки лишь Теймур Кулиев в ноябре 1937 г. пошел на повышение, став председателем правительства (Совнаркома) Азербайджана. 

В новый состав тройки вошли сменивший Сумбатова наркомвнудел Михаил Раев (Яков Каминский), 3-й секретарь ЦК АКП(б) Мир Теймур Якубов и от прокуратуры Ага Гусейн Гусейнов.

Как впоследствии рассказал на допросе М.Якубов, рассмотрение дел тройками велось в кабинете Раева без участия самих обвиняемых, на основе материалов, представляемых следователями НКВД и предварительно рассмотренных военной прокуратурой. По каждому делу составлялся протокол, который подписывался членами тройки 1-2 дня спустя. Спустя некоторое время Якубов попросил Багирова исключить его из тройки, так как он «не работал в суде и прокуратуре, не имеет уровня» (что не помешало ему несколько лет спустя стать наркомом внутренних дел Азербайджана в 1941-50). На допросе в 1950-х гг. Якубов утверждал, что не встречался с фактами беззаконий в следственных материалах и, «подписывая решения «тройки», выполнял задание партии».

Помимо троек, продолжало действовать и Особое Совещание (ОСО) при НКВД, которое, впрочем, не имело полномочий выносить смертные приговоры. В 1937 и 1938 г. ОСО вынесло тысячи приговоров, которые сейчас хранятся в Томске (Россия). Значительная их часть касалась наказания «членов семей изменников родины» (ЧСИР), причем уголовная ответственность детей из таких семей начиналась с 15 лет. Так, в одном только Баку было «изъято» около 1000 детей, оставшихся без опеки арестованных и расстрелянных родителей, хотя первоначально планировалось всего 300.

Отмечу, что тройки были созданы и при лагерях НКВД. Относительно легко отделавшиеся в 1936 г. азербайджанские троцкисты, получившие по приговору ОСО несколько лет лагерей, были повторно репрессированы местными тройками уже по месту отбывания наказания. Многие из них, пытавшиеся продолжать борьбу в лагерях, были обвинены в саботаже и подготовке восстаний и казнены в начале 1938 г.

Бесстрастная статистика показывает, что репрессии в 1938 г. были ненамного меньше по размаху, чем в печально знаменитом 1937-м. Так, в целом по СССР по делам НКВД в 1937 было арестовано 936.750 человек (из них расстреляно 353.074), а в 1938 году – 638.509 (328.618). Из этих приговоров тройки вынесли больше половины: 688 тыс. в 1937 г. и 413.433 в 1938 г. (73% и 65% соответственно). Причем опасность быть приговоренным к расстрелу у арестованных в 1938 г. была даже выше (51,5%), чем годом раньше (37,7%).

Но даже при таком «стахановском» стиле работы НКВД к сентябрю 1938 г. оставалось много нерассмотренных дел на лиц, арестованных в порядке приказов НКВД СССР 1937-38 гг. Для их быстрейшего рассмотрения были созданы Особые тройки в составе: первого секретаря (обкома, крайкома ВКП(б) или ЦК национальной Компартии), начальника соответствующего управления НКВД и прокурора (области, края, республики). Они рассматривали дела в отношении тех, кто был арестован до 1 августа 1938 года, и должны были заканчить работу в 2-месячный срок. Так что, судя по всему, Багиров тоже лично участвовал в работе тройки.

Назначенным в августе 1938 г. заместителем наркома внутренних дел Лаврентием Берия уже в сентябре были организованы аресты в системе НКВД, бросавшие тень на вчера еще всесильного наркома Ежова. 19 ноября Политбюро обсудило донос на наркома Ежова, поданный одним из его подчиненных. Ежов сделал выводы и 23 ноября написал в Политбюро и лично Сталину прошение об отставке, так как проглядел «вредительство» в НКВД и прокуратуре и «делячески подходил к расстановке кадров». Отставка с оставлением его наркомом водного транспорта была принята, о чем 9 декабря 1938 года написали «Правда» и «Известия». Он был уже конченым человеком, часто уходил в запой и 6 апреля 1939 года был арестован по обвинению в «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД». 

Взошла звезда закавказского партийного лидера Л.Берия, что было обставлено как конец беззаконий и наказание «карьеристов» и «замаскированных врагов народа». Из лагерей освободили некоторое количество репрессированных, из органов НКВД вычистили «ежовцев»...

При пересылке И.Сталину копии акта приема-сдачи дел в НКВД в январе 1939 г. Л.Берия особо отметил, что «в работе троек НКВД союзных республик... были серьезные упущения... Произвол... Никакого контроля за работой этих троек со стороны НКВД СССР не было. Было приговорено около 200 тысяч человек сроком до 5 лет через так называемые милицейские тройки, существование которых не было узаконено... Враги народа пробравшиеся в органы НКВД... производили массовые необоснованные аресты ни в чем неповинных людей, в то же время укрывая действительных врагов народа. Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключенных для вымогательства ложных показаний и «признаний».» Ключевым словом тут явно было не «избиения», а «без разбора».

Одновременно ЦК ВКП(б) озаботился укреплением «социалистической законности». В частности, в марте-декабре 1938 г. были приняты 6 постановлений, касавшихся работы НКВД и порядка согласования арестов. 17 ноября Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о ликвидации судебных троек, созданных в порядке особых приказов НКВД СССР. 26 ноября ликвидация «троек» и «двоек» (в последнюю входил генпрокурор и наркомвнудел) была проведена приказом нового наркома Л.Берия. Дела тех, кто был арестован после 1 августа 1938 года, направляли уже в судебные органы: военные трибуналы, линейные и областные суды, Военную коллегию Верховного Суда, а также на Особое совещание НКВД СССР.

Судьбы главных организаторов и исполнителей Большого Террора в Азербайджане сложились по-разному. Часть из них сделала на репрессиях карьеру, часть – сама попала в их жернова. Из них лишь И.Сталин умер «по-хорошему», в пике славы, если только не правы те, кто считают, что ему в этом помогли ближайшие соратники.

Мирджафар Багиров в июле 1953 г. был выведен из ЦК КПСС, в марте 1954 года решением КПК при ЦК КПСС исключён из партии и арестован. После двух лет следствия, 26 апреля 1956 года Военная коллегия Верховного суда (ВКВС) СССР признала Багирова наряду с другими обвиняемыми виновным «в участии в изменнической группе и в совершении террористических расправ над советскими гражданами» и приговорила к расстрелу с конфискацией всего имущества. 26 мая 1956 г. он был расстрелян.

Николаю Ежову пришлось сполна испить все то, что он уготовил своим жертвам. Его долго держали в тюрьме, избивали, заставляли признаваться во всех грехах – от антисоветского заговора до гомосексуализма. 4 февраля 1940 года Военной коллегией Верховного Суда СССР он был приговорён к смертной казни по делу об «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД» и через 2 дня расстрелян. Есть правдоподобные воспоминания о том, что перед смертью он был избит так, что к месту казни его волокли.

Руководитель «кулацкой операции» 1937 г. Михаил Фриновский, который одно время возглавлял ГПУ Азербайджана в 1930-33 гг. и «отличился» при раскулачивании и высылках азербайджанских крестьян, в 1936-38 гг. был заместителем Ежова и возглавлял Управление государственной безопасности НКВД СССР. В сентябре 1938 года был назначен наркомом Военно-Морского Флота СССР. 6 апреля 1939 г. он был снят со всех постов и арестован. Он шел по тому же делу и был расстрелян в тот же день, что и его бывший шеф Ежов. 

Глава «тройки» Ювельян Сумбатов-Топуридзе, который был председателем Управления Госбезопасности НКВД Азербайджана в 1934-37 годах и возглавлял НКВД Азербайджана в январе 1937 – январе 1938 г., был 27 марта 1947 г. освобожден от должности начальника ХОЗУ МВД СССР в связи с назначением его зампредседателя СМ Азербайджанской ССР. В связи с делом Берия в июле 1953 г. был арестован. Во время следствия в декабре 1955 г. был помещен в психиатрическую больницу. Решением Верховного Суда СССР в июле 1958 года был направлен на принудительное лечение, и умер в психбольнице в августе 1960 г. 

Сменивший его на посту наркома внутренних дел Азербайджана Михаил Раев (Яков Каминский) был арестован 12 ноября 1938 г., как утверждают, прямо в кабинете Багирова. Расстрелян по приговору ВКВС СССР 4 марта 1939 года. 

Бывший член тройки Миртеймур Якубов сделал в период террора большую карьеру, побывав и председателем Верховного Совета Азербайджана (с июля 1938), и наркомом внутренних дел (1941-50), 3-м, 2-м, наконец, первым секретарем ЦК АКП, сменив на этом посту Багирова. Он был и членом Центральной ревизионной комиссии КПСС (1952—1956). Однако близость к Багирову привела к тому, что в 1954-м его сняли с высоких должностей, сделав директором Хачмасского консервного завода, а после исключения из партии в 1956 г. - инженером проектно-сметной группы «Азпродстроя». Он умер в 1970 г.

Теймур Кулиев в 1936-37 годах возглавлял Верховный Суд, а затем до 1954 г. был председателем правительства (Совнаркома – Совмина). В 1939-52 был членом Центральной Ревизионной Комиссии ВКП(б), в 1952-56 - членом ЦК КПСС. В 1954 г. в связи с «делом Багирова» его понизили до директора виноградарского совхоза в Кировабаде (Гяндже). В 1956 г. он был исключен из партии «за грубые нарушения соцзаконности и активное содействие преступлениям Багирова и его банды», после чего уволен даже из совхоза. Умер в ноябре 1965 г. По прихоти судьбы, сын этого беспощадного борца против «реставраторов капитализма», работавший прокурором, был во время застоя расстрелян по громкому делу за связь с цеховиками.

Часто доводится читать мнение, что Большой Террор был спонтанным или же, еще хуже, был результатом каких-то негативных личных недостатков его организаторов. Вместе с тем, пожалуй, ни одна насильственная революция не миновала похожий этап. Известный революционер Лев Троцкий в своем сочинении «Преданная революция», так охарактеризовал эту закономерность: «Достаточно известно, что каждая революция до сих пор вызывала после себя реакцию или даже контрреволюцию, которая, правда, никогда не отбрасывала нацию полностью назад, к исходному пункту... Жертвой первой же реакционной волны являлись, по общему правилу, пионеры, инициаторы, зачинщики, которые стояли во главе масс в наступательный период революции... Аксиоматическое утверждение советской литературы, будто законы буржуазных революций «неприменимы» к пролетарской, лишено всякого научного содержания». 

Но если революционеры вроде Троцкого могли воспринимать террор против себя как заслуженный их ролью «зачинщиков-пионеров», то многие десятки тысяч крестьян, беспартийных интеллигентов, предпринимателей подверглись притеснениям лишь по классовому признаку. Они в полном смысле слова могут считаться невинными жертвами установленной большевиками бесчеловечной диктатуры, даже если и оказывали ей сопротивление, защищая свои права. 

К несчастью для нашего общества, процесс оттепели 1950-х не завершился излечением от той болезни, которая привела к Большому Террору. Не было судебного процесса над той организацией, которая его породила, и даже немногочисленные и во многом вынужденные судебные процессы вроде багировского проводились во многом по тем же рецептам, что суды времен и сталинизма.

Долг нашего общества – восстановить их имена и правду об их отношении к тому, что тогда происходило, чтобы извлечь для себя уроки. Иначе эта трагическая история будет повторяться. А пока что у нас нет даже дня поминовения жертв Большого Террора, как в соседней России…

Эльдар Зейналов.

http://minval.az/news/123634888

http://musavat.com/mobile/politika/troyka-kto-tebya-vidumal_389341.html