Пятый корпус: Вопросы остаются (23)

ВОПРОСЫ ОСТАЮТСЯ

Между тем возникает ряд очень существенных вопросов. Например, чем объяснить факт прекращения технического досмотра камер в начале 1994 г.? 

Обычно по понедельникам каждую камеру осматривали, простукивая стены, осматривая пол, решетки на окнах, чтобы предотвратить возможность побега. А тут вдруг эти осмотры внезапно прекратились и не проводились в течение 7 (по другим данным, 11) месяцев. «Шмонщики», однако, продолжали исправно заносить в журнал отметки о якобы проведенных технических осмотрах камер. А заключенным пригрозили, чтобы они в случае чего говорили, что техосмотр камер проводился ежедневно.

Более того, в течение 8 месяцев заключенных, которые и без того были по закону лишены прогулок, даже не выводили мыться в баню. Случалось, что вредные надзиратели даже перекрывали воду в камеры, не давая заключенным возможности как-то обмывать тело и там. 

Зеков из камер не выводили даже на положенную утреннюю поверку, считая через глазок в двери. Когда приходил адвокат, поступала передача или же необходимо было вывести заключенного на свидание, контролеры открывали дверь, но внутрь не заходили. 

Хотя был и полуанекдотичный случай. Когда начальник режимной части Газанфар посреди подготовки побега зашел в 131-ю камеру в связи с переводом из нее Акифа, он сидел именно на правых нарах с отпиленными ножками – и ничего не заметил: ни отпиленных ножек, ни перепиленной решетки. Хотя, возможно, этот случай относится к 23 сентября 1994 г., когда за неделю до побега, выводили на свидание Джошгуна, но камеру так и не осмотрели.

«Шмоны» вообще в тот период проводили чрезвычайно редко, только когда в камерах были конфликты или было конкретное подозрение. Часто при шмонах находили запрещенные предметы вроде ножей и карт. Например, у того же Азиза из 125-й камеры в апреле 1994 г. обнаружили и отняли заточку, сделанную из нержавеющей стальной ложки.

Так что же это было? Есть мнение одного из бывших смертников, что «подкоп был заранее спланированной провокацией» администрации, для того, чтобы иметь возможность в отместку поиздеваться над заключенными. 

Но надзиратели и так безнаказанно издевались над заключенными, в то время как побег остаться для охранников безнаказанным не мог. В результате уволили и старшину корпуса, и начальника тюрьмы, и его заместителей. И причем есть внушающие доверия свидетельства, что такой поворот дела был для них неожиданным, вызвал у них неподдельные шок и злость.

Побег-то остаться незамеченным не мог, но вот своевременное обнаружение подкопа могло бы принести начальству лавры и обосновать репрессии против смертников. Отсюда вытекает еще одна версия о запланированной провокации: администрация не только знала о подготовке побега, но и создавала для этого все условия, ожидая, что «сетка» - кто-то из «побегушников» или тесно связанных с ними заключенных даст сигнал, когда подготовка побега зайдет уже достаточно далеко. Но почему-то этот сигнал не был подан, а сама администрация, видимо, не предполагала, что работа по подкопу может завершиться так быстро. На этот счет у заключенных существуют даже некоторые конкретные и внешне вполне убедительные догадки.

Если это так, то почему «сетка» вовремя не подала сигнал? Сторонники этой версии обычно кивают на случай с побегом из СИЗО Министерства Национальной Безопасности (Р.Газиев, А.Гумматов и др.). Там якобы исполнитель заказа об убийстве этих заключенных при попытке к побегу в последний момент решил сам сбежать с ними, опасаясь, что и его, как ненужного свидетеля, потом тоже «уберут». Точно так же мог рассудить и агент администрации, тем более что при любом раскладе он оставался смертником, т.е. человеком, расстрел или смерть которого не вызвала бы много вопросов. Понятно, что власти тем более должны были «убрать» такого ненужного свидетеля, если бы он их так подло подвел.

Другим, не вызывающим подозрение способом обнаружить подкоп могла быть начавшаяся за пару недель до побега «переброска» смертников в «малолетку». До камеры №131 добрались бы уже через несколько дней, и если бы подкоп велся бы не такими ударными темпами, то его бы гарантированно обнаружили. Почему же зеки опередили предполагаемый график работ? 

Очевидный ответ лежит в смене способа удаления грунта. Если, как в начале, грунт и мелкие камушки смывали бы в канализацию, то таким темпом работа не могла вестись быстро – в кране часто не было воды, да и большое количество грунта постепенно могло забить канализационный сток. Пустота в стене смогла решить эту проблему. Отметим, что эту пустоту не обнаружили бы, если к «побегушникам» не присоединилась «общаковая хата». Поэтому приходим к выводу, что оставшееся незамеченным для администрации присоединение к побегу камеры №130 тоже могло кардинально изменить ситуацию, изменив скорость ведения подкопа.

Разновидностью версии о запланированной провокации является ходивший тогда слух, что один из заместителей начальника тюрьмы Рагифа Махмудова якобы «положил глаз» на его кресло и всячески «подсиживал» своего начальника. Он якобы был основным лицом, во время В.Махмудова решавшим проблемы «пятого корпуса», имевшим там своих «сеток» и вообще отвечавшим за его безопасность. О подкопе знали или догадывались по меньшей мере в некоторых других камерах, и непонятно, как эта информация могла пройти мимо внимания внутрикамерной агентуры. Понятно, что непосредственный устный приказ «шмонщикам» прекратить осмотры камер, если он был, мог исходить лишь от того, кто закрывал глаза на сообщения «сеток».

Кстати, прекращение технических осмотров камер совпало по времени с увольнением заместителя начальника по режиму Вячеслава Вавира. Сын латышского стрелка, он был педантичным службистом и едва ли допустил бы побег. Снятие его с должности в конце 1993 г. произошло незаконно, в обход начальника тюрьмы, и в свое время вызвало много толков. Похоже, что его тоже подсидели. Сменивший его Газанфар относился к службе достаточно халатно.

Еще одна версия состоит в том, что коррупция персонала дошла до такой степени, что заключенные якобы полностью взяли власть в корпусе и что хотели, то там и делали. Так, заключенные-ветераны припоминают, что Рамиз, бывший «общаком» в момент отмены «шмона», хвастался, что именно он якобы договорился с «надзором» не беспокоить заключенных через своего родственника-«шмонщика». Армяне прямо утверждали, что «Газанфару дали деньги, и потому шмонали очень редко». Да и наличие множества неположенных в корпусе предметов тоже о чем-то говорит. При редких в то время выборочных техосмотрах («шмонах») находили даже ножи!

Другую версию, которую можно считать официальной, высказал один из офицеров Баиловской тюрьмы, объяснив мне это тем, что камеры к моменту прекращения осмотров были многократно перегружены. Смертники, пережившие в феврале 1993 г. шок от жестокого расстрела смертников прямо в камере, якобы были до предела озлоблены и могли решиться на отчаянный шаг.

Насколько обоснованно это мнение? Вспомним, что в 15 камерах «пятого корпуса», с учетом исполненных приговоров и «естественной» смертности, перед побегом действительно содержалось около 70 заключенных, по 4-5 человек в двухместном помещении. Многие из них сидели там уже не первый год – некоторые с 1990 года, без какой-либо серьезной надежды на помилование, с ужасом наблюдая, как уходят из жизни сокамерники. 

При том скудном пищевом рационе и повальных болезнях как-то трудно поверить, что заключенные могли бы оказать сильное сопротивление. Но, с другой стороны, отчаяние удесятеряет силы – вспомним восстания в фашистских концлагерях, когда заключенные, случалось, буквально перегрызали глотки охранникам. Некоторые из заключенных-«беспредельников» в период воровской вольницы также оскорбляли надзирателей, кидались в них подручными предметами, даже поднимали на них руку, что по закону было непозволительным ни до, ни после побега. Впоследствии рассказывали и о планах захвата заложников.

Однако трудно понять, почему смертники так озверели через много месяцев после последних расстрелов. И потом: при всей тяжести преступлений, за которые они попали в «пятый корпус», не все же они были такими уж агрессивными. Встречались и доходяги, и вполне добродушные по природе люди - почему боялись зайти к ним? Ведь техосмотры прекратились повсеместно, а не только в камерах, где сидели самые физически крепкие или самые отчаянные заключенные. А главное: что же случилось с этими опасными извергами, что после побега никто из них даже не попробовал оказать малейшее сопротивление буквально сживавшим их со свету «прессовщикам»? Неужели их так придавило коллективное чувство вины за побег?

Наконец, имеет право на существование и наиболее простая версия о халатности персонала. Если раньше в корпус смертников направляли самых опытных, тренированных надзирателей, то в 1994 г. из опытных, со стажем надзирателей оставались всего 2-3. Именно в их смену долбежные работы останавливались. 

Мало того, «молодняк», как будто специально, набирался из слабохарактерных, пугливых и бестолковых надзирателей. Наглые заключенные, наподобие Сары Асима, Китабали и пр., быстро это поняли, и буквально издевались над такими контролерами. Те приходили на службу как на пытку и часто предпочитали вообще отсиживаться в дежурном помещении.

Кстати, уже после побега, когда тем же надзирателям развязали руки, вчерашние «крутышки» после 1-2 ударов дубинкой ползали у них в ногах. Но это было уже после. А тогда, заслышав громкие по бетону, надзиратели позволяли обманывать себя сказкой, что «Китабали отрабатывает на стенке удары каратэ»...

Истина, как всегда, лежит где-то посредине. Возможно, ее установлению помогло бы рассекречивания материалов официального расследования по делу, доступ к которым независимым исследователям пока закрыт.

МЕСТЬ

Поимка беглецов («побегушников») превратилось для проштрафившейся администрации тюрьмы в дело чести. Были задействованы личные каналы начальника, который, как говорят, сам лично ездил на каждую поимку. До своего увольнения он успел отловить семерых, еще одного поймали по его информации.

Каждому из пойманных надзиратели радовались, как «родному». Обычной процедурой «встречи» были своеобразные «скачки», когда надзиратели ездили на них верхом по коридору, подгоняя ударами дубинок и хвастаясь друг перед другом, чья «лошадь» бежит быстрее. 

Уже на следующее утро после побега поймали Гейдара и Сиявуша, которые ожидали на остановке, когда начнут ходить автобусы, чтобы уехать из города. Они приняли на себя первый, самый сильный приступ злости надзирателей. 

Сиявуша привели вечером того же дня, когда по распоряжению прокурора избили заключенных. Его привели, точнее сказать, притащили в избитом до полусмерти состоянии, под исполняемую голосами свадебную мелодию «вагзаллы» в самую маленькую камеру №124. Трое-четверо надзирателей с трудом поставили его на ноги и пинком загнали в камеру. После этого старший «шмонщик» Валех так ударил его по голове деревянным молотком, что из головы брызнула кровь. Сиявуш свалился на пол. Надзиратели кинули ему кусок старого одеяла, чтобы подложил под голову. Однако один из заключенных заявил, что в камере и так ничего нет, забрал одеяло и сняв с бедняги тапочки, положил их ему под голову. К ране на голове вместо бинта приложили носки, снятые с ног Сиявуша. В последующие месяцы, он слегка пришел в себя, но избиения быстро свели его в могилу. К маю 1995 г. он уже был лежачим больным, но и тогда подвергался избиению прямо на нарах. Например, когда в его камере повесился другой заключенный, «прессовщик» Эльчин избил его, при этом крича, чтобы он поскорее умер, чтобы сдать за один раз оба трупа. 11 августа 1995 г. и этот «побегушник» умер от истязаний. Перед смертью, как и некоторые другие смертники, со слезами выпрашивал сахар, но это было несбыточной мечтой.

Другому «побегушнику», Гейдару открыто сказали: «Нам приказали тебя убить, лучше это сделай сам». Гейдар впоследствии нашел в камере лезвие и «вскрылся» (вскрыл вены). Существует мнение, что лезвие ему дали или подбросили надзиратели, но сокамерники Гейдара считали это маловероятным: «После побега нам спичку боялись дать, не то что лезвие!» По другой версии, к этому был как-то причастен содержавшийся в той же камере уже знакомый нам заключенный по имени Гисмят.

Заключенные не дали умереть Гейдару и кое-как подлечили. Однако «сокамерники его били и, не дав места на нарах, заставили спать на бетоне. Из-за этого он заболел воспалением легких и умер»,- вспоминал очевидец. Подобное обращение наводит на мысль, что его перевели в категорию «обиженников». 

Похоже, что судьба «обиженных» была уготована и некоторым другим «побегушникам». Как вспоминает очевидец, «одного из беглецов раздели догола и, опалив ему волосы по всему телу бумажным факелом, силой усадили его на бутылку», а затем окрестили женским именем «Кифаят», заставляя на него откликаться. Тем самым человека автоматически перевели в разряд «обиженников» и обеспечили ему «веселую» жизнь. «Побегушников» и других чем-то когда-то насоливших администрации заключенных били, заставляя отзываться на женские имена. В этом случае они тоже переходили в разряд «обиженников».

Уже упомянутому Эльману сбрили один ус и в женской белой косынке под свадебную мелодию «вагзаллы» водили по корпусу, как невесту. Не выдержав издевательств и избиений, он умер через несколько месяцев «пресса», в марте 1995 г. 

Особой радостью для начальства была поимка Игоря, который считался особо опасным. Он тоже подался поближе к знакомым местам и бывшим сослуживцам в Гянджу, откуда было рукой подать и в Грузию. Но, обессилевший и безоружный, был легко захвачен во дворе родственников одного из «побегушников». 

Как вспоминал Игорь, когда его вернули в «пятый корпус», ему тоже выбрали женское имя и указали место на «севере». Он отказался от роли отверженного, отказавшись отзываться на женское имя и заявив, что он офицер, хоть и бывший, и имеет свое понятие о чести, за которое готов и умереть. Первое время это стоило ему избиений, потом от него отстали и даже зауважали. Особенно, видя, как сломались некоторые другие «побегушники». Заслуживший у начальства определенное уважение, он не подвергался особым избиениям и выжил.

Обычно, когда «прессовали» ту камеру, где находились пойманные «побегушники», последних отделяли от общей группы и избивали отдельно, в конце коридора, напротив двери в расстрельный подвал. Одевали на голову женские косынки, заставляли отзываться на созвучные женские имена – Санубар, Эльмира, Кифаят.

Избивали не просто так, а развлекаясь. Например, «побегушнику» гянджинцу Рамизу, помещенному в «петушиную» камеру №133, команда Кахина дала кличку «Джимми» за то, что под их принуждением пел по их заказу индийские песни и танцевал индийские танцы. При этом он с песнями бегал по коридору, а за ним на четвереньках с лаем бегал его сокамерник Гадир, изображая собаку, и пытался укусить его за ноги. Остальные сокамерники, выйдя в коридор, танцевали индийские танцы. Так продолжалось по полчаса каждый день. После этого Джимми избивали до упаду, затем поднимали с пола ударами дубинок. И так – до тех пор, пока заключенный окончательно не терял сознания. Бесчувственное тело волокли в камеру. Немного погодя этот арестант скончался. Ему было всего примерно 22 года…

За этим т.н. «концертом» по желанию надзирателей обычно наблюдали и армяне, которых вскоре после побега вернули в пятый корпус из «малолетки» и поместили в камеру №126. Охранники, которые их не трогали, выводили четверых армян из камеры, чтобы они тоже наслаждались «развлечением».

Сильно били Китабали, которого после поимки на три дня посадили в «бокс» – маленькую камеру с сиденьем, где не было места прилечь, и где заключенных обычно держат лишь короткое время перед тем, как отправить на суд или на этап. Один из бывших смертников рассказывал мне, например, что он в 1994 г. провел в таком боксе ночь после осуждения к расстрелу, прежде чем утром его отправили в «пятый корпус». При переполненности тюремного карцера «бокс» незаконно использовали и для наказания заключенных. Он был удобен и для избиения, так как располагался рядом с комнатой «шмонщиков», которых так подвели «побегушники». 

Как-то на третий день, когда Китабали после очередного избиения отлили холодной водой, он взмолился и обращаясь к «депенка» (ДПНК - дежурный помощник начальника) Вахиду, попросил устроить прием у начальника тюрьмы. Его поставили на ноги и отвели на второй этаж. Начальник Рагиф был зол на Китабали не только за побег, но и за то, что тот до побега постоянно «качал права», шантажируя при этом администрацию тем, что убьет или себя, или кого-то из сокамерников – терять-то смертнику было нечего! За ним также водилась нехорошая привычка грязно ругаться с другими заключенными и надзирателями.

Однако начальник все же принял его и в сильных выражениях упрекнул в неблагодарности. Тот взмолился: «Начальник, даже если вольный человек идет по тротуару и проезжающая машина собирается облить его одежду грязью, человек и то старается от этого уберечься. А мне ведь дали расстрел!» Подействовал ли на начальника этот аргумент, или же его тронул истерзанный внешний вид узника, но избиение тогда прекратили и пальцем не трогали до самого увольнения Рагифа. Затем за него вновь взялись.

Общее мнение заключенных было таково, что Китабали тогда попросту хотели убить. Если бы не его физически крепкий организм, он определенно не вынес бы этих издевательств. От смерти в «пятом корпусе» его спасло неожиданное для всех помилование его президентом.

Избивали и Джошгуна, которому после ареста свернули и поломали челюсть. Очень некстати для тюремного начальства именно в этот момент дело Джошгуна затребовали в Верховный Суд для пересмотра. Несмотря на все усилия администрации побыстрее залечить челюсть, его лицо распухло и в таком виде его перевели в следственный корпус. Правда, спустя несколько месяцев его все равно вернули в «пятый корпус» – первоначальный приговор был оставлен в силе. Но именно эти месяцы, проведенные вне «пятого корпуса», спасли его жизнь.

Эльхана поймали уже в 1996 г. – уже после окончания периода массового «пресса», и поэтому насмерть уже не били. А в 1998 г. и вовсе помиловали.

Таким образом, в течение короткого времени четверо из беглецов были зверски убиты. Пятый, как уже сообщалось, был убит при задержании. 

«Милость» надзирателей к некоторым из «побегушников» некоторые смертники впоследствии объясняли тем, что они были «случайными пассажирами», т.е. были вынуждены бежать против своего желания. Из десятки «побегушников» выжили Игорь, Джошгун и Сулейман, которые отбывают сейчас пожизненный срок, а также помилованные президентом Китабали и Эльхан, которым смертный приговор заменили на длительное тюремное заключение. 

Остается добавить, что, за малыми нюансами, отношение смертников-ветеранов к «побегушникам» было резко отрицательным. Из-за их бездумной авантюры были забиты десятки их товарищей и уничтожена воровская вольница.

Продолжение:

Пятый корпус: "Концлагерь" (24)

http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/10/24.html