Пятый корпус: Побеги (21)

Несмотря на расхожую поговорку «Для кого тюрьма, для кого мать родна», очень мало кто из заключенных действительно считает тюрьму своим родным домом и рвется в нее обратно, поеживаясь от неуютной свободной жизни. Даже в Америке люди остро реагируют на ограничение их свободы, приукрашенное тюремными стадионами и цветными телевизорами. Поэтому во всех странах находятся горячие головы, которые решаются на побег – как говорят заключенные, «уходят в рывок». Каждый раз это становится сенсацией и шоком для общества, казалось бы, надежно загнавшего своих блудных сыновей за железную решетку.

И вдруг осенью 1994 г. с интервалом в десять дней произошло два сенсационных побега заключенных. 

21 сентября 1994 г. четверо заключенных, трое из них - политических, спокойно исчезли из хорошо охраняемого следственного изолятора, расположенного на последнем, седьмом этаже Министерства национальной безопасности, откуда никогда и никто ни до, не после не убегал. По версии следствия, побег был санкционирован и поддержан «сверху». 

По иронии судьбы, спустя некоторое время организаторы и участники этого побега встретились в очереди на расстрел. Двое участников первого побега – Рагим Газиев и Альакрам Гумматов, а также якобы организовавшие их побег премьер-министр Сурет Гусейнов и министр национальной безопасности Нариман Имранов стали соседями по «пятому корпусу».

Затем, в ночь на 1 октября 1994 г., сразу 10 заключенных убежали из корпуса смертников. Из этой тюрьмы убегали всего один раз, в царское время – это был будущий кремлевский диктатор Сталин, а из корпуса смертников убежать всегда было труднее. Причем, в отличие от побега из МНБ, ставшего результатом политических интриг, это была попытка простых, никому не известных зеков вырваться из могилы, в которую их заживо погребли приговор суда и неисполнение расстрелов с приходом к власти президента Гейдара Алиева. 

Сама история история побега из «пятого корпуса» во многом оставалась неясной до самого последнего времени, а кое-какие вопросы остаются непроясненными и нынче. И не в последнюю очередь из-за той неоправданной завесы секретности, которой до сих пор окружено это неказистое здание. Почему, спрашивается, мы знаем о побеге Сталина из Баиловской тюрьмы больше, чем о совсем недавнем «рывке», часть участников которого жива до сих пор?

Поэтому историю побега, как мозаику, пришлось склеивать из свидетельств многих людей: из разговора с бывшими смертниками-армянами, бывшими и нынешними сотрудниками Баиловской тюрьмы, микроскопических, пожелтевших от времени тюремных «ксив». 

«ПОЧЕМУ ОТСЮДА НИКТО ЕЩЕ НЕ СБЕЖАЛ?»

Подготовка и сам побег из «пятого корпуса» попали на период «беспредела», когда уголовники получили почти полную власть над корпусом. В камерах находилось множество обычно запрещенных в тюрьмах (а в корпусе смертников – вдвойне) предметов. «Прикормленный» уголовниками старшина Саладдин и надзиратели старались выполнить многие желания заключенных.

Выслушаем свидетеля того времени: «Когда меня вели к расстрельному корпусу, я представлял себе нечто ужасное. Но, войдя в здание, как будто попал в какой-то ресторан. В коридоре стоял дым от готовящихся различных кушаний, в нос бил запас анаши. Все «кормушки» были открыты, оттуда выглядывали заключенные и приветствовали меня, спрашивая имя, место рождения, давая успокаивающие советы.

Когда открыли камеру, то сразу не смогли войти внутрь, т.к. мешали электрические провода [Электророзеток в камерах тогда не было, и провода в то время присоединяли к лампочке, располагавшейся в зарешеченном окошке над дверью – «солнышке». – Авт.]. Заключенные отодвинули провода и пригласили: «Проходи, братан!» Я прошел, сел на нары, мне сразу налили чай в стеклянный стаканчик-армуды с блюдцем. Через 5-10 минут немного пришел в себя, огляделся. Заметил ножи различных размеров, ножницы, стеклянную посуду. В углу грелась подключенная к проводам спираль, горела дополнительная большая лампа, а камерную лампу как я потом узнал, использовали лишь в качестве «ночника». На стене было закреплено зеркало, возле него – расчески, станок для бритья, лезвия, фен для сушки волос. В углу даже был небольшого размера лом. Словом, под рукой было все, что душа пожелает. «Кормушка» была открыта и задернута тряпкой, как в автомашине. Такое положение было во всех камерах, наша даже считалась бедной.

Заметив мое удивление, сокамерник сказал, что в этом нет ничего тайного. Уже 6-7 месяцев, как начальник тюрьмы дал распоряжение, чтобы смертникам дали возможность пожить последние дни в свое удовольствие – они и без того обречены на смерть, несчастные. Надзиратели подчиняются заключенным, а если надзиратели и жалуются начальнику, то начальник их ругает, даже бьет. Я еще подумал: надо же, какой он человечный человек!

Запретов на свидания не было, в месяц можно было получить даже не одно, а хоть три. Не ограничивались передачи, заключенные со свиданий открыто приносили полные карманы анаши. 

Одним словом, для заключенных был создан рай. По какой причине это делалось, какие были планы у начальства, никто тогда не мог понять».

Другой свидетель вспоминал: «Первое, что бросалось в глаза в камере - это наличие в камере множества посторонних предметов - самодельные провода, стеклянные банки и стаканы, пара ложек из нержавеющей стали, остро заточенных для резки продуктов, электроспираль, гражданские одежда и обувь, электрические лампочки с патронами, бритвенные лезвия и т.п. Под нарами - банки с маргарином, бумажные пакеты с макаронами, сырой картошкой, сухим горохом и т.п., на окне на нитке развешена засоленная зеками килька и т.д. 

Небольшая стальная форточка в дверях – «кормушка» была всегда открыта, но изнутри завешена небольшой занавеской, как и «глазок». Чтобы заглянуть в камеру, постовой сначала «деликатно» стучал в дверь, а затем ждал, пока не выглянет кто-либо из «жильцов». В противном случае, он мог нарваться на ругательство, даже получить чем-то тяжелым по голове, а вдогонку на него еще и жаловались начальнику. [У надзирателей вообще принято стучать ключом по замку, перед тем как войти в камеру, чтобы предупредить заключенных и дать им несколько секунд, чтобы привести себя в порядок. Но в остальных случаях надзиратели обычно заглядывают в камеру без предупреждения. – Авт. ]

У заключенных всегда были деньги – начальство этому не препятствовало. На деньги покупали провода, лампочки, электроспирали, лекарства (в том числе наркотические), вызывали для больных врачей, которые за бесплатно и плюнуть на нас не хотели.

Постовые, не проверяя, таскали и передавали между камерами все подряд - вплоть до шприцов, заправленных наркотиками, которые открыто приготавливались в камерах, или сигарет с анашой. Кое-кто из них и сам был не прочь «курнуть» на «халяву» (даром). Зеки на «дрянь» (наркотики) не жадничали, зато у такого «мента» потом можно было купить «колеса» (наркотические таблетки), анашу, и еще многое другое. Героином занимался сам старшина. Мне за 50 долларов предлагали нож с фиксатором и т.п.

Насмотревшись на это, я невольно задался вопросом: и как это отсюда еще никто не сбежал? Ведь при таком «беспределе» это, как говорится, сам Бог велел».

Задавались этим вопросом и другие заключенные, для которых выход из корпуса был только с другой, подвальной стороны. При этом те, кто сидел уже долго, 3-4 года, и помнил строгости советских времен, склонны были больше наслаждаться вседозволенностью, чем думать о таком рискованном мероприятии. Другое дело – заключенные, попавшие в «пятый корпус» относительно недавно и видевшие ситуацию исключительно в мрачных тонах. Тем более, если они попали не в ту «масть» или же помилование им, что называется, «не светило».

Таким был бывший офицер Советской Армии, украинец Игорь, осужденный за убийство и пришедший в камеру №131 «пятого корпуса» 29 апреля 1994 г. Будучи «погонником» и притом не азербайджанцем, он, как и все заключенные этой категории, подвергался притеснениям сокамерников. Однако среди «погонников» он находился в несколько более выгодном положении: не был сломлен морально, обладал приемами рукопашного боя, знанием восточных единоборств и психологии. Это до поры помогало. Но он понимал, что в какой-то момент, ослабев, все равно станет жертвой сокамерников, и решил бежать. «Я бежал не от правосудия, а от самих заключенных, ибо знал, что все равно рано или поздно кто-нибудь из них перережет мне во сне горло»,- вспоминал он позднее. Но, откровенно говоря, и азербайджанское правосудие тоже было к нему неласково. Едва ли он мог рассчитывать на пересмотр своего дела.

…Кстати, уже позже Игорь получил подтверждение опасениям насчет своих «товарищей». Один из сокамерников уже после поимки и возвращения в «пятый корпус» признался ему, что когда Игорь перед самым побегом тяжело заболел, его сообщники по побегу обсуждали между собой идею придушить его во сне, чтобы он не вызвал доктора, и случайно бы не обнаружился уже готовый подкоп. «Я был шокирован!»,- вспоминает Игорь. - «Люди, которым я указал и помог открыть путь к свободе – пусть даже и незаконный, хотели убить меня за то, что я давал им шанс убежать от казни!»

Уже в январе 1994 г. в 131-й «хате» достаточно интенсивно обсуждались те или иные пути побега - этим в то время баловались чуть ли не в половине камер. Например, в 125-й «хате» сидел некий Азиз из Кешля, который был на этом просто помешан. До «пятого корпуса» он уже пытался бежать из следственных корпусов Шувелянской и Баиловской тюрем, и оба раза «запалился». Чуть ли не на следующий день по прибытии в «пятый корпус» он взялся за старое и списался с «общаковой» камерой и другими авторитетами. 

О наклонностях Азиза знали и соответственно инструктировали надзирателей. По возможности, к нему подсаживали «погонников», которые ввиду своей законопослушности должны были воспрепятствовать побегу. Говорят, что за Азизом через открытую «кормушку» следили и «сетки» из расположенной напротив камеры №133.

Рассказывали, что в соседней камере №126 велась подготовка к побегу, не исключено, что с подачи неугомонного Азиза. Перед самым побегом он мог бы перевестись в эту камеру и бежать вместе с остальными. Тем более что в этой камере сидел его сокамерник по Шувелянской тюрьме Гудрят, на которого в свое время, наряду с Азизом, тоже пало подозрение в подготовке побега. К тому же внимание администрации и «сеток» успешно отвлекалось от этой камеры болтливым Азизом. 

Узнав о том, что «общак» решил сбежать, заключенные из камеры №126 якобы хотели согласовать с ним дату побега и попросили подождать их, чтобы бежать в один день. Но отношения между двумя камерами были плохими – в камере сидел бывший претендент на место общака Гудрят. Да и работа была на разных этапах – в 126-ой «хате» только начали ковырять бетон, причем медленно, без долбежки, ковыряя пол бетонными гвоздями-дюбелями, а «общак» уже заканчивал подготовку к побегу, и побег из 126-ой камеры запретили. Ямку в бетоне замаскировали, используя как тайник (его обнаружили после побега).

Без нейтрализации бдительности надзирателей подготовка побега могла бы закончиться при первом же подозрительном металлическом стуке. К счастью «побегушников», после неожиданной замены на посту начальника режимной части службиста-прибалта Вавира на лентяя Газанфара, заключенные «договорились» о различного рода поблажках. Одной из них была отмена «шмонов» - хотя в камере того же Азиза они время от времени все же проводились. 

НЕУДАЧНЫЕ ПОБЕГИ 

Игорь с товарищами были уже не первыми, кто пытался использовать продажность охранников для побега. Один из таких случаев, известный по публикации в журнале «Ганун» (№4(72), 2000, стр.48-51), описывал давнюю попытку побега в еще «докарабахские» времена. Трое заключенных – Халид Атакишиев, Ханага Шюкюров из камеры №132 и Давуд Мамедов из расположенной напротив камеры №118, решились бежать, подкупив надзирателя Сергея Саакяна. Тот принес в камеру №132 гаечные ключи, которыми заключенные должны были отвинтить гайки, крепящие стальную дверь. В камеру №118 он же передал железный прут, выломанный им из решетки в туалете. В обе камеры принес водки для храбрости.

Когда Сергей сменился, надзиратель Али был подозван Давудом к кормушке якобы для того, чтобы взять у него кружку для воды. Вместо этого заключенный, бывший спортсмен, схватил его за руку и, с силой втащив ее в камеру, ударил контролера лицом о железную дверь. Выламывая руку, начал наносить ему через «кормушку» удары в грудь железным прутом.

А в это время заключенные, отвинтив болты на двери, начали сильно бить по ней ногами, пытаясь выломать из деревянного косяка. 

По плану, заключенные из 132-й камеры должны были выбраться в коридор, убить надзирателя, взять у него ключи и открыть Давуда. Затем вызвать электрика – якобы для починки неисправной лампочки в камере, напасть на него и сопровождающих лиц и выбраться во двор.

Однако дверь поддалась лишь частично: железная рама была приколочена к дереву длинными гвоздями, да и «язык» замка, закрываемого на 3 раза, глубоко уходил в стенку. 

Наконец, теряющий сознание контролер вырвался из рук обессилевшего Давуда и подал сигнал тревоги. После долгого лечения в ночную смену он уже не выходил, а присмиревшим неудачливым беглецам рассчитывать на помилование уже не приходилось…

Спустя несколько лет, в марте 1994 г. заключенные планировали повторить захват контролера в заложники. Планировали притянуть его к двери, отобрать у него ключи, открыть камеру, выйти в коридор, а там вызвать дежурного, чтобы тот открыл входную дверь, и выйти во двор. Однако внутрикамерная агентура вовремя известила о намерениях начальника тюрьмы, и побег сорвался. С виновными, по уверениям сотрудников тюрьмы, обошлись мягко - лишили их свиданий и передач. Однако потом главный виновник по какой-то причине скоропостижно умер…

Возможно, именно после этих случаев двери камер в «пятом корпусе», кроме обычных замков, стали закрывать еще на электронные замки, которые блокировались извне, с пульта дежурного.

Так что фокус с выломанной дверью точно бы не прошел. Потолок был сделан из железобетонных плит, наружная стена – из толстого камня, пол и вовсе был залит сплошным бетоном…

Вырваться в коридор не через дверь, а выломав стенку? Но ведь это нельзя проделать без шума, а кроме того, дыра в стенке толщиной в два кубика должна быть достаточно большой, чтобы хотя бы пара заключенных успела выбраться в коридор до того, как на шум прибежит надзиратель.

Хотя рассказывают, что вскоре после побега, в камере №122 на стенке, смежной с коридором, облупились от штукатурки пара камней-кубиков. К несчастью, там в это время содержался бывший «побегушник» Китабали, которого и обвинили в плане выйти через пролом в стене в коридор. После изрядной дозы побоев, которые получили обитатели «хаты», один из надзирателей вдруг вспомнил, что заключенные когда-то сами жаловались на обсыпавшуюся штукатурку, и наказание прекратили.

Позже, где-то в 1997 или 1998 г., подобная история произошла в камере №119, где на внутренней стене облупилась штукатурка, обнажив каменную кладку. Каждый день во время утреннего технического осмотра камер заключенные, опасаясь последствий для себя, обращали на это внимание старшины Кахина (имя изменено). Тот игнорировал жалобы, видимо, имея свои далеко идущие планы.

Как оказалось, он планировал расправиться с содержавшимся в этой камере заключенным М. по кличке «Молла» (тот был религиозен, молился и приставал к надзирателям с проповедями). Противостояние можду ними зашло так далеко, что в один из дней М. не выдержал и с криком «Аллаху акбар!» бросился на Кахина с целью его убить, схватил его за воротник, и, оторвав от пола, чуть не задушил. Однако «прессовщики» отбили старшину из его рук.

Для своей цели Кахин завербовал содержавшегося там же заключенного-«обиженника» по имени С. В один из дней С. попросился на прием к Кахину и устно сообщил ему, что заключенные в его камере якобы хотят выломать стенку в коридор. Тот отделил «доносчика» от остальных и поместил его в камеру №129. Затем побежал к начальнику тюрьмы Самиру Бахрамову (имя изменено) с докладом о мнимом побеге.

Вскоре начальник с группой людей появился в корпусе, зашел в камеру и убедился в том, что со стенки действительно снята штукатурка. Выведенные в коридор заключенные клялись-божились, что ежедневно показывали это место на стене старшине. Но начальник не поверил, и начался «пресс».

Говорят, что первый удар дубинкой якобы нанес сам начальник со словами: «По традициям предков, каждый, кто нарушает закон, должен быть избит». Избили всех, но больше всего, конечно, досталось М. Затем заключенных раскидали по разным камерам, а М. поместили в «петушиную» 133-ю камеру, т.н. «пресс-хату». 

Таким образом, такой вариант побега полностью не исключался, если не самими заключенными, то хотя бы администрацией. Но при этом необходимо было бы облупить на большом и, к тому же, заметном участке стены штукатурку, что было чревато разоблачением.

Продолжение:
Пятый корпус: Успешный побег (22)

http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/09/22.html