Пятый корпус: Традиции (11)

Хотя тень смерти все время витала над узниками «пятого корпуса», но шли дни, месяцы, годы, и они втягивались в тюремную жизнь, которая имела свои традиции, охраняемые авторитетными заключенными-«законниками».

По обычной логике, казалось бы, на грани жизни и смерти должны были бы получать иной вес слова, поступки людей, должна бы происходить переоценка обычных ценностей. Человек вроде должен был бы очищаться чувством скорой смерти и становиться чище…

На деле ничего этого не происходило. Смертники, будучи вырваны не только из обычного человеческого общества, но и из привычной уголовной среды, конечно же, чувствовали тягу к человеческому существованию. И, не исключено, что, будучи в условиях, максимально приближенных к домашним, будучи часто посещаемыми родными и близкими, контактируя со священниками и врачами-психологами, они бы вышли на этот уровень осознания своего преступления, когда раскрытая дверь в вечность вызывает слезы раскаяния. Не случайно такой сильной, хотя и неглубокий след оставляло на них каждая встреча с родственниками, и запоминался каждый человечный поступок типа дачи надзирателем стакана воды умирающему…

Но в случае с «пятым корпусом» смертников практически полностью изолировали от внешней жизни, от любого напоминания о наружном мире (в 1994-97 гг. даже не разрешали иметь радиоприемник). А четыре сочившиеся сыростью осточертевшие стены, если что и напоминали, то только не волю, семью, раскаяние. Скорее, дни, проведенные в кампании уголовников в следственном изоляторе или «крытой» тюрьме, где царили тюремное «братство» и стремление не сдаваться и упираться до конца. Оттуда тоже уводили, и чаще всего, это тоже были невеселые минуты…

Вот этот мир, за неимением другого примера, и пытались скопировать и воспроизвести смертники «пятого корпуса». 

Здесь, среди заключенных, часть которых была «черной масти», профессиональными преступниками, сохранялось подобие воровского порядка, основанного на строгой иерархии.

Как и везде в местах лишения свободы, эта иерархия строилась на четком разделении на касты, или «масти», выражаясь на тюремном жаргоне-«фене». «Масти», в свою очередь, делились, на другие, более мелкие подгруппы. В основу такого деления ложились профессия, характер совершенных преступлений, свойства личности, сексуальная ориентация.

Наиболее привилегированную в тюремном сообществе «черную масть» составляют «воры». В отличие от обиходного языка, где слово «вор» означает человека, который тайно незаконно похищает чью-то частную собственность, в тюрьме это означает профессионального преступника, выполняющего «воровской закон». Смысла описывать то, что в него входит, я не вижу, т.к. это многократно уже описано в прессе и специальной литературе. 

В особом почете среди уголовников находятся т.н. «воры в законе», т.е. «коронованные» собранием таких же «воров в законе» («сходняком») преступники. Они являются высшими авторитетами в уголовном мире, зачастую – единоличными трактователями «поняток» во время «разборок» конфликтных ситуаций среди заключенных. В последнее время появилась тенденция только таких заключенных и называть «ворами», в то время как остальные составляют касту «черных заключенных». «Воров в законе», которым жаргон азербайджанских тюрем и местная пресса присвоила имя «лоту» (лоту Бахтияр, лоту Юнус и т.п.), в Азербайджане никогда не было много. Власти стремятся их физически истребить или, по меньшей мере, принизить их моральный авторитет.

Отмечу, что в основе «закона» лежит уважение «мастей», соблюдение и пропаганда «поняток» - основных понятий и неписанных правил поведения. Суммируя содержание «поняток», можно сказать, что ее содержанием является примерно такие же нормы поведения и общежития, что и на воле. Уважай товарищей; не ругайся матом без веских причин, но если это произойдет, ни в коем случае не затрагивай мужского достоинства и мать противника; разбирайся с конфликтами словами, а не кулаками; не воруй у ближних; помогай нуждающимся; уважай старших по возрасту, покровительствуй младшим; не доноси на товарищей и т.п. Однако эти нормы уголовниками распространяются только на своих («братву»), но не на «красную» и «голубую» масти.

Внутри «черной масти» есть и другие категории, общим для которых является соблюдение «закона» и уважение «законников». Именно на них лежит коллективная обязанность наблюдения за уголовным порядком в тюрьме (за «положением»). Кстати, от тюркского перевода термина «смотрящий» - бахан, и произошло популярное слово «пахан».

На вершине уголовной иерархии в конкретном корпусе или тюрьме стоит «смотритель общака», или просто «общак». В его персональную обязанность входит пополнение и распределение материально-денежного фонда заключенных – «общака», помогающего им выжить и обеспечить себе некоторые незаконные услуги. В камере, где хранится общак – «общаковой хате», обычно собирается подходящая компания блатных или «положенцев», то есть «смотрящих» за «положением».

Почти в самом низу этой пирамиды находятся «голубые» заключенные. Это пассивные гомосексуалисты и приравненные к ним по статусу («петухи», «обиженные», «пидоры», «фуфлошники», «крысы»). Это подлинные неприкасаемые, которым уже никогда не подняться со дна ни ступенькой выше.

Самую же низшую, «красную масть» составляют лица, сотрудничающие с тюремной администрацией, например, «суки» - внутрикамерные секретные агенты «кума» (начальника оперативной части), «погонники» (военные, бывшие сотрудники правоохранительных органов), «активисты» (участники разного рода самодеятельных объединений заключенных, инициированных администрацией), «козлы» (заключенные, занимающие в тюрьме некоторые официальные должности) и пр. В «закон» входит беспощадная борьба с «красной мастью», так как она выступает в среде заключенных с тех же позиций, что и администрация, мешают соблюдению «поняток». Учитывая отношение «черных» к «погонникам», последних обычно держат в особой колонии для бывших административных работников (в Азербайджане это колония №9). А в «пятом корпусе» для этой категории первоначально была отведена 125-я «системная» камера.

Однако в последнее время, в связи с появлением политических заключенных, большую часть которых составляют именно «погонники», отношение к «погонникам» стало более дифференцированным. В некоторых случаях бывших «погонников» даже пропускают в лидеры, правда, лишь на уровне камер. А к политическим «погонникам», видя в них борцов с властями, в целом относятся, если не с симпатией, то хотя бы нейтрально. В зачет «ментам» может пойти и «благородный мотив» преступления, например, убийство ради спасения чести семьи. Многое решает и материальное положение «погонника».

Необходимость в пересмотре этой части «поняток» возникла в конце 1995 - начале 1996 гг., когда в обычные «зоны» (колонии), как на заклание, поступили десятки политических «погонников» из числа сотрудников Отряда полиции особого назначения. Тогда, как рассказывают уголовники, «лоту Бахтияр» на сходке «воров» оценил такой ход властей как провокацию с целью расправиться со своими противниками руками уголовников – такие приемы часто использовались и в сталинское время, но прецедентов не было уже десятки лет. По решению «воров» уголовники не стали трогать политических «погонников» и приравняли их к «мужикам», с условием, что те будут уважать «понятки» и не станут вмешиваться в «воровские» дела. 

Наиболее ярко это проявилось, например, в ходе событий в Гобустанской тюрьме в январе 1999 г., когда группа политзаключенных захватила оружие и, открыв камеры, выпустила уголовников. Смотревший за «положением» в этой тюрьме лоту Юнус после короткого анализа ситуации приказал уголовникам вернуться в камеры, так как, по его мнению, это была «разборка» между бывшими и нынешними «погонниками», до которой «черным» заключенным нет дела. 

В результате в активные события были вовлечены всего около 35 человек из 500 заключенных этой «крытой» тюрьмы. Полезно также отметить, что среди заключенных, давших показания на суде в пользу следствия, преобладали «петухи», чем «черные» подследственные сильно возмущались: «Какие из них свидетели? Они же за пачку сигарет все, что хочешь, скажут!». В конце концов, один из «обиженных», проходивших по этому делу, пытаясь снять с себя абсурдное обвинение в государственной измене, как неотразимый аргумент, заявил: «Ну что же это за государство, которое могут свергнуть «обиженники»?!» По скамье подсудимых и в зале прошел смешок, и судьи, сдавшись, сняли с «обиженников» клеймо госпреступников...

Остальные заключенные попадают в категорию «мужиков», или в «серую масть». Для них обязательно соблюдение «тюремного закона», представляющего собой смягченный вариант «воровского закона». Например, в отличие от «воров», «мужикам» позволительно состоять в политических партиях и общественных организациях, проходить срочную службу в армии, иметь жен, семью, работать в государственной сфере, да и в «зонах» им не возбраняется работать на производстве, ни в коем случае не участвуя в руководимой властями различного рода общественной активности. При этом обязательным условием хороших отношений «мужиков» с «черной мастью» является уважение «мастей» и «поняток», а также пополнение «общака».

В период независимости в «пятом корпусе» появились специфические группы смертников, к которым «законникам» было трудно сразу определить свое отношение. 

Например, армянские боевики из Карабаха. По формальным признакам они были ровней большинству в корпусе, так как были осуждены за убийство при отягчающих обстоятельствах, да и воевали против того же государства и тех же «ментов», которых «блатные» ненавидели. С другой же стороны, они были врагами той нации, которую представляло большинство заключенных. 

Большинство смертников все же приняли армян за равных («на нас одно клеймо»), однако с оговоркой, что им не должна выделяться доля из «общака». Но одного из армян, т.н. «автобусного террориста», путем террористического акта зверски убившего в рейсовом автобусе десятки женщин и детей – а это считалось нарушением «поняток», не стал поддерживать никто – его презирали даже армяне.

В начале 1990-х трудно было определиться и с «погонниками». Некоторым из армейских офицеров, как говорят, в угоду «поняткам» определили место под нарами, а то и истязали до смерти. Гораздо сложнее было с погонниками, которые по своим преступлениям были убийцами «ради чести», «политиками» и т.п.

Некоторые «погонники» своим поведением заслужили уважение, не только не поддерживая администрацию, но и активно борясь с ее произволом. В отличие от «погонников», унижавшихся перед уголовниками, такие «демагоги» выжили и при этом заслужили к себе уважение. В результате их приравняли к «мужикам», хотя эти «погонники» так и не приняли волчьих законов преступного мира, воспринимая себя в качестве «случайных пассажиров» этого «поезда».

Отмечу, что по отношению к «поняткам» существует классификация заключенных по поведению. Например, «хорошие ребята» или «правильные арестанты» - это соблюдающие «понятки». В отличие от них, есть «быки», которые стараются каждый конфликт решать физической силой, «мутилы» - те, которые ради своих корыстных целей заведомо неверно толкуют «понятия», провоцируют конфликты между арестантами, «беспредельщики» - не признающие «поняток».

Специфика «пятого корпуса» вносила в «понятки» и их исполнение некоторые коррективы. Например, в отличие от «зоны» корпус имеет камерное содержание заключенных, причем перевод заключенного из одной камеры в другую строго контролировался администрацией. Соответственно, существовала возможность, чтобы та или иная камера («хата») безнаказанно «беспредельничала». Об этом периоде 1993-1994 гг. ветераны-смертники до сих пор вспоминают с содроганием.

«Петухи», которых отсадили в большую камеру №133, где они составляли заведомое большинство, из отверженных, которыми они были в своей предыдущей камере, сами превратились в садистов-истязателей («прессовщиков») и в реальную угрозу для тех заключенных, которых сажали в эту «пресс-хату». И «блатные» ничего с этим поделать не могли.

Однако, помимо простого (уголовного), был и т.н. «ментовской беспредел», когда надзор точно так же открыто пренебрегал элементарными писаными правилами обращения с заключенными. В результате этого, по некоторым данным, в «пятом корпусе» в 1994-98 гг. погиб примерно каждый третий смертник.

Из специфических традиций именно «пятого корпуса» можно упомянуть культивируемую в себе постоянную демонстративную готовность заключенных к расстрелу, которая уменьшилась, точнее сказать, притупилась, лишь через длительный период неисполнения смертных приговоров. Так как расправы происходили по строго определенным дням, по субботам и воскресеньям заключенные обычно соблюдали тишину. В «общаке» же в качестве «неприкосновенного запаса» всегда держали продукты для поминовения расстрелянных (после расстрела траур по казненным держали 40 дней).

Осталось добавить, что в Азербайджане куда меньше уважают «понятки», чем в России. Кроме того, многократно сидевшие на особом и строгом режиме заключенные («особняки», «строгачи») лишь посмеиваются над доходящими до идиотизма «приколами», которые царят среди амбициозных «малолеток». Если в «малолетке», например, считают «опортаченным» весь сахар в сахарнице, если кто-то пошел на «север», забыв закрыть крышку сахарной посудины, то «строгач» может, например, съесть сахар или хлеб с пола. Надо только успеть сразу объявить, что пища «на газетку упала». И хотя никакой «газетки» и в помине нет, но со строгача не «спросят». Пользуясь этим, «строгачи» в тюрьмах успешно «греются» той пищей, которую «малолетки» считают «опортаченной» и бракуют.

Необходимость выживания вообще существенно снизила планку запретного. Например, в «пятом корпусе» заключенные копались в туалетном «очке», доставая случайно упавшие туда ложки, кружки, обмылки. Хорошенько вымыв, их снова пускали в дело, хотя где-то в «малолетке» или в России за такое можно было бы попасть в «обиженники».

В целом основные воровские «понятки» при всей их жестокости, были продиктованы необходимостью выживания и помогали «арестантам» выстоять против «беспредела», голода, болезней. Многим из них эта арестантская солидарность реально спасла жизнь. 

Эльдар Зейналов

Продолжение:

Пятый корпус: Общак и его смотрители (12)

http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/06/12.html