Пятый корпус: Дух сопротивления (35)

В воспоминаниях о жизни «пятого корпуса» бывшие смертники обычно сравнивают почти совпавшие по времени «проводы» на свободу смертников-армян и появление группы политзаключенных. Уж очень контрастно выглядела почти торжественная церемония расставания надзирателей с армянами (по воспоминаниям одного из очевидцев, «их провожали на родину как национальных героев») с тем злобным приемом, который встретили здесь осужденные к расстрелу «враги народа».

Многим запомнилась показательная расправа над «Полковником» (А.Гумматовым). Спустя некоторое время после его поступления в корпус, в августе 1996 г. там появился начальник тюрьмы Шамаил Авазов (имя изменено). Один из смертников вспоминал, что обычно он, знакомясь с заключенным, понравившемуся назначал один удар дубинкой, остальным – сколько вздумается. Когда же пришла очередь «прописки» А.Гумматова, заключенных выстроили в коридоре, и начальник при всех словесно оскорбил его «плохими словами». Расчет при этом делался не просто на однократное унижение человеческого достоинства и провокацию заключенного на какое-то непродуманное действие, но и на то, что смолчавший заключенный никогда уже не сможет пользоваться среди заключенных высоким авторитетом. Правда, тюремные долгожители к многим вещам относятся гораздо легче, чем новички из «малолетки», и «ругательство мента» значит для них не больше, чем лай собаки – его не воспринимают. 

Однако Альакрам, будучи человеком другого склада, не смолчал и достойно ответил, чем сильно разозлил начальника. Надзирателям было приказано избить его до смерти. Очевидец сообщает, что «описать этот ужас невозможно… Гумматов был избит до потери сознания, день ото дня его состояние становилось все хуже и хуже, даже пошли слухи о том, что он якобы умер». Слухи, поддержанные в прессе некоторыми правозащитниками, приобрели такую убедительность, что близкие родственники даже пришли к тюрьме и со слезами требовали выдать его останки, а международные организации уже искали его портрет для некролога. 

Старшина Кахин (имя изменено) с большим трудом смог убедить их, что Альакрам жив, и после этой истории заключенному начали оказывать медицинскую помощь – явление достаточно редкое в практике «пятого корпуса». Естественно, ни о каком стационарном лечении речи идти не могло – лечили прямо в камере. Даже спустя два года, заключенный все еще чувствовал постоянные боли в отбитых легких. Под конец он заболел туберкулезом от соседа по камере, а осенью 1999 г. уже харкал кровью. Стационарного же лечения в специализированной туберкулезной колонии он дождался лишь в марте 2000 г.

Кстати, незадолго до избиения А.Гумматова ООН призвал страны, сохраняющие смертную казнь, эффективно соблюдать «Минимальные стандартные правила обращения с заключенными» с тем, чтобы «причинять как можно меньше страданий приговоренным к смерти и не допускать отягощения этих страданий». Но где ООН, а где Баиловская тюрьма! В «пятом корпусе» единственным «источником права» были дубинки «прессовщиков» Кахина…

Следующим из политзаключенных на очереди, говорят, был зверски избитый тогда же Эльдар Алиев. В такт ударам дубинок, начальник тюрьмы Авазов напоминал ему о его прошлом начальника военной полиции Гянджи. Прессу подвергались и другие политзаключенные, кроме бывшего министра национальной безопасности Наримана Имранова.

Старшина Кахин, которого заключенные прозвали «маленький Чикатило», вообще был горазд на выдумки. Ему, не без основания, приписывают множество смертей заключенных. Но иногда он развлекался над тем же Гумматовым и более «безобидным» образом. Например, в мае 1998 г. Гумматов сообщил, что «наш «друг» Кахин 22 апреля 1998 г. отобрал у заключенных их камеры железные кружки, чтобы те не могли сами готовить чай. Затем с помощью «баландера» (раздатчика пищи) Рауфа, которого заключенные прозвали «Акопом», на протяжении 2 недель 6 раз он добавлял какое-то лекарство в чай: «Я и мой товарищ по камере Фикрет Искендеров, выпив чай, были вынуждены по меньшей мере раз 25-30 сбегать по малой нужде в туалет. Сейчас не берем ни чай, ни кипяченную воду, чай полностью заменили простой водой». Можно понять испуг Гумматова, если учесть, что его уже однажды пытались отравить во время предварительного следствия…

Известна и другая похожая история, о которой официально заявил Рагим Газиев. По его словам, другой «баландёр» Рашид в августе 1999 г. поведал ему, что старшина Захар при раздаче пищи в камере №126 Гумматову незаметно подсыпал в его баланду какой-то порошок, после чего Гумматова сильно тошнило. По словам «баландёра», старшина неоднократно предлагал ему при раздаче еды в камере №132, где сидел Газиев совместно с другим заключенным, как бы случайно уронить на пол хлеб. По уголовным «поняткам» есть такой хлеб было бы «за падло», и заключенный обязательно или требовал заменить хлеб, или оставался бы голодным по «своей» вине. Если бы возник шумный конфликт, это бы послужило поводом для избиения заключенных. Если бы Р.Газиев паче чаяния съел бы заведомо «опортаченный» хлеб, то он приобрел бы статус «обиженника».

А в 2000 г. оба политзека жаловались на неожиданно ухудшившееся качество еды в «пятом корпусе», с плохим вкусом и дурным запахом, которая не удовлетворяла даже их ко всему привычные арестантские желудки и вызывала рвоту. По тогдашнему предположению Р.Газиева, «на Баилове политических заключенных хотят уничтожить путем отравления и вывода из строя организма».

Физическая сила и провокации применялись в то время и против других политзаключенных. Те, как могли, противостояли, пересылая на волю тайные записки - «ксивы» с описанием своих мытарств и привлекая международное внимание не только к своей судьбе, но и вообще к условиям содержания в «пятом корпусе». В основном «пятый корпус» привлек внимание правозащитников именно благодаря политзекам.

Справедливости ради надо отметить, что отнюдь не все политзаключенные были такими идейными борцами за свои права или вообще «высовывались». Например, бывший министр национальной безопасности Нариман Имранов, по отзывам соседей, «являлся самым тихим заключенным корпуса. Можно было бы даже сказать, что его нет в корпусе». Оно и понятно – бывший «чекист №1» и на воле никогда не вмешивался в публичную политику.

Другим «тихоней» являлся бывший премьер-министр Сурет Гусейнов, осужденный уже после отмены смертной казни. Иногда, правда, он позволял себе громогласные фантастические заявления типа: «Эй, люди! Когда я был в КГБ, мне в ухо внедрили «жучок», чтобы слышать каждый мой разговор» или «Со спутника мою камеру облучают, вот, прямо сейчас идет облучение» и т.п. Порою на прогулку он выходил, вложив в уши кусочки ваты, которые всегда держал в кармане спецовки – чтобы не слышать «голоса». Несмотря на явную неадекватность его поведения, его не обследуют квалифицированные психиатры. Просто все – от надзирателей до заключенных почему-то решили для себя, что он симулянт. Но я слышал мнение, что избиение по голове, явные следы которого в виде 5 шрамов до сих пор заметны, могли повредить какой-то слуховой нерв и вызвать иллюзию жужжания в ухе. Окончательную точку в дискуссиях о его здоровье все-таки должны поставить врачи.

А вот другой политзек, уже имея расстрельный приговор, постоянно вызывался в качестве «дежурного свидетеля» обвинения на серийные процессы по различным эпизодам того же «октябрьского дела» 1994 года, что и С.Гусейнов. Даже замначальника тюрьмы Магомед (имя изменено)однажды высказался по этому поводу: «Ну и опасный же ты человек! Готов затоптать каждого, кто с тобой когда-то просто на улице поздоровался!» Именно он, как полагают, «сдал» сокамерника, ведшего список погибших в «пятом корпусе».

На совершенно особом счету в «пятом корпусе» был Музамиль Абдуллаев, или Музя (Мурзик), как его прозвали в «пятом корпусе», тоже проходивший по «Октябрьскому делу». Он, вероятно, был там самым беспокойным политзаключенным в 1996-1998 гг. Его пребывание сопровождали постоянные конфликты с надзирателями и заключенными. Другие политзаключенные «пятого корпуса» в отношении этого своего товарища по несчастью не проявляли обычной солидарности. Если на первых порах они незамедлительно сообщали на волю, что Абдуллаев кричит в камере, жалуется на «пресс» и что он, видимо, болен, то впоследствии он для них как-то перестал существовать и постепенно почти выпал из поля зрения прессы и правозащитников.

Рассказывают, что получивший 9 октября 1998 г. помилование М.Абдуллаев через несколько дней принял участие в голосовании в тюрьме в ходе президентских выборов. Под смех надзирателей он попросил разрешение написать на обороте бюллетеня для голосования благодарственное письмо президенту Г.Алиеву. А выйдя на свободу в 1999-м, и вовсе обратился в Комитет по Нобелевским Премиям с просьбой присудить эту премию президенту Азербайджана.

Некоторые из политзеков обвинялись в «терроризме». Таких заключенные разделили на две группы: на тех, кто обвинялся в покушении на должностных лиц, и на тех, чей террор был направлен против обычных людей. Если первых воспринимали нормально, то ко вторым отношение было хуже - убийцы женщин и детей были не в чести даже у серийных убийц. Им установили «рамку» и не допускали к решению общих проблем.

В целом некоторые политзеки и в «пятом корпусе» Баиловской тюрьмы, и позднее в Гобустане внесли дух сопротивления, борясь не только за свои, но и за общие права. Интересно, что при этом часто «воры» поддерживали администрацию под тем предлогом, что они, мол, «не занимаются политикой». Например, они практически сорвали голодовку бывших смертников за пересмотр собственных пожизненных приговоров, но в то же время не возражали, чтобы те же заключенные участвовали в различных голосованиях, т.е в чисто политических событиях.

Эльдар Зейналов

Продолжение:
Пятый корпус: Переход в ведение Минюста (36)
http://eldarzeynalov.blogspot.com/2016/08/blog-post_26.html