Беседа о политзаключенных

Эльдар Зейналов

Правозащитный Центр Азербайджана

1. Кто такие политзаключенные? 

Я бы определил политических заключенных как “военнопленных гражданской войны”. Если в обществе жесткое противостояние, то там обязательно появляются жертвы проигранных политических баталий...

Этот термин существует еще с царских времен и означает человека, лишенного свободы в связи с политической оппозицией режиму. Среди политических заключенных нашей истории можно назвать, например, декабристов, Достоевского, народовольцев, социалистов различных партий в царское время, “антисоветчиков” и диссидентов Советского периода, активистов НФА, арестованных после “Черного Января”... 

Но после обретения Азербайджаном независимости происходит метаморфоза: несмотря на ожесточенную политическую борьбу и широкомасштабные репрессии в этой связи, политические заключенные... исчезли! А причиной были обычные двойные стандарты. Я могу привести десятки параллелей, когда аналогичные действия расцениваются по-разному, в зависимости от того, применялись ли они против коммунистов, фронтовцев или нынешнего режима и даже в зависимости от внешнеполитических симпатий заключенного. 

Факт состоит в том, что политзеки есть почти везде – за исключением тех стран, где очень высокая культура межклассового, межконфессионального, межэтнического диалога. Это явно не случай Азербайджана.

2. Каким образом правозащитники идентифицирует политзаключенных? 

У Международного Комитета Красного Креста свои критерии, у “Международной Амнистии” - свои, у Совета Европы - третьи. На 90% все эти критерии пересекаются. Например, МККК считает политзаключенными т.н. “заключенных из соображений безопасности”, т.е. всех тех, кого лишили свободы за оппозицию правительству – и мирную, и насильственную. “Международная Амнистия” считает политическими тех заключенных в делах которых есть заметный политический элемент, выделяя из них узников совести – тех кто сидит за идею, а не за насильственные действия. Совет Европы считает политическими тех заключенных, в делах которых нарушены статьи Европейской Конвенции по правам человека, касающиеся основных прав и свобод граждан, и кого при этом осудили несправедливо. СЕ также до этого года считал, что наших политзаключенных надо или освободить, или пересудить заново, используя европейские стандарты справедливого суда.

Если суммировать, то все эти организации считают политическими людей, арестованных в связи с политикой, выделяя среди них тех, кто сидит за идею и за конкретные действия, возможно, перешедшие грань действующего закона. Тех, кто сидит за ненасильственную идею, требуют освободить немедленно, остальных – судить справедливо и в тюрьме относиться одинаковос уголовниками.

При этом эксперты СЕ подготовили свои пять “критериев Трекселя” на основе всех уже существующих определений, включая не только определения, даваемые МККК и МА, но и дела Европейского Суда по правам человека, международную практику в области экстрадиции, документы процесса примирения в Южной Африке. После этого, честно говоря, становится смешно, когда некоторые наши правозащитники предлагают “сесть вместе и разработать наши собственные критерии для определения политзаключенных”.

Наш Правозащитный Центр Азербайджана с момента создания в апреле 1993 г. использовал критерии МА, на основании которых был создан первый список политзаключенных (еще при Народном Фронте). После смены власти их выпустили и посадили новых. В 1996 г. уже разросшийся список, несмотря на цензуру, опубликовал журнал “Ганун”, в 1998 г. – газета “Азадлыг”. Список из 716 имен по состоянию на 1 января 2001 г. взял за основу Совет Европы. Широкое определение, даваемое МА, и сейчас используется нами для составления предварительных списков политзеков.

Когда в октябре 2001 г. в отчете экспертной группы Трекселя были опубликованы объективные критерии, их взяли за основу и наш ПЦА, и некоторые другие кооперирующие с СЕ правозащитные организации. Часть из них объединилась в Федерацию правозащитных организаций Азербайджана. Уже на основе “критериев СЕ” в 2003 г. Федерация подготовила два новых списка: в один вошли 72 человека, пропущенные в “списке 716-ти”, во второй – 58 человек, арестованных уже после вступления в СЕ.

Поиски каких-то “новых”, исключительно азербайджанских, критериев обычно прикрывают несогласие этих людей с тем, что в списки СЕ попала та или иная несимпатичная им фигура или политическая группа. 

3. Не кажется ли Вам, что правозащитники стараются отменить тюрьмы для заключенных? 

По-моему, таких государств еще на свете не было, чтобы обходились без тюрем. Если перефразировать знаменитое: “Демократия плохая, несовершенная система. Но что поделаешь - из всех существующих несовершенных систем она самая лучшая”, то можно сказать, что “тюрьма – огромное зло, но без нее много хуже”. К сожалению, в условиях широко распространенной бедности, наличия сотен тысяч беженцев, миллионов еле сводящих концы с концами пенсионеров инвестиции в тюрьмы не очень популярны. Например, когда построили специализированную колонию для туберкулезных больных, где лечение под присмотром Красного Креста спасло жизни многим людям, кто-то из оппозиции сказал, что “зхорошее правительство строит детские садики, плохое – новые тюрьмы.

Что касается политических заключенных, то я всегда выступал за всеобщую политическую амнистию, а в ее отсутствие – за честные суды, которые бы помогли выявить тех, кто во время предварительного следствия применял к ним пытки и фальсифицировал дела. С этой точки зрения требование новых судов даже радикальней, чем освобождение. Но раз уж власти не способны даже после вступления в СЕ пересмотреть дела политзеков – пусть освобождают! Такого мнения придерживается и Совет Европы.

4. Поскольку сегодня не ведутся справедливые судебные разбирательства многих "политзаключенных" наказывают по другим криминальным преступлениям, не усложняет ли это вашу работу в установлении истинной причины обвинении? 

Иногда усложняет. Но в большинстве случаев наличие политического мотива усматривается из обвинительного заключения или приговора. Если вы встретите в приговоре фразу типа “будучи членом такеой-то оппозиционной партии, он избил соседа”, то можно быть уверенным, что или дело “дутое”, либо же судья даст этому оппозиционеру большее наказание, чем члену правящей партии.

У нас, помимо примерно 300 дел, которые мы с коллегами по Федерации уже проверили на соответствие критериям СЕ, в производстве дела еще примерно 110 предполагаемых политических заключенных, где недостаток информации пока не позволяет сделать окончательный вывод. Очень часто бывает, что вокруг какого-то дела раздувается газетная шумиха, выдвигаются политические обвинения, а потом все глохнет, и даже приговор получить бывает сложновато, не то что комментарии зантересованных лиц. 

Бывает, что чего-то опасаются родственники, сами к правозащитникам не обращаются и от заключенных письма и просьбы тоже не передают. Например, родственники одного политзека пришли к нам через 8,5 лет его ареста. Мы уже знали о его существовании от других политзеков, но они допустили ошибку: составляя список, они записали его имя, которое содержало латинские буквы “li”, как “h”. На этом основании власти заявили, что заключенного с таким именем у них нет, и эксперты исключили его имя, составляя в апреле новый список из 212 имен. Таких бедолаг человек 25, родственники которых по своим причинам к нам до сих пор не приходили и не писали.

5. Вас, правозащитников, могут обвинить в защите чьих-то политических интересов? 

Что значит “могут”? Уже давно обвиняют. Где-то некоторые правозащитники и сами подставляются, глубоко влезая в политику или проявляя двойные стандарты в работе. Именно поэтому в апреле 1998 г. Совет нашего ПЦА принял решение не входить в организационные объединения с политическими организациями.

Вообще говоря, правозащитники всегда находятся в естественной оппозиции к властям – ведь именно государственные чиновники являются основными нарушителями прав человека. В международных документах так и говорится о нарушителях прав: “лицо, действующее в официальном качестве или с ведома властей”. Оппозиционность к тем чиновникам, которые нарушают права, и сотрудничество с теми, кто эти права искренне уважает – нормальное явление. Другое дело, когда деятельность правозащитника обслуживает интересы той или иной оппозиционной группы или же какого-то человека, иногда даже чиновника, который таким образом сводит счеты с другим чиновником. Это уже за рамками правозащитной этики.

6. Последние события показывают, что даже правозащитники разделились на две части в вопросе политзаключенных, не кажется ли Вам что сегодня одно крыло, опровергая других, дает повод властям не торопиться в выполнении своих обязанностей перед СЕ по вопросу политзаключенных? 

А при чем здесь правозащитники? Ведь обязательства взяты перед Советом Европы, а не перед нами. И решение о том, является ли тот или иной заключенный политическим, выносится тоже не нами, а экспертами Совета Европы. Мы же в данном случае играем роль инициаторов, временами – экспертов.

Этого, кажется, не понимают те, которые считают, что можно, игнорируя критерии СЕ, двухлетнюю работу экспертов, вынесенные ими решения, изобрести собственные критерии и каким-то образом заставить экспертов принять и эти критерии, и их мнение. Среди них – не только чиновники, но и некоторые правозащитники. Даже сложилось своеобразное разделение труда: если первые разоблачают субъективность и “армянские корни” докладчиков СЕ, то вторые пишут коллективные “письма трудящихся” с просьбой не давить на свое правительство. И все вместе осуждают “непатриотичность” тех правозащитников, кто дает СЕ информацию о нарушениях прав человека, чтобы “порадовать армян”. Ну, так перестаньте нарушать права человека и порадуйте наконец азербайджанцев!..

7. Как Вы знаете, в начале сентября во время сессии ПАСЕ вопрос “политзаключенные в Азербайджане" опять вынесут на повестку дня, и власти, естественно, не намереваются до этого времени освободить и перерассматривать дела тех политзаключенных, имена которых были указаны в последнем отчете Жоржа Клерфайта? 

Давайте не будем торопиться: говорят, что ожидается большое помилование, может быть, под него попадут многие из политзаключенных. Но определенно, не все. 

Когда два гола назад власти поняли, что вопрос политзаключенных придется решать, то было спешно принято новое Положение о помилования. Теперь от заключенных требуется покаянное прошение о помиловании и они должны отсидеть полсрока, а пожизненники – 10 лет. Похоже, это и было расчитано именно на политзеков-пожизненников, потому что перед остальными, арестованными в 1993-1995 гг. и осужденными даже на 15 лет, этот барьер пал в прошлом-позапрошлом годах.

Из пожизненников формально на помилование могут расчитывать лишь тройка бойцов разведгруппы “Гарангуш”, которые в начале сентября отсидят 10 лет. Для остальных, например, Альакрама Гумматова, Сурета Гусейнова, Сафы Поладова и др. этот барьер пока не преодолен. Правда, есть одно “но”: в Положении сделана оговорка “как правило”, и, кроме того, “прошение о помиловании может быть подано осужденным лицом, его защитником, представителем или законным представителем”. Т.е. за политзека прошение может подать кто-то другой. 

8. Какие последствия ожидает Азербайджан, если власть не выполнит требования ПАСЕ – решить этот вопрос до сентября? 

Вероятно, к нашей делегации примут санкции, лишив ее права голоса в ПАСЕ. Кроме того, начиная со следующего года, Азербайджану придется отчитаться и по ряду других обязательств. Разбудив в СЕ “зверя”, власти рискуют получить неблагоприятную оценку и по другим обязательствам, по которым страна уже запаздывает с отчетом – начиная от процедуры регистрации общественных объединений до создания альтернативной службы. Не выполнено обязательство по созданию общественного телевидения, наказанию сотрудников правоохранительных органов за пытки, не пересмотрен закон о СМИ. До января надо принять закон о национальных меньшинствах, причем соответствующий Европейской Рамочной Конвенции. И т.д. К тому же вскоре грядут выборы и, похоже, очередные фальсификации едва ли сойдут нашим властям с рук.

Поэтому властям не стоит ссориться с СЕ из-за политзаключенных.

9. Ваш центр с самого начала был у истоков создания списка политзаключенных, сколько людей из Вашего списка сегодня оказались на свободе? 

Если брать с 1993 г., то в нашем списке освобожденных около 770 человек. Из них одна треть освободилась за 8 лет, а две трети - более 500 человек из т.н. “списка 716-ти” освобождены за последние два с половиной года. Динамика впечатляющая, и Совету Европы надо сказать спасибо, что с июня 2000 г. он постоянно держит этот вопрос под контролем. А ведь вначале собирались освобождать лишь примерно 200 человек! 

10. Повлияли ли на Ваш список политзаключенных последние политические события? 

Если имеется в виду период после вступления в СЕ, то появилось 58 новых политзаключенных. Это остатки осужденных по нардаранскому и шекинскому делам, одиночки вроде капитана Джанмирзы Мирзоева, Байрама Гулиева и члена АДП Фаины Кунгуровой, члены Комитета защиты прав Муталибова, осужденные по другому “муталибовскому” делу – т.н. “Делу прокуроров” (Мамед Гулиев – Махир Джавадов). Самую многочисленную группу составляют т.н. “моджахеды” – наша молодежь, которая якобы обучалась в Грузии военному делу, чтобы воевать в Чечне (но так и не попали в Чечню и вернулись). В чем их вина перед Азербайджаном, кроме желания наших властей выслужиться перед Россией, неизвестно.

Сейчас мы изучаем “Радионуклидное дело”, по которому проходят двое оппозиционеров, обвиненные в контрабанде радиоактивного вещества, и “Яичное дело”, по которому проходят другие оппозиционеры, осужденные за бросание яиц в дом депутата от правящей партии. В аналогичном случае с нашей организацией никого не посадили и даже на уровне Аппарата Президента заявили, что это и есть демократия. Если ЭТО демократия, то почему посадили оппозиционеров. А если за это надо сажать, пусть власти посадят своих собственных погромщиков.

11. Ваши пожелания?

Я хотел бы через Ваш журнал обратиться к заключенным (не только политическим) с предложением присылать свои стихи на конкурс (на азербайджанском и русском языках). Мы по ходу конкурса будем печатать хорошие стихи, а потом все их опубликуем отдельной книжкой. Лучший стих наградим. Среди наших экспертов – филолог, журналисты, а также поэт, который сам провел несколько лет в тюрьмах – Али Насир.

Пишите нам по адресу:

AİHMM, Baş Poçtamt, a/q 31

Bakı AZ1000

Или заносите стихи с 13.00 по 17.00 часов в офис по адресу: ул.Башира Сафароглу, 150. Не забудьте написать свои имя, фамилию, отчество, номер колонии, а также, желаете ли Вы, чтобы Ваше имя упоминалось. Если нет, то придумайте псевдоним.

Жур. "Права человека в Азербайджане", 2004

Больше тюрем – хороших и разных

Эльдар Зейналов

На фоне послеоктябрьского противостояния оппозиции и властей, продолжающейся дискуссии о судьбе политзаключенных, возможно, не самой своевременным и даже двусмысленным может показаться предложение строить с стране новые тюрьмы. Несколько лет назад на даже такое, казалось бы, бесспорно положительное событие, как открытие специализированной туберкулезной колонии некто из оппозиции фыркнул: «Хорошие власти строят детские садики, а наше (т.е. плохие) – новые тюрьмы».

Сразу внесу ясность: я не хочу предложить расширить тюремную систему до такой степени, чтобы половина населения страны сидела, а вторая – ее охраняла. Увеличение количества тюремных учреждений при том же количестве заключенных должно привести к улучшению тюремных стандартов, а их рассредоточение по всей стране – решение проблемы т.н. «бедолаг» - заключенных, не посещающихся членами семьи. Очень часто это происходит не потому, что семья поставила на своем осужденном члене крест (хотя и такое встречается), а ввиду материальных проблем. 

Представим, например, что мелкий воришка из Нахчивани получил срок и сидит в колонии общего режима где-нибудь в Баку. Теоретически родственники могут посещать его каждую неделю. Реально же поездки на самолете из блокированной Арменией Нахчивани в Баку возможны всего несколько раз в год, и осужденный – не по своей вине и не по злому умыслу государства сидит на много более тяжелом режиме, чем ему назначено судом. Заслуживает ли Нахчивань (Гянджабасар, Шеки, и т.д.) своих собственных колоний? Безусловно. И сэкономленные на поездках деньги пойдут в котелок нашим заключенным.

Другой вопрос – создание пенитенциарных (исправительных) учреждений смешанного типа, т.е. совмещающих за одним забором несколько режимов. Ведь «режимы» в основном отличаются количеством свиданий и передач, а не густотой колючей проволоки на заборах. Разумеется, впервые осужденные были бы отделены от рецидивистов, кто-то сможет гулять по двору, а другому придется сидеть в камере. А в каком-то из корпусов могут даже сидеть и подследственные. Никакого изобретения велосипеда – я это видел у американцев. 

Да и у нас в Азербайджане это практиковалось. Кто посещал Гянджинскую тюрьму, наверняка обратил внимание на выложенные на фронтоне одного из зданий буквы «ИТД» – исправительно-трудовой дом. Когда-то там сидели не только подследственные, но и осужденные, которых выводили на работу в город. Да и в Баиловской тюрьме была та же картина. Но сколько с тех пор утекло воды! Население Азербайджана многократно увеличилось, а эти тюрьмы оставались теми же, только нары «уплотнялись».

Конечно, по сравнению с какой-нибудь грузинской или российской следственной тюрьмой наш «родной» Баил покажется почти санаторием – там уже не спят в 3 очереди, как это практиковалось в 1995-96 гг., у каждого или почти у каждого есть свое спальное место, как рекомендуют Европейские Пенитенциарные Правила. Но пересчитайте-ка площадь камеры, приходящуюся на одного заключенного – и выяснится, что следственные изоляторы не дотягивают не только до «евростандарта», но даже до советских 2,5 кв. м на человека!..

Заранее соглашусь с тем, что многие сидящие сейчас в тюрьмах граждане сидят ни за что, или слишком долго, либо могли бы понести наказание, не связанное с лишением свободы. Но точно так же стоило бы посадить за решетку многих тех, кто купил себе свободу за деньги. Так что, если заставить судебную систему работать как надо, то баланс будет нулевым. 

Факт, что население страны растет, и даже при том же уровне преступности тюрем нужно больше. Вон, например, в Англии, где преступность существенно выросла (вдвое за последние 20 лет) теперь приспосабливают под тюрьмы бывшие военные базы, освободившиеся благодаря развалу нашего социалистического блока. Решение, которое может быть использовано и нами – ведь в советское время у нас здесь на границах с врагами СССР находилось куда больше советских войск, чем разрешено сейчас разными «фланговыми ограничениями» нашей независимой армии.

Другая тенденция развития наших тюрем – повышение доли рецидивистов и лиц, совершивших тяжкие преступления. Осужденные за легкие преступления «вымываются» из тюрем амнистиями и помилованиями. Остается тяжеловатый для перевоспитания «спецконтингент»...

Кстати, о перевоспитании. Мы все как-то легко поверили, что тюрьма может только искалечить человека. И потому без каких-то протестов прошла эволюция «исправительно-трудовых колоний» в некие «учреждения по отбыванию наказания», где нет ни исправления, ни труда, а лишь «контингент», загнанный в зависимости от вида «учреждения» за колючую проволоку либо по камерам. Уже почти нет производства, прикрылись профессиональные школы...

А ведь когда-то это была достаточно зажиточная структура советского МВД. Только не надо говорить про рабский труд, а лучше вспомним, что производственные зоны тогдашних колоний были включены в общую систему производства, получали гарантированный государственный заказ. Осужденные имели возможность, получая какой-то заработок, кормить себя, если не посещались семьей, даже что-то посылать семье, возмещать нанесенный ущерб...

Ведь даже нынешнее, находящееся в предсмертном состоянии производство в тюрьмах способно производить вполне пригодную школьную мебель, приличные ковры, спецодежду (я их видел) и т.п. Но кто обяжет Министерство образования покупать мебель в Минюсте, а не втридорога в Турции через посреднические фирмы? Госзаказ был великой вещью!

Какого результата ожидает государство, загнав заключенного на 24 часа в сутки между четырех стен? Ведь если не будет проводиться обучение заключенного каким-то полезным на свободе специальностям, то по «звонку» из «зоны» выйдет озлобленный, опустившийся, неспособный к труду уголовник, который скорее снова украдет или убьет, чем впишется в современный жестокий мир «эпохи первоначального накопления капитала». 

Недавно один частный университет в порядке эксперимента решил принять на заочное обучение молодого, талантливого парня из числа заключенных. Так администрация «учреждения», где этот заключенный «отбывает» наказание, не только не обрадовалось новой возможности его перевоспитания, но и прямо запретило эту инициативу, сославшись на одну из норм закона. Я проверил и выяснил, что спорная норма нарушает 9 международных документов. Теперь слово за Конституционным Судом, куда парень послал жалобу на неконституционность закона... А ведь в Европе и Америке заключенных обучают – это неотъемлемая часть их системы перевоспитания осужденных.

Мне могут сказать (и говорят!), что в наше полуголодное время негоже создавать «тепличные условия» для уголовников, когда есть почти миллион беженцев, инвалиды и пр., которые не преступали закон. Мол, увидит беженец, какие хорошие условия в тюрьме, и из своей палатки сам побежит садиться за решетку. Ну, если этот беженец свою свободу ценит ниже тарелки баланды, то для меня понятно и почему лично он стал беженцем, а не умер с оружием на пороге своего дома, и то, что ради сытой жизни он рано или поздно сделает что-то такое, что все равно попадет на казенные харчи... 

Но главное, это понять, что заключенный, отсидев положенный срок в «камере хранения», как назвал свою тюрьму один начальник, завтра выйдет на волю и вновь станет нашим соседом. Простой парнишка, случайно оступившийся или ставший жертвой обстоятельств, может вернуться маргиналом, сексуальным извращенцем, туберкулезником, сделавшим для себя единственный вывод, что «вора бьют не за то, что он вор, а за то, что дал себя поймать». 

Предотвратить это – в наших силах.

"Обозреватель", 9 апреля 2004 г.

Замедленная казнь

Эльдар Зейналов

"Заприте самого великого гения в такую изолированную тюрьму, как моя, и через несколько лет вы увидите, что сам Наполеон отупеет, а сам Иисус Христос озлобится... Мои физические силы уже очень надломлены; очередь моих нравственных сил не замедлит наступить... Всякий мало-мальски уважающий себя человек должен предпочесть самую ужасную смерть этой медленной и позорной агонии".

М.А. Бакунин о заключении в Петропавловской крепости .

Что такое смертная казнь – ясно. Это месть общества законоотступникам, кровавая вендетта, передоверенная родственниками жертв палачу-государству. За века смертной казни государство так глубоко вошло в это роль, что жестоко карает каждого, кто хотел бы вернуть себе узурпированное право мести.

Среди пожизненников есть несчастный отец, которому было суждено схоронить молодую дочь. Над нею издевались в семье мужа и в конце концов довели до самоубийства. Виновных в этом наш закон наказывать не торопился, и тогда отец взял пистолет и осуществил свою месть сам. Этого ему простить не смогли, и он получил пожизненное заключение за то, что именем государства преподносится как «высшая справедливость».

Понятно и что такое лишение свободы на определенный срок. Человека вырывают из порочного круга и причиняют страдания в течение определенного времени, чтобы после освобождения он уже никогда бы не захотел обратно – «перевоспитался». Если человек ведет себя хорошо, его могут освободить и досрочно. 

Но вот что такое пожизненное заключение? Будет ли человек вести себя хорошо или плохо, он все равно будет сидеть пожизненно. Понятно, что если что-то не изменить, чтобы поставить реальный срок отсидки в зависимость от перевоспитания, то пожизненное заключение потеряет свой воспитательный смысл и будет просто замедленной казнью. Причем казнью не моментальным разрядом тока или кусочком металла в затылок, а ежедневным унижением достоинства, постепенным истощением нервной системы и физических ресурсов организма тюремными условиями.

Возьмем два противоположных мнения самих пожизненников, приведенных в прессе. 

Двадцатисемилетний Георгий («Гия») – уголовник, на котором шесть смертей в Грузии и Азербайджане. Вот что он написал в прошении о помиловании о своей нынешней жизни (цитирую по газете "Зеркало"): «Только здесь я понял, что такое свобода, и переосмыслил всю свою жизнь. То, что в обычной жизни воспринимается как само собой разумеющееся, для нас недостижимо... Я рад, что мне сохранили жизнь, возможно, законодательство будет изменено, и я окажусь на свободе. Но уже только очень пожилым. Своими руками я сделал так, что до сих пор не видел своего двухлетнего ребенка. Надеюсь, с Божьей помощью, поняньчить хотя бы внуков».

Другой бывший смертник, просивший не указывать его имени, считает, что за все содеянное им жизнь даровать нельзя. Для него предпочтительнее было бы умереть. Сохранив ему жизнь, обрекли на мучения его родных: «Мои дети не знают ответа на вопрос: «Где ваш отец?». Жена вроде и замужем, а вроде и нет. А не будь меня, не было бы и проблемы».

На самом деле разница между этими мнениями чисто условная. Можно легко увидеть, что первый пожизненник, осужденный относительно недавно – отмена смертной казни пришлось на середину его судебного процесса - и проведший в «пятом корпусе» полтора года, и то уже после отмены смертной казни, надеется все же выйти из тюрьмы, хотя бы и пожилым. А второй, видевший ужасы «пятого корпуса», видимо, уже потерял всякую надежду. Но в целом и тот, и другой чувствуют себя «живыми мертвецами».

Вот мнение одного бывшего смертника о своем нынешнем положении: «Пожизненное наказание нельзя считать наказанием более легким, чем смертная казнь, ибо в случае исполнения исключительной меры наказания и сам смертник, и вся его родня и т.п. очень быстро избавляются от мук и хлопот, а боль утраты со временем притупляется; а на пожизненном – и сам приговоренный умирает медленно и мучительно в течение ряда лет, и его родные и близкие страдают и мучаются вместе с ним…»

Послушайте, как описывает убийство пожизненным лишением свободы другой бывший смертник.

«Здоровье? Шумы в голове, ноги начали покрываться тромбами, с глазами все хуже и хуже – лампочка делает свое дело. Да и воздуха просто не хватает, дышать становится трудней. Это чувствуется, когда сажусь или встаю: в глазах цветные шары, головокружение секунд 10-15, потом исчезает. Знаю, что не только у меня – многие здесь это начинают ощущать со временем, все об этом между собой говорят.

Возможно, что, читая это, у тебя где-то промелькнет мысль, что я немного тронулся умом. Это ошибка. Мои мысли и ум ясны, как тот священный весенний дождь…

Нет отсюда выхода, и даже если бы и был, то в нормальном физическом и психическом состоянии я все равно не выйду через столько лет. Смерти я не боюсь – слишком долго она уже надо мной витает. Мрут рядом всю дорогу, вроде бы и здоровые и уже нездоровые… 5-6 месяцев было бы вполне достаточно, чтобы смертельно возненавидеть всех людей с мизерным исключением, и как это и не страшно, порой и без исключения. Стоит неимоверных усилий оставаться человеком в этой каждодневно унижающей атмосфере, оскорбляющей порой словесно, порой дубинами и ногами».

Отметим, что особенно много бывших смертников вымерло в первое время после перевода. Тогда, сразу же после перевода из Баиловской тюрьмы, у смертников отобрали все, кроме обуви, полотенца, зубной пасты и щетки. Если то, что отобрали одежду, еще как-то можно было объяснить – администрация боялась вшей, то конфискация продуктов питания – до последнего кусочка сахара и последней чаинки насторожила. Старожилы сразу вспомнили пресловутое «карцерное положение», которое было устроено после побега смертников из Баиловской тюрьмы осенью 1994 г.

То, что происходило дальше, очень напоминало этот период. Запретили свидания, передачи, отобрали радиоприемники, не пропускали газеты. Это оправдывали тем, что после отмены смертной казни для пожизненников был установлен новый режим, который включал всего 2 свидания, 2 передачи и 4 телефонных звонка в год. «Счетчик» запустили в конце марта, и поэтому первые свидания дали лишь в октябре. Для сравнения – в Баиловской тюрьме в последний год перед отменой смертной казни соблюдался (теоретически) режим следственного изолятора, т.е. любому ее заключенному предоставлялось 1 свидание и одна передача до 5 кг в месяц, разрешался радиоприемник. Т.е., будучи смертниками, они имели в 6 раз больше свиданий и передач и были менее изолированными от внешнего мира. Вот тебе и гуманизм!.. Даже сейчас с сентября 2000 г., у пожизненников всего 4 свидания и 4 передачи в год.

Первое время в отношение пожизненников действовал обычный тюремный запрет на не то что лежание, но даже сидение на нарах в дневное время, в то время как в «пятом корпусе» Баиловской тюрьмы, где спали в 2-3 смены, это было нонсенсом. Запрет тяжело подействовал на больных, некоторых из которых доставили в Гобустан на носилках. Кормежка тоже была, мягко говоря, не "больничная". Так что некоторые из этих лежачих больных так и скончались уже в первые дни после этапа. 

Через несколько месяцев после возобновления свиданий в январе 1999 г. произошел «омоновский бунт». Он сильно испортил жизнь пожизненникам, хотя, за исключением пары человек, никто из пожизненников в нем участия и не принимал. Потом уже ходили упорные слухи, что до того, как бунтовщикам была обещана автомашина для выезда из тюрьмы, они якобы планировали использовать пожизненников вместо «торпед», пустив их живой стеной на окружившие тюрьму войска. Уже после бунта, устроив по камерам общий «шмон», офицеры тюрьмы укоряли пожизненников: «Вы же не мужики!», имея в виду их неучастие в событиях. «Они явно были недовольны, что мы не попытались убежать. Хотя вроде должны были бы нас за послушание похвалить»,- вспоминал позднее один из пожизненников. Несмотря на это, несколько десятков заключенных, чем-то успевших насоливших надзирателям, подверглись «прессу».

Вскоре среди ослабленных таким режимом пожизненников начался массовый мор. Если, по сообщениям заключенных, в 1998 г. умерло всего 4 бывших смертника, то в 1999 г. – уже 15, в 2000 и 2001 гг. – по 6 ежегодно, а в 2002-2003 гг. и того меньше. 

Отметим, что в первое время к пожизненникам врачи вообще прктически не подходили. Впоследствии, зажиточные заключенные могли кое-как лечиться в медсанчасти. И лишь с 2000 г., в преддверии членства страны в Совете Европы, и после негативного отчета Специального докладчика ООН по пыткам Найджела Родли, у них появилась возможность лечиться в Центральном Лечебном Учреждении (госпитале) и туберкулезной колонии №3. Видимо, отсюда и резкое падение смертности с 2000 г. Хотя и сейчас, в связи с "омоновским бунтом", действует запрет на открывание камер в ночное время, и можно умереть без помощи от простого аппендицита.

Например, 16 декабря 2002 г. заключенный-пожизненник Юнус (Юнис) Алекберов по этой причине умер от обострения болезни желудка. Он провел в заключении всего два года. Ночью, в момент приступа болезни он, по словам свидетелей, долго и громко кричал, но никто даже не открыл дверь камеры. По другим сведениям, он все же дожил до утра, но скончался через 2 дня в санитарной части тюрьмы. В любом случае, неоказание этому заключенному своевременной медицинской помощи привело его к преждевременной смерти. 

Всего в относительно комфортных условиях Гобустанской тюрьмы за годы, прошедших с марта 1998 г., «поменяли мир» по меньшей мере 35 бывших смертников, т.е. примерно каждый третий из 127 «облагодетельствованных» отменой смертной казни. Конечно, это намного меньше, чем умирало в Баиловской тюрьме, но все равно этот вид наказания скорее напоминает замедленную смертную казнь. 

Для современных условий пожизненного заключения характерно полное отсутствие какой-либо осмысленной деятельности: труда, общеобразовательных программ, общения с другими заключенными. В условиях пожизненного заключения также отсутствует возможность занятия физическими упражнениями (возможность пользования гимнастическим залом, тренажерами. У Н.Родли это тоже отмечено: “55. Но [для пожизненников. – Э.З.] не предусматривалось никаких мероприятий по проведению досуга или по образованию, т.к. было сказано, что это не предусмотрено Кодексом Исполнения Наказаний”. Более того, активные занятия гимнастикой в камере часто вызывают нарекания и даже наказания со стороны персонала, т.к. рассматриваются как часть возможной подготовки к побегу.

Теоретически что-то может измениться через 10 лет отсидки, когда пожизненники смогут подать прошение о помиловании, или 25 лет, когда их дело может пересмотреть суд и освободить, либо добавить к уже отбытым 25 годам срок до 15 лет. Однако при том уровне смертности среди пожизненников, который наблюдается сейчас, сомнительно, что многие пожизненники смогут пережить "тарифный срок" в 25 лет.

Согласно демографическим показателям для Азербайджана, средняя продолжительность мужской жизни в 2002 г. составляла 58,8 года (данные ЦРУ США). При этом такая продолжительность жизни достигается в Азербайджане при уровне смертности 9,61 смерть/1.000 населения (2002 г.), в то время как среди заключенных-пожизненников он значительно выше и составляет 46,9 смертей/1000 человек, или в 4,8 раз выше, чем на воле. При сохранении такого уровня смертности, последний бывший смертник может умереть уже через 16 лет.

Так что надо менять и условия содержания, и "тарифный срок" (в Европе он намного ниже, почти нигде не доходит до 20 лет), а главное - отношение к пожизненным заключенным. Опираясь на мнение Специального Докладчика и на альтернативный отчет правозащитников, Комитет Против Пыток ООН 12 мая 2003 г. отметил в своих рекомендациях по второму периодического отчету Азербайджана, что “Комитет также рекомендует... чтобы он [Азербайджан. – Э.З.] пересмотрел обращение с лицами, отбывающими пожизненные приговоры”.

Возможно, сейчас, после завершения предвыборного марафона, что-то и сдвинется...

Кто на самом деле покрывает террористов?

«Мы рубим лес, и сталинские щепки, как раньше, во все стороны летят»

Из лагерной песни времен СССР.

В условиях, когда общество подвергается натиску преступности, особенно в таких острых ее формах как терроризм, похищения людей, с неизбежностью возобновляется вечная дискуссия: лучше ли для общества, чтобы пострадало десять невиновных, но ни один виновный ни ушел от ответственности, или наоборот? В свое время библейский Ирод, чтобы извести одного мальчика Ису, казнил тысячи малых детей. Сталин тоже, искореняя преступность и политическое инакомыслие, допускал репрессии миллионов невинных людей, которые рассматривались как неизбежные «щепки при рубке леса». 

Остатки этого мышления главенствовали в сознании «правонарушшительных» органов 1990-х. Тогда в «щепки» превратили не только десятки реальных противников власти, но и более тысячи граждан, которые были «виноваты» лишь в том, что служили под началом не тех людей, были членами не той партии, даже родились не в той семье. После вступления в Совет Европы робко пробиваются идеи национального примирения, в результате чего были сделаны компромиссные шаги в направлении освобождения политических заключенных. Они были сделаны еще до того, как появился «список 716», под аккомпанемент ожесточенных заявлений о том, что «политзаключенных в стране нет, потому что не может быть вообще». 

По моим подсчетам, за 10 лет было освобождено более 890 политзеков, среди них и те, кто пополнили когда-то немногочисленный отряд правозащитников. Именно к некоторым из этих людей сейчас перешла неблаговидная эстафета нападок на списки политзеков. Предлогом выбрано наличие в списке политзеков лиц, на которые официальное обвинение навесило ярлык террористов.

Попробую в 101-й уже раз объяснить свою позицию, которая в данном вопросе совпадает с позицией международных организаций: показание, полученное пытками, не может считаться доказательством и использовано в суде. Об этом говорит не только ст.3 Европейской Конвенции по правам человека, но и ст.46 нашей родной Конституции, статья 125 Уголовно-Процессуального Кодекса. А с 2000 г. пытки, согласно ст.133 Уголовного Кодекса, являются уголовно наказуемым преступлением.

Согласно презумпции невиновности (ст.63 Конституции), также не могут быть использованы доказательства, добытые с нарушением закона. Пленум Верховного суда в своем Постановлении от 10 марта 2000 года также отметил, что доказательства, добытые незаконным путем, не могут быть положены в основу принятого решения. Если во время судебного разбирательства суд придет к выводу, что какое-либо доказательство, представленное органами дознания и предварительного следствия, получено незаконным путем, оно должно быть исключено из общего объема доказательств и ему должна быть дана соответствующая оценка. Суд должен принять конкретное решение в отношении должностного лица, допустившего нарушение закона, вплоть до возбуждения против него уголовного дела.

Но это все в теории… А на деле претензии к органам следствия и суда на 99% состоят из обвинений в том, что одни используют недозволенные методы, а другие проходят мимо заявлений об их применении. 

Однако критика такого вроде бы однозначного явления все же допускает «двойные стандарты». Не только правоохранителям, но и некоторым «патриотам» без погон, возмущающимся пытками над опоновцами, нардаранцами или «октябрятами», хочется верить, что в отношении некоторых «неприятных» категорий «врагов народа» пытки были вполне уместны, и уж их-то показаниям верить можно.

Помню, как несколько лет назад один следователь, наломавший много дров в делах политзаключенных, был арестован за то, что изнасиловал в своем кабинете мать простого «уголовного» подследственного, стрелял с балкона из пистолета, кажется, еще бросил человека без помощи после наезда на него автомашиной. Узнав об этом, один из опоновцев заявил, что и его жену этот следователь грозился изнасиловать у него на глазах, и его тоже пытал, и потребовал привлечь себя в качестве свидетеля. Однако Генпрокурор, выступивший со специальным заявлением, успокоил, что именно в делах «врагов народа» именно этот следователь ни на запятую не отходил от буквы законов.

Вспомним опоновца Эльчина Алиева, умершего в Гобустане, который под пытками взял на себя вину в террористическом убийстве в то время, как несколько лет спустя в этом признался другой его коллега по ОПОНу Д.Керимов. Даже это противоречие не заставило прокуратуру заново расследовать, а суд – пересмотреть дело уже покойного гражданина. А ведь тот даже в «корпусе смертников» твердил о своей невиновности!

Те же органы, которые навесили ярлык террористов родственнику Эльчибея А.Гасымову, покойному генералу В.Мусаеву, опоновцам, в числе прочих своих дел распутали теми же методами знаменитое дело о взрыве в Бакинском метро в 1994 г. Двое из подсудимых получили расстрельный приговор, один из них умер в тюрьме. 

Я в отличие от многих своих обвинителей не имею автомашины, часто пользуюсь метро и под один из взрывов опоздал всего на час. Поэтому мне больше, чем кому-либо из них, хотелось бы верить в безопасность этого транспорта. Думаю, что и всем нам хотелось бы, чтобы негодяи, осуществившие это преступление, были наказаны. Но я не вижу ни одной объективной причины, по которой при оценке целого ряда «террористических дел», раскрытых под пытками одними и теми же следователями, мы должны доверять одним таким «доказательствам» больше, чем другим. Я уже не говорю о том, что еще до приговора суда всех подсудимых «сверху» определили в террористы, тем самым программируя судей на вынесение соответствующего приговора.

Общеизвестна местная практика, когда на пойманного по какому-либо делу реального преступника следователь «вешает» какое-то дополнительное обвинение, чтобы списать со своей конторы нераскрытый «висяк». В данном случае поймали людей, известных в Гусаре своими открыто сепаратистскими выступлениями, участием в неразрешенных митингах и беспорядках, устроенных «Садвалом». А вдруг следователи, привыкшие списывать «висяки» по чисто уголовным делам, не удержались от того же в деле о терроре? Кому помешают лишние звездочки на погонах?

А теперь представьте на минуту: а что, если так и было на самом деле, и если те, кто были осуждены по этому делу, невиновны в терроре? Ведь это означает, что настоящие террористы сейчас, может быть, примериваются к другой мишени, ожидая приказа от хозяев. И в то же время это значит, что наши правоохранительные органы, сдав дело в архив, успокоились. Лет через 20, разобравшись, спишут все на пресловутые «щепки»…

Именно поэтому после появления осужденных по этому делу в списках пока еще «предполагаемых политических заключенных» власти просто обязаны был в соответствии с обязательствами, взятыми перед Советом Европы по Мнению 222 (2000), провести повторный суд с соблюдением всех условностей европейского судопроизводства, которые, кстати, не являются каким-то излишеством и также обязательны для Азербайджана по ст.6 Европейской Конвенции. Тогда, если бы вина террористов была убедительно, без пыток и нарушений закона, доказана и мое предположение опровергнуто, то «садвалистов» постигла бы судьба испанских басков, французских корсиканцев, британских североирландцев, американских пуэрториканцев, о которых после их убедительных приговоров правозащитники и не вспоминают.

Непонятно, чего бояться властям? Ведь если следствие все убедительно доказало, то за 10 лет должны были появиться десятки новых объективных доказательств. К тому же, ведь судили же заново А.Гумматова и Р.Газиева, а сейчас – Э.Амирасланова, С.Поладова, А.Кязымова, которые являются такими же бывшими смертниками из списка СЕ, как и «садвалист» Рахиб Махсимов, о котором столько говорят в последнее время? Боязнь властей пересмотреть вынесенные ранее «политзекам» приговоры по новым, европейским процедурам лишь укрепляет сомнения в том, что выбитые в «горотделе», «бандотделе» или Особом Управлении признания соответствуют истине. 

И поэтому, когда я слышу или читаю ругань в свой адрес и очередное истерическое заявление о том, что дело о взрыве в метро не будет пересмотрено, то мне кажется, что настоящие террористы все еще ходят между нами, подсмеиваясь над наивностью наших псевдопатриотов. А вам так не кажется?

Эльдар Зейналов.

2004 г.

P.S. В апреле 2008 г. в своем эксклюзивном интервью газ. "Реальный Азербайджан" полковник Александр Литвиненко заявил:

- Наиболее громкой и широкомасштабной операцией, которую провела ФСБ в Азербайджане, явилась организация теракта в бакинском метро в 1995 году. Я располагаю оперативными данными и ссылаюсь на три источника.

Первый источник – это полковник ФСБ Литвинов – старший офицер управления собственной безопасности. Именно он установил наличие известной террористической группы Ходьковского. В начале эта группа организовала теракт в поездах, следующих из Дагестана в Москву. Второй операцией этой группы стал теракт в бакинском метро. Многие из членов этой группы были лица с уголовным прошлым. В группу входили лица армянской национальности и офицеры ФСБ. Террористическую группу возглавлял офицер ФСБ Овчинников, который позже занял пост заместителя начальника управления безопасности. Кстати, впоследствии Овчинников принимал участие вместе с другим офицером ФСБ Хохольковым в организации убийства Дудаева.

Вторым источником, который раскрыл преступление сотрудников ФСБ, совершенное в Азербайджане является Михаил Трепашкин, который также являлся сотрудником управления собственной безопасности ФСБ, а позже работал в следственном управлении данной организации. В свое время М.Трепашкин представил руководству ФСБ неопровержимые данные о причастности офицеров ФСБ к теракту в бакинском метро.

Необходимо признать, что сотрудники Министерства Национальной Безопасности Азербайджана провели следственные мероприятия, в результате которых ими была установлена группа Ходьковского, которая под прикрытием офицеров спецслужб прибыла в Азербайджан и совершила этот чудовищный теракт. Кстати, ряд лиц армянской национальности, которые входили в эту группу являлись агентами Министерства Государственной Безопасности Армении.

- А какую цель преследовало руководство ФСБ при организации этого теракта?

- Дестабилизацию ситуации в Азербайджане. Для достижения определенных политических задач российские спецслужбы часто прибегают к таким диверсионным операциям...

Взрыв в бакинском метро, расстрел в армянском парламенте – это звенья одной цепи диверсионной деятельности российских спецслужб.

Наша полиция нас бережет?..

- Что Вы сделаете, если Вас необоснованно задержит на улице сотрудник полиции?
- Как что? Сразу полезу в карман за «ширваном»!..

Из интервью с мелким уличным торговцем.

Не знаю, проводились ли когда-либо опросы общественного мнения о том, каких именно ситуаций опасается среднестатистический гражданин нашей страны. Но уверен, что если он будет проведен, то следом за пожаром или ужасами армянского плена первым будет идти задержание полицией. 

Полиции в том виде, в котором она сейчас существует, боятся все: и преступники, и законопослушные люди. Ибо попадание в лапы этого органа ничем хорошим не закончится. В лучшем случае человека просто оскорбят или опустошат его кошелек, в худшем – изобьют, покалечат или заставят взять на себя чужое преступление. 

Фантастические показатели раскрываемости преступлений в Азербайджане, недостижимые даже в куда более развитых странах мира, легко объясняются теми побоями, которые развязывают язык и делают сговорчивым даже невиновного. Но оставим в стороне мораль и постараемся разобраться, помогают ли на самом деле эти драконовские меры реальной борьбе с преступностью или же, «вешая» на пойманного воришку «висящие» на полиции преступления, органы просто улучшают отчетность?

Возьмем такой простой, не требующий особого анализа пример, как статистика изнасилований. У нас более 8 млн. человек, из них около 3 млн. молодых людей в возрасте от 16 до 35 лет. Множество беженцев, безработных, наркоманов, психбольных, ветеранов войны, бывших зеков. Да и вообще народ у нас южный, горячий. И как же это отражается на изнасилованиях? 

А так: по официальным данным, за 7 первых месяцев прошлого года было зарегистрировано 33 изнасилования – по 1 в неделю (не в Баку, а по всей стране!). Для сравнения: убийств и телесных повреждений произошло 308, т.е. у нас убивали и калечили в 9 раз чаще, чем насиловали. 

Теперь сравним с текущим годом. Агентство "Тренд" со ссылкой на данные Госкомстата АР, сообщает, что в сравнении с за аналогичным периодом 2003 года за первое полугодие количество изнасилований уменьшилось на 56% и составило 11, т.е. менее 2 в месяц – по всему Азербайджану! Очевидно, что при том уровне насилия, когда происходят тяжелейшие преступления против личности, изнасилование должно было быть гораздо более частым явлением.

Для меня лично одной этой красноречивой мелочи достаточно, чтобы подорвать доверие ко всей гладкой статистике работы МВД. Надеюсь, что на фоне разнузданных конкурсов красоты, баров с полуголыми девицами и постоянно разгоняемых борделей ни у кого не повернется язык сказать, что пожаловаться нашим женщинам мешает их восточный менталитет. Так что или полиция не регистрирует преступления, чтобы не портить показатели, или же женщины обращению в родную полицию предпочитают быть безнаказанно изнасилованными. И то, и другое полицию уж никак не красит.

Понять людей, боящихся полицию больше, чем преступников, вполне можно. Года три назад столицу потряс случай, когда молодой инженер-нефтяник, заведомо не наркоман и не бандит, ночью возвращался с женой и другом из гостей. Может быть, слишком громко говорил – с кем не бывает? К несчастью, он не счел нужным носить с собою паспорт. Рядом остановилась полицейская автомашина, к нему придрались, избили, отвезли в полицейский участок. А когда минут через 40 туда приехал со взяткой его друг, парень с размозженной головой был уже мертв. Случай списали на неудачную попытку бегства с падением из окна. Дежурного офицера наказали за халатность, а избивших парня полицейских, стрательно «отмыв» от обвинений, убрали с глаз долой в другое отделение полиции. Где один из этих «хороших парней» был впоследствие арестован уже за грабеж иностранного дипломата.

И до, и после этого случая в полицейских участках происходили более чем странные случаи. То обвиненный в краже барана парень-беженец в “раскаянии” добровольно вешается в камере на собственных брюках. То музыкальный продюсер, допрошенный с пристрастием в связи с тем, что его телефонный номер был найден в чьей-то записной книжке, “добровольно” бросается из окна прокуратуры...

На недавней встрече с содокладчиками ПАСЕ министр внутренних дел страны Рамиль Усубов, описав грандиозные демократические преобразования в системе МВД, отметил, что только в 2002 и 2003 годах за различные правонарушения были наказаны 280 сотрудников. Не знаю, как там у гостей из Страсбурга, но у меня, как и ранее у Комитета против пыток ООН, возникло желание более детально узнать, как и за что именно были наказаны эти сотрудники. Ведь, предположим, «невнимание к жалобам граждан» может скрывать не только пренебрежение надоедливыми коммунальными склочниками, но и сознательное сокрытие преступления. Точно так же как «действиями, недостойными звания сотрудника полиции», могут быть и торговля семечками в нерабочее время, и пытки задержанных.

Увы, детальной статистики не предоставляют даже ООН, не говоря уже о местных журналистах. И не случайно, потому что, на мой взгляд, детализация «строгих» наказаний сотрудников полиции выявила бы их фактическую безнаказанность.

Вспомним один из немногих случаев, когда сотрудники полиции были наказаны не в административном, а в уголовном порядке за смерть избитого ими подозреваемого. Дважды экспертиза делала заключение, что человек, чей искалеченный труп был выдан родственникам, умер от сердечного приступа. И лишь через 3 (!) года, когда родственники погибшего представили цветные фотографии трупа каким-то гостям из Совета Европы, а те довели свое недоумение до Гейдара Алиева, по личному указанию главы государства началось следствие, и виновных наказали. 

Я знаю и другой похожий случай, когда родственники погибшего в полиции гражданина тоже достучались до Г.Алиева, который наложил на их заявлении собственноручную резолюцию. Однако ввиду высоких связей виновного он все равно ушел от ответственности.

Почему же для того, чтобы наказать простого сержанта или лейтенанта полиции в соответствии с законом за такое страшное преступление, как убийство чьего-то отца и сына, нужно вмешательство на уровне Совета Европы или президента? Почему покойный президент был вынужден, оберегая своего подчиненного от критики, заявить, что «пока я буду президентом, он будет министром»?

Естественный ответ: потому что силовые структуры у нас выведены из-под контроля общественности, стоят над законом и справедливостью. По другому, впрочем, и быть не может при бытующем подходе чиновников к Азербайджану как к некоему полицейскому государству. Полиция и другие правоохранительные органы при таком раскладе должны защищать в первую очередь не права и интересы граждан, а стабильность даже не власти – это было бы нормально, а определенной группировки у власти. Т.е. бить оппозицию, разгонять предвыборные митинги или пикеты пенсионеров. Если с этим будет порядок, то такие «мелочи» как пытки, коррупцию или очковтирательство в статистике, блюстителям ТАКОГО порядка охотно простят.

Возьмем даже прошлогодние октябрьские события в Баку. Да, там была взаимная потасовка полиции с оппозицией. Но есть закон, который прямо запрещает полиции бить женщин и журналистов и применять чрезмерные меры для подавления беспорядков. А в нашем случае на глазах у людей полицейские дубинками забили до смерти демонстранта, избили 70 журналистов, выбили глаз одной женщине, избили других женщин (у меня есть видеозапись). 

Наказали ли за это хоть одного полицейского? Ну, хоть бы лычку сняли с какого-то сержанта? Нет! Зато в этом июне присвоили очередные генеральские звания трем чиновникам МВД, включая начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП), про пытки в котором рассказывают во время открытых судов десятки и сотни людей. Орденами и медалями наградили более 40 полицейских. Кто-то среди награжденных наверняка честно заслужил эти награды, некоторые получили их даже посмертно. Но среди награжденных немало и сотрудников пресловутого «бандотдела» (ГУБОП) и «горотдела» (Главного Управления полиции г.Баку), отличившихся в «славном Октябре»... Такая же картина наблюдалась и в 1990-х, после каждого акта братоубийства.

Излишне говорить, что поощрение лиц, виновных в правонарушениях при исполнении своих служебных обязанностей по охране законности, превращает полицию и органы национальной безопасности в личных слуг высших сановников. Однажды общество это уже пережило в виде разгула «ежовщины» и «бериевщины», и правящая партия, в большинстве своем состоящая из бывших членов КПСС, должна сделать из этого должные выводы, хотя бы из соображений самосохранения.

Хотя бы два вывода. Первый – что благими намерениями дорога в ад вымощена, т.е. превращая из «лучших побуждений», «ради народного блага» правоохранительные органы в подобие гестапо, власти роют себе могилу. В скором времени такие структуры начинают использоваться во внутрипартийной борьбе, для разборок внутри самой правящей элиты. Вот сейчас некий бывший высокопоставленный чиновник жалуется, что после нескольких критических интервью его допрашивают по 7 часов, до сердечных приступов, и преследуют даже его сына. А что, он раньше не видел, как то же самое делали с оппозицией?

Второй вывод из нашего горького прошлого: рано или поздно оставленные без общественного контроля репрессивные органы начинают свою собственную игру. При жизни Хозяина они ведут себя лояльно, а потом, как тот Берия после смерти Сталина, начинают тянуть одеяло на себя, превращаясь из орудия решения проблем в новую проблему. Не случайно так много спекуляций вокруг недавнего «неожиданного» смещения министра национальной безопасности, которого некоторые СМИ прочили в лидеры (может быть, злонамеренно, чтобы потопить). 

Правоохранительные органы необходимо реформировать так же, как и остальные сферы жизни. Нельзя сказать, что в этом направлении совсем ничего не делается. Например, 30 июня утверждена Государственная программа по усовершенствованию деятельности органов полиции в Азербайджанской Республике (2004-2008 годы). Одновременно были повышены ежемесячные должностные оклады сотрудников полиции и гражданских работников, занятых в системе органов внутренних дел, в среднем в 2 раза, а ежемесячные должностные оклады сотрудников регулярных частей полиции специального назначения и быстрого развертывания — в среднем в 3 раза. Ведь нормальная зарплата - первое предварительное условие для успешной борьбы против коррупции, которая должна особенно развернуться с января следующего года, когда войдут в силу некоторые законодательные акты в этой области. В 2002-2003 гг. осуществлялся проект ООН «Усиление возможностей и инфраструктур для защиты прав человека», ориентированный на МВД. Была укреплена и материальная база Полицейской Академии, в программу профессиональной подготовки которой включены специальные «демократические» и «правозащитные» темы.

Ну, а как же пресловутый человеческий фактор? Как можно проводить что-то новое и глобальное, не меняя кадры? Однако пока что даже на ключевых постах в МВД сидят те же самые люди, что и 10 лет назад. Иногда в порядке броуновского движения они перетасовываются, после чего все остается по-прежнему. Да и вообще, реформы – процесс неторопливый, а внутривластная борьба идет уже сейчас и заставляет вспомнить пример Берии.

Да что там Берия - вспомним наш 1995 г. Турки тогда инициировали элитарные “посиделки” оппозиции и силовиков на тему о возможности смены власти. Если верить обвинению, то один из оппозиционеров, давая свой анализ ситуации, заявил: “Выборы фальсифицируются одни за другими, так что оппозиции не светит прийти к власти цивилизованным путем. Остается госпереворот, который оппозиция осуществить не может, т.к. у нее уже нет вооруженных отрядов. Значит, поможет тот, у кого есть вооруженная сила и желание сотрудничать с оппозицией”. Простая абстрактная логика, продиктованная академическим прошлым этого бывшего министра, позднее обернулась для него тюрьмой. Но кое-кто из участников собрания действительно сделал позднее ставку на ОПОН.

Разгон ОПОНа в 1995 г., разгром движения “генералов” в 1995 и “полковников” в 2000 г. не устранил для властей опасность использования оппозицией каких-то законных вооруженных формирований. Случайно ли не так давно из подчинения МНБ вывели хорошо вооруженные и дисциплинированные погранвойска (а уже много позже сняли самого министра, находившегося в командировке)?

Если присмотреться к силовым структурам, целенаправленно ища построенную на личной преданности, дислоцированную в столице и к тому же находящуюся вне общественного контроля, мы опять придем к МВД. Внутренние войска, спецназ – все они могут быть использованы как против оппозиции, так и в ее пользу. Если будет приказ. Сейчас, когда нет Хозяина, державшего силовиков в страхе, и внутри команды власти начинаются все более чем очевидные “разборки”, возможность такого поворота событий отнюдь не призрачна.

Чтобы этот кошмарный сценарий не стал явью, властям надо сделать решительные превентивные шаги по чистке кадров МВД. К авантюрам потенциально более склонны все те, кто запятнал свой мундир преступлениями и привык ставить собственные интересы выше закона. Наказать таковых требует и инстинкт самосохранения, и общественность, уставшая от полицейского произвола. 

Таким образом, серьезная кадровая реформа в МВД, не вредя, а даже помогая стабильности власти за счет улучшения ее внутреннего и международного имиджа, а то же время оздоровит обстановку в полиции и ослабит возможность нелояльности силовиков.

И тогда, может быть, дети, повторяя за классиком, что “наша полиция нас бережет”, не будут добавлять: “сначала посадит – потом стережет”. И человек в полицейской форме не будет вызывать такой аллергии.

Эльдар Зейналов,
директор Правозащитного Центра Азербайджана

Бунт в тюрьме

Бунт – это единственный способ привлечь внимание к своим проблемам или как-то наказать за издевательства, который остается у заключенных, если нет возможностей пожаловаться более цивилизованным образом. Тому доказательством факт, что у нас бунты происходят именно в тех учреждениях, где администрация «завинчивает гайки», а не там, где более-менее либеральный режим.

Массовые акции протеста заключенных сейчас являются намного более редким явлением, чем в начале 1990-х гг. Оно и понятно – сейчас в Азербайджане уже нет «черных зон», т.е. мест лишения свободы, где власть администрации была бы номинальной, а правили бы авторитетные уголовники. В «красных зонах» все под контролем администрации, и любая попытка заключенных организовать акцию неповиновения зачастую через агентов администрации («сук») становится известной начальнику оперативной части («куму») задолго до того, как что-то реально произойдет. Однако бывает и так, что произвол администрации восстанавливает против нее заключенных лучше всякой агитации, и достаточно найтись 1-2 вожакам, чтобы начался бунт.

Зная, что рано или поздно заводила будет наказан, заключенные чрезвычайно редко идут на насильственные акции вроде попытки убийства начальника тюрьмы, как в 7-ой колонии, или на вооруженное восстание, как в Гобустанской тюрьме. Обычно же заключенные поднимаются на крыши бараков или шумят толпой, отказываясь разойтись. Бунт такого рода был год назад, например, во 2-ой колонии. Его заводилой выступил политзаключенный-«альакрамовец», впоследствии сильно за это избитый и «закрытый» в Гобустанскую тюрьму.

Власти, чтобы сохранить лицо, обычно не признают фактов таких волнений, либо искажают картину событий. Например, когда заключенные влезли на крышу водокачки в одной из колоний, администрация заявила, что они якобы «ремонтируют крышу» здания, про бунт во 2-ой колонии и вовсе заявили, что это выдумки правозащитников.

Наиболее редкий случай – любая массовая акция в «крытой» тюрьме или в следственном изоляторе. Помимо противодействия «кума», этому естественным образом мешает изоляция заключенных по камерам. Выйти на «решку» (решетку) и открыто кому-то о чем-то сказать – означает самому себя выдать. Сделать «прогон» (циркулярную информацию) по всей тюрьме или даже по одному корпусу тоже небезопасно и стоит денег, т.к. делается через надзирателей. Кроме того, здесь нельзя выйти на крышу, сбиться в толпу и т.п. Поэтому специфические формы массовых акций в «крытых» тюрьмах – массовые голодовки, «хипеж» (т.е. производство шума криками и битьем металлической посудой по металлическим дверям), отказ от выхода на прогулку. Считается необходимым, например, из соображений солидарности поднять «хипеж», если другого заключенного сильно избивают надзиратели. Например, в феврале этого года, когда в Гобустане молодой офицер начал избивать местного демагога, поднялся «хипеж». В результате избиение заключенного прекратили, а офицера потом перевели в другую тюрьму. Последняя массовая голодовка в том же Гобустане произошла 2 года назад, но чуть не повторилась в сентябре этого года как реакция на освобождение политического «пожизненника» А.Гумматова – многие «пожизненники» возмутились, что суды не пересматривают их приговоры.

Самой цивилизованной (и самой сложной!) формой коллективного протеста является подача коллективных петиций. Помимо того, что их текст надо согласовать, чтобы он всех удовлетворил, остаются проблемы, как их подписать и переслать из тюрьмы. Случается, что вступают в противоречие интересы политических и уголовных заключенных. Однако и эта форма осваивается, особенно после того, как приказом министра юстиции в этом году было введено наказание за «необоснованную» голодовку. Хочешь - не хочешь, а голодающему придется теперь взяться за перо и бумагу.

Кстати, голодовки достаточно распространены и как индивидуальная форма протеста. Если человек здоров, то голодовка безвредна. К ней обычно готовятся заранее. Один из политзеков, например, накануне вечером наедался хаша, и на его энергии свободно держался 3 дня. Целью голодовки является не подрыв собственного здоровья, а привлечение общественного внимания. Поэтому о голодовке заранее извещаются адвокат, семья и пресса, и практически не бывает голодовок тогда, когда эта акция на следующий день по техническим причинам не может попасть в газеты и заинтересовать посольства (например, ее обычно не начинают в уик-энд). Голодовки, как правило, не бывают и сухими: вода, разбавляя и нейтрализуя (если она содовая) желудочный сок, делает голод не таким ощутимым.

Другое дело – «голодовки смерти», которые практиковались среди смертников до отмены смертной казни. Их начинали, зная, что об этом не будут знать на воле, а администрация не препятствовала такой голодовке, т.к. считала смертников обреченными. Среди политзаключенных турецких тюрем, кстати, уже несколько лет проводится конвейерная голодовка смерти в знак протеста против содержания политзеков в камерных условиях (тюрьмы F-типа). Когда умирает один заключенный, начинает голодовку другой – всего таким образом покончили с жизнью более 100 человек. 

В «крытых» тюрьмах весьма распространены т.н. «вскрытия». В знак протеста заключенный демонстративно вскрывает себе вены с помощью «мойки» (бритвы), «заточки» (остро наточенной металлической пластинки) и т.п. Обычно это делается во время утренней проверки или проверочных комиссий, когда есть шанс привлечь внимание начальства. Кровью заливается максимальное пространство, это сопровождается криками, руганью, требованиями встречи с начальником тюрьмы. Иногда в этом участвуют все сокамерники. Цель – та же, что и у голодовки, т.е. привлечение внимания к какой-то проблеме. Я встречал заключенных, у которых на руках было с десяток шрамов от порезов. Но где? Ближе к запястью, где вены потоньше. Порез вены у сгиба руки более опасен. 

Бывают, правда, случаи, когда заключенные кончали таким образом жизнь самоубийством. Считается, что при этом человек «уходит» (умирает) постепенно, как бы засыпает. Но при этом попытку самоубийства труднее скрыть и легче предотвратить. Чаще всего этот вид самоубийства практикуется ночью, после отбоя. 

Обычно заключенный, пошумев, оставляет эту затею. Я знаю только один раз, когда «вскрывшийся» заключенный умер случайно, по своей самоуверенности. Это было вскоре после бунта в Гобустанской тюрьме, когда вечером стали закрывать до утра двери камер и их «кормушки» (форточки), а ключи запирать в сейфе начальника. Рассказывают, что один из заключенных не поверил в это и вскрылся в камере. Надзиратель же не имел возможности открыть ни дверь, ни «кормушку», и заключенный так и умер от потери крови.

Разновидностью вскрытия бывает порез брюшной полости. При определенной сноровке, которой обладают опытные арестанты, с помощью остро заточенного и продезинфицированного предмета льется кровь, вываливаются кишки, но при этом сами кишки не повреждаются. Помимо прочего, это дает и возможность подлечиться в центральной тюремной больнице.

В больницу попадают и заглатывая различные предметы. Я видел их выставку в центральном тюремном госпитале – ложки, спицы, пружины, иголки. Некоторые из этих предметов действуют как мины замедленного действия. Например, спицу определенным образом сгибают, затачивают ее концы и покрывают их пластмассой. Затем согнутую спицу фиксируют нитками. Если человек не переводится в больницу сразу, то через несколько дней нитки переедаются желудочным соком, и спица раскрывается, упираясь в стенки желудка. Еще через несколько дней растворяется и пластмасса, и спица протыкает стенку желудка. Такие выдумки чреваты опасностью для жизни.

Больница в арестантской жизни, особенно у «крытников» (заключенных «крытой» тюрьмы) является просветом в их однообразном существовании, возможностью поспать на нормальной кровати, много чаще видаться с членами семьи и получать неограниченные продуктовые передачи. Однако это еще и путь организации воровского «сходняка» (совещания по важным вопросам), и это обстоятельство постоянно настораживает тюремную администрацию, если в больницу рвется авторитетный уголовник. Это и способ элегантно «выломиться из хаты», т.е. сбежать из своей камеры, где у заключенного существует конфликт с сокамерниками. В таком случае после больницы заключенный уже не возвращается в свою камеру.

Но в целом такого рода членовредительские акции характерны для «крытых» тюрем, а не колоний.

2004 г.