Тюрьма должна лишать свободы, а не жизни...

(интервью с директором Правозащитного Центра Азербайджана Эльдаром Зейналовым)

- Несколько слов о Вашей организации…

Правозащитный Центр Азербайджана (ПЦА) был создан 29 апреля 1993 г. по моей инициативе 4 журналистами, недовольными восстановлением политической цензуры в Азербайджане. Мы начали собирать и распространять как в Азербайджане, так и за его пределами информацию о положении с правами человека в стране. В результате очень скоро стали источником информации для многих международных правозащитных организаций, которые охотно нас цитируют.

Практически сразу же наш мониторинг был распространен не только на свободу слова, но и на такие сферы, как выполнение гуманитарного права, соблюдение прав национальных меньшинств, независимость судов, положение в местах лишения свободы…

- Нельзя ли поподробнее о последней теме?

Уже с 1993 г. мы начали сбор информации о положении в местах лишения свободы, фактах пыток, злоупотреблений в отношении заключенных, стали составлять постоянно пополняющийся список политических заключенных. С тех пор тема положения в тюрьмах постоянно находится в фокусе нашего внимания, а в 1997 г. была даже запущена специальная программа мониторинга, в рамках которой нашими сотрудниками были посещены 10 колоний, госпиталь в Беюк-Шоре, Гобустанская, Баиловская, Шувелянская тюрьмы. Все то, что мы видели своими глазами или о чем имеем вызывающие доверие материалы, публикуется в виде пресс-релизов, отчетов, рассылается по электронной почте и выставляется в Интернет. То есть мы стараемся не только удовлетворять свой собственный правозащитный интерес, но и привлекать внимание общества и прессы к тем или иным проблемам наших сограждан за решеткой.

В текущем году мы с этой целью даже пошли на то, чтобы собрать ответственных за колонии сотрудников Минюста вместе с правозащитниками и журналистами. Группы по 10-15 человек посетили такие интересные места, как колонии строгого режима, где значительную часть контингента составляют политические, специальная колония для заключенных, больных туберкулезом. И нас пустили практически повсюду, вплоть до штрафных изоляторов.

- И вас туда пустили? Не побоялись, что всплывет что-то негативное?

Негативные факты и так невозможно утаить ни от прессы, ни от правозащитников. Заключенные постоянно контактируют с внешним миром через родственников, причем с начала 1997 г. власти пошли на существенное увеличение числа свиданий и даже разрешили телефонные разговоры (последние, впрочем, проводятся под контролем администрации). Те заключенные, которые подвергались злоупотреблениям во время следствия, будучи в строгой изоляции, все равно рано или поздно получают доступ к адвокату, возможность выступить на суде, переводятся в колонию или тюрьму, где у них есть возможность встреч с родственниками. Так что скрывать что-либо от нас невозможно, можно лишь голословно отвергать даже хорошо обоснованные заявления.

Но чем действительно опасно для властей недопущение внешних наблюдателей в места лишения свободы, так это тем, что ситуация там будет описана исключительно в черных красках. Многие заключенные, будучи часто оскорблены поведением следователей или тюремной администрации, несправедливым приговором и т.п., склонны концентрироваться исключительно на негативных фактах. Психологически ни заключенный, ни его родственники не расположены обращать внимание на позитивные изменения в тюремной системе, особенно, если они носят малозаметный, нединамичный характер. 

С момента подачи Азербайджаном заявки на членство в Совете Европы выяснилось, во-первых, что надо внимательнее следить за своим имиджем, чем до 1996 г. откровенно пренебрегали. Во-вторых, власти открыли для себя, что в европейских структурах прислушиваются к мнению местных неправительственных правозащитных организаций, которых тоже у нас до недавнего времени считали едва ли не за наемников внешних врагов. Что-то позитивное начало происходить уже с 1997 г., но пресса и правозащитники продолжали описывать все в черных красках. Вот поэтому их и стали допускать в ранее запретные места – необходимо было сделать рекламу той работе, которая была там действительно проведена, но в чем мировая общественность продолжала сомневаться ввиду закрытости этих мест.

Но одноразовой экскурсией тут не обойтись. На многих наблюдателей, впервые побывавших в наших местах лишения свободы, они производят шоковое впечатление, так как для оценки изменений в этой системе необходимо побывать там хотя бы 2-3 раза в течение длительного периода. Поэтому я расчитываю, что прямой мониторинг тюрем превратится в постоянное явление, а не будет временной кампанией.

- Но Вам, по всей видимости, и показывают-то не все, а заранее подготовленное шоу со свежепокрашенными и убранными камерами, «счастливыми» заключенными и т.п.?

Такая тенденция существует, и психологически она вполне оправданна. Какая хозяйка будет принимать заранее ожидаемых гостей в неприбранном доме, не одетая должным образом, не стерев пыль с мебели, не поменяв занавески на окнах, не приготовив к столу что-то специальное? В случае с тюрьмами ситуация даже более серьезная. Если в случае недостаточно качественного уровня приема гостей хозяйку лишь покритикуют, то чиновник может лишиться доверия начальства или даже своей должности.

Наша позиция – это позиция взыскательного, но вежливого гостя, которым мы, в сущности, и являемся по нашему неправительственному статусу. Мы просим показать нам все, но если нам не идут навстречу, то мы не протестуем, а лишь отмечаем в своих отчетах, что нас не пустили туда-то или туда-то, а по нашей косвенной информации там ситуация обстоит таким-то образом. 

Так, например, было в 1997 г., когда нам показали практически всю Баиловскую тюрьму, кроме знаменитого 5-го корпуса смертников. Побывав там недавно, я понял, что власти тогда не случайно опасались нашего визита, так как крохотные камеры площадью 4-5 кв.м, где сейчас содержатся по двое заключенных, были перегружены в 2-3 раза. Однако, если вы прочтете наши отчеты того периода, то поймете, что ситуация описывалась нами достаточно объективно, хотя мы и не имели возможности увидеть все своими глазами. Сейчас, отталкиваясь от данных того периода, мы можем оценить позитичное изменение положения бывших смертников: у каждого теперь есть свои нары, право на часовую прогулку, 2 свидания, 4 передачи и 4 телефонных переговора в год, переписку – полтора года назад ничего этого не было.

Иногда, когда мы просим посетить какую-либо колонию, нам честно заявляют, что там пока еще идет ремонт, который будет закончен в такое-то время, после чего нас туда пустят. Как нам отнестись к такому отказу - как к стремлению утаить свои недостатки? Но разве не важнее тот факт, что администрация производит ремонт, то есть улучшает условия содержания заключенных?

Вообще, я не склонен увлекаться заявлениями типа «всем эти улучшениям – грош цена, так как они делаются ради вступления в Совет Европы». Пусть так (и скорее всего, так). Но какая, по большому счету разница, ради чего строят новые жилые корпуса, организуют автономное водоснабжение, выпечку качественного хлеба и т.п. – разве все это не на пользу заключенных? Разве мы, правозащитники, не этого добиваемся? Тюрьма, в конце концов, должна лишать человека свободы, а не жизни или здоровья.

- Но почему в тюрьмы все-таки пускают именно вашу организацию, в то время как в стране существует множество других правозащитных групп?

Ну, начнем с того, что в места лишения свободы пускают не только нас. Например, там регулярно проводит свои программы Общество защиты прав женщин. В ходе наших семинаров колонии каждый раз посещали по 10-15 человек из разных организаций, хотя, понятно, что это было лишь эпизодическое посещение, причем под «зонтиком» ПЦА.

Однако я вряд ошибусь, если заявлю, что такое доверие нашему Центру – это прежде всего признание его международного авторитета. Нашу информацию использует в своих отчетах Международная Хельсинкская Федерация, «Международная Амнистия», Госдепартамент США и др. организации, мнение которых небезразлично для властей.

С другой стороны, видимо, учитывается, что мы решительно настроены прежде всего на конструктивную работу по улучшению положения заключенных. Это заставляет нас перепроверять нашу информацию, избегать дешевых сенсаций, лишней саморекламы, держать дистанцию от политических кампаний и т.п. Мы не будем по три раза «хоронить» политзаключенного в слабой надежде, что нас после этого к нему допустят, для нас исключена сознательная дезинформация (от ошибок никто не гарантирован) для формирования негативного общественного мнения вокруг какой-либо структуры или чиновника. Для нас чужд достаточно широко распространенный порочный подход, что пока такое-то лицо является лидером, никакого улучшения положения политзаключенных (и даже заключенных вообще) в принципе не может произойти. Мы считаем, что для того, тобы добавить в миску заключенному лишнюю ложку каши или изменить конструкцию окна в камере, совершенно нет необходимости менять политическое руководство страны.

Наша позиция в отношении политзаключенных тоже существенно отличается от трактовки этого понятия большинством других правозащитных групп. Мы используем определение, даваемое «Международной Амнистией»: политический заключенный – это заключенный, дело которого содержит значительный политический элемент. В этой связи такие заключенные, которых в нашем списке насчитывается около 900, являются группой риска в смысле пристрастности правоохранительных органов и судов. Как и «МА», мы не требуем освобождения тех политзаключенных, которые использовали или публично пропагандировали насилие. Сопоставьте это с оппозиционным лозунгом «Свободу политзаключенным!», и разница будет очевидной. 

Как и «МА», мы выступаем против пыток и жестокого обращения с любыми категориями заключенных и потому рискуем прослыть защитниками исламистов и муталлибовцев, фронтовцев и террористов. Помню, как однажды мы подверглись настоящей атаке властей как «расуловцы» исключительно потому, что в нашем списке политзаключенных первым по алфавиту стоял ныне помилованный президентом экс-помощник спикера Балаш Аббасзаде. Однако мы исходим из того, что жестоким обращением можно вынудить практически любого человека подписать любые показания, и это будет во вред законности. Вспомним, как во время известных событий июня 1993 г. попавший в плен к мятежникам тогдашний генеральный прокурор буквально через день дал санкцию на арест своего собственного президента. Что тогда говорить о рядовом опоновце?

- Какие проблемы, на Ваш взгляд, наиболее характерны для всех мест лишения свободы вне зависимости от их подчиненности?

Прежде всего, требуется пересмотр законодательной базы. Необходим единый уголовно-исправительный кодекс, наподобие того модельного кодекса, который принят в СНГ. Необходимо привести условия в колониях в соответствие с «Европейскими Пенитенциарными Правилами». Необходимо, чтобы все места лишения свободы, в том числе следственные изоляторы, были переданы ведомству, которое не причастно к ведению следствия, то есть Министерству Юстиции. Необходимо рассредоточить места лишения свободы по регионам Азербайджана, чтобы заключенный содержался ближе к семье. В настоящее время многие заключенные содержатся фактически на более строгом режиме, чем определен судом, из-за того, что бедные родственники не могут еженедельно приезжать из Нахчивани или Агстафы к заключенному, содержащемуся в Баку.

Другая проблема, причем характерная для всей страны – коррупция персонала. Кто-то пытается организовать заключенным незаконные льготы, кто-то вымогает с родственников деньги за положенные свидания и передачи. Для решения этой проблемы необходимы прежде всего повышение зарплаты сотрудникам. Однако сейчас одинаково сложно и найти эти деньги в нашем бедном государстве, и объяснить людям, почему необходимо эти деньги взять из бюджета их семей, а не сэкономить на словиях заключенных.

Так что необходима огромная просветительская и разъяснительная работа в обществе.

- А помогает ли вам в этом пресса?

Я бы сказал, что скорее помогает, чем мешает. Многие публикации по нашим материалам, я уверен, сыграли или сыграют свою роль в формировании положительного общественного мнения вокруг идеи реформирования, гуманизации нашей тюремной системы. Чего скрывать, многие у нас смотрят на заключенных как на какое-то отребье, которое не заслуживает элементарного человеческого обращения и приличных условий, в то время как у нас страдают сотни тысяч беженцев, миллионам платят нищенские зарплаты и пособия и т.д.

А вот некоторая «желтизна» прессы серьезно мешает. Так, решительно не проходят материалы, где описывается реальное улучшение того или иного аспекта жизни заключенных. Например, одна из популярных газет, традиционно внимательных к теме положения заключенных, выбрала из пресс-релиза ПЦА о посещении Шувелянской тюрьмы лишь то место, где мною подтверждались кожные заболевания заключенных и совершенно игнорировала другое место, где говорилось о том, что там практически готов новый корпус, построенный по новым стандартам, с искусственной вентиляцией камер, центральным отоплением, деревянными полами и в 1,5 раза большим метражом в расчете на одного заключенного! Из такой публикации выносишь ощущение сплошного беспредела, в то время как первоначальная информация была совершенно иной.

Другая популярная газета опубликовала истинное имя заключенного, якобы изнасилованного следователями. Речь даже не о журналистской этике - нетрудно прогнозировать, как отреагирует на такую публикацию «зона» и какая жизнь ожидает этого парня. Но в конце публикации была дана ссылка на ряд организаций, в том числе ПЦА, который действительно предоставил газете кое-какие материалы с согласия авторов и их родственников. И вот завтра благодаря такой «рекламе» преступная неэтичность журналиста будет приписана ПЦА.

Третья газета в свое время расписала якобы имевшую место смерть одного из политзеков, после чего в ПЦА звонили из Москвы и Нью-Йорка с просьбой прислать его фото для некролога. Недавно я лично встретился с этим заключенным и публично засвидетельствовал, что он жив. Однако газету эта информация уже не заинтересовала. Сработал закон желтой прессы: «Сенсация – это не когда собака укусила человека, а когда человек кусает собаку».

Четвертая газета распространила информацию одной из правозащитных групп о якобы применяющемся в полиции для пыток электрическом стуле и связанное с этим заявление протеста ряда групп, в том числе якобы и нашего Центра. Наше опровержение, как вы догадываетесь, было проигнорировано. И т.д.

Такие вот случаи воспитали у нас несколько прохладное отношение к прессе. Но мы постоянно пытаемся наладить нормальные рабочие отношения с нею и надеемся на взаимность. 

Интервью взяла Залиха Тагирова (ПЦА).