Последний бой узников «20-го блока»

Маутхаузен — концлагерь в Верхней Австрии, названный по расположенному неподалеку одноименному городку. Расположенный на верху невысокого холма, со стороны он выглядит средневековым замком из серого гранита, с квадратными сторожевыми башнями. Из-за заборы выглядывают аккуратные крыши бараков, высокие трубы. К самому забору подступают распаханные мирные поля. Ничего мрачного, напоминающего о 122.766 загубленных здесь жизней (из них 32.180 советских граждан).

Этот основной концлагерь был создан в 1938 г. - вскоре после аншлюса Австрии немецкими нацистами. Вопреки распространенному стереотипу, что любой немецкий концлагерь — это «лагерь смерти», вначале этот лагерь скорее напоминал нашу исправительно-трудовую колонию строгого режима. Здесь сидели не только политзаключенные, но и уголовники с небольшими сроками. Заключенных выводили на работу в расположенный рядом с лагерем каменный карьер, где добывался знаменитый серый гранит. Заключенные вполне размещались внутри стен лагеря в паре десятков бараков. По выходным играли в футбол, одно время был даже лагерный бордель.

Идиллия продлилась недолго. Враги нацизма множились не по дням, а по часам. В Маутхаузен начали поступать осужденные оппозиционеры, иеговисты («исследователи Библии»), евреи, цыгане, гомосексуалы, проститутки. С началом Второй Мировой войны появились и военнопленные. Так, из оккупированной Франции переслали интернированных там испанских республиканцев, потом появились пленные из армий антигитлеровской коалиции. Так как эти страны ратифицировали международные конвенции, то пленные через Красный Крест получали продуктовые посылки и письма от семей.

Вокруг основного лагеря выросли 49 дочерних - «ближних лагерей» (Гузен, Эбензее, Мельк и др.), которые обслуживали военное производство и военные объекты. Тем, кто пользуется Венским аэропортом Швехат, будет интересно узнать, что в свое время в его окрестностях располагались 2 лагеря, относящихся к военно-авиационной промышленности.

А с осени 1941 г. сюда начали массово поступать военнопленные из СССР. Места для них в лагере уже не нашлось. Вблизи основного выросли еще два лагеря - «санитарный» (или «русский») и «палаточный», где к следующей весне вымерли почти все из несколько тысяч размещенных там красноармейцев, которые не посещались Красным Крестом... Маутхаузен все более напоминал «лагерь смерти», в которых заключенных держали с единственной целью — истребить физически. Личные дела некоторых заключенных как раз и содержали гриф «уничтожить трудом».

Для этого использовался все тот же каменный карьер, где заключенных заставляли таскать вырубленные камни, иногда весом до 50 кг, даже не на тачках, а на спине, поднимаясь из карьера по насчитывающей больше 180 ступеней «лестнице смерти». Заключенные часто оступались и падали со ступенек, калеча и увлекая за собой других. Бывало, что заключенных и сбрасывали с лестнице, не имевшей ни перил, ни каких-либо ограждений. А британских легчиков, ненавидимых в Германии после бомбардировок мирного населения, однажды заставили сброситься в карьер с 30-метровой высоты, после чего эту стену стали издевательски называть «Стеной парашютистов». С тех пор со стены нередко прыгали те, кто уже не мог терпеть издевательств. Этому не препятствовали.

Но была категория заключенных-штрафников, кого на работу не выводили, а из своего барака (изолирблока №20) они могли выйти только в расстрельный подвал или крематорий. Это были заключенные категории «К» (от немецкого «кугель» - пуля), начиная с лета 1944 г. по специальному приказу осужденные к смерти после побегов из лагерей, ведения антифашистской пропаганды или актов саботажа на военном производстве. Им даже не полагался личный номер, так как выйти на свободу или вообще быть куда-то переведенными они уже не могли. В основном, заключенными 20-го блока были советские офицеры, хотя были и несколько иностранцев.

В обличие от других блоков, этот был полностью изолирован, окружен с 4 сторон каменной стеной, по трем углам которой стояли вышки с пулеметами. В бараке, рассчитанном на 150 человек, постоянно содержалось порядка 500 узников. Каждый день кого-то приводили, а кого-то уводили на казнь. В подвале лагерного карцера было помещение, где осужденных вешали или расстреливали выстрелом в затылок в будке, замаскированной под фотостудию. Труп относили в находившийся там же морг, а порой сжигали в крематорной печке еще агонизирующее тело. Но куда больше (по 20-30 человек в день) было тех, кто умирал от истощения и издевательств. Считается, что в 1944-1945 гг. погибло примерно 4 тыс. заключенных-смертников.

Как штрафников, узников блока №20 кормили через день: пол-миски супа из картофельных очисток и проса или гнилой брюквы, 300 г хлеба на 3 дня, кружка эрзац-кофе. Одежда была той, в которой узника осудили к расстрелу, и ее не меняли на сезонную. Из обуви - деревянные башмаки-колодки на босу ногу. Спали на полу, без одеял, нередко — при открытых окнах. Ночью могли облить спяших ледяной водой. Практиковалась «физкультура», когда заключенных заставляли бегать, ходить гуськом или ползать вокруг барака. Эсэсовцам в издевательствах активно помогали назначенные на вспомогательные должности заключенные: староста («капо») и хозобслуга («штубендинст»).

Барак был разделен на два помещения. В одном («Штубе А») были относительно здоровые, в другом («Штубе Б») — больные, которые не могли передвигаться без посторонней помощь. Все были сильно истощены. И казалось, что ни о каком сопротивлении здесь не могло быть и речи. И однако, именно отсюда произошел, как считают, самый массовый побег из нацистского лагеря. В ночь на 3 февраля 1945 года за стены барака перебралось 419 заключенных-смертников. В морозную зиму, по снегу они разбежались по окрестностям, и больше 10 человек смогли избежать охоты, устроенной на них полицией и местным населением.

Я читал об этом событии еще в детстве, но никогда не думал, что смогу посетить это место и более того, посчастливится пообщаться вживую с одним из участников этого побега — Михаилом Рыбчинским. Сам факт, что еврей-политработник, попавший в плен в 1942 г., смог дожить в лагерях до конца войны и успешно сбежать, иначе как чудом не назовешь.

Хотя он в разговоре кое-что подкорректировал в официальной версии, созданной в начале 1960-х гг. С.Смирновым и И.Ходыкиным, но в целом подтвердил известные факты. В блоке смертников, заключенным которого было уже нечего терять, изначально велись разговоры о побеге, прорабатывались различные сценарии восстания. К началу 1945 г. группу физически и морально крепких заговорщиков возглавили летчики — Герои Советского Союза А.Кобликов и Н.Власов. Есть обоснованная информация, что руководителям восстания удалось наладить связь с подпольем общего лагеря, откуда передали план окрестностей лагеря. Одного из связных, И.Сердюка, поймали за перебрасыванием записок в блок №20 и за это самого посадили к смертникам. Вскоре из общего лагеря поступило предупреждение о готовящейся массовой казни узников блока, что побудило узников действовать активней.

Однако незадолго до назначенного на 29 января восстания, один из заключенных выбежал из строя при раздаче пищи и заявил, что у него для немцев есть важная информация. Ночью в блок пришли охранники и арестовали 25 человек, включая всех известных руководителей и активных участников заговора. Вскоре пришла информация, что 26 января 1945 года Власов после пыток был заживо сожжен в крематории. В принципе, охране лагеря для выявления всех подробностей планировавшегося побега скорая казнь его ключевой фигуры была невыгодна. Тем более, что в других источниках утверждается, что Кобликов, уведенный вместе с Власовым, был расстрелян за подготовку побега много позже — 2 марта 1945 г.

Как бы то ни было, заговорщики оказались без руководителей. Однако, как оказалось, предатель знал не всех, и подготовка к побегу продолжилась. Тем более, что администрация лагеря была уверена, что смертники были дезорганизованы смертью товарищей.

И вот, с пятидневным опозданием, в ночь на 3 февраля 1945 года участники заговора все же решились действовать. Они психологически обработали штубендинстов, которые, несмотря на свое привилегированное положение, тоже были смертниками, как и все, подлежали казни и прекрасно это понимали. В результате, капо был убит, а штудендинсты перешли на сторону заговорщиков. После этого контроль над блоком перешел к майору Леонову, который сформировал из здоровых заключенных шесть штурмовых групп с конкретными задачами.

Одна группа должна была забросать прожектора и вышки брикетами угля от печки, деревянными башмаками, булыжниками из мостовой двора, кусками мыла (которое капо никогда не выдавал заключенным) и бетона от разбитого ломом умывальникам. Другая группа должна была закоротить колючую проволоку на каменном заборе, которая была под высоким напряжением. Для этого на проволоку набрасывались мокрые одеяла и использовался плинтус с прикрепленной к нему железной кочергой. Третья группа должна была ослепить охранников на вышках пеной из огнетушителя. И т.д. С пожарного щита были сняты лом, лопаты, огнетушители, которым предстояло стать оружием восставших.

Накануне, заключенные подгребли снег большой кучей к внешней стене. Это позволило заключенным встать на затвердевший снег и на плечи друг друга и дотянуться до края стены. За пределами стены их ждал еще один забор из колючей проволоки и ров с ледяной водой. А дальше — чистое поле и путь к бывшей чехословацкой границе, где смертники надеялись на поддержку славянского населения.

Перед решающим моментом один из руководителей восстания встал на стол и произнес вдохновляющую речь, призвав узников к последнему бою. По его команде заключенные с криками выскочили во двор из двери и окон своего барака, вызвав секундное замешательство у охраны, которая накануне смены постов находилась в полусонном состоянии. Прожектора были разбиты, провода замкнуты, подстанция отключилась, и лагерь погрузился в темноту. Вскоре заключенным удалось завладеть пулеметом на одной из вышек, из которого они начали стрелять, прикрывая товарищей.

Очнувшись от неожиданности, по полю за беглецами помчались на мотоциклах эсэсовцы. Началась погоня. С утра по радио выступил комендант лагеря Цирайс, призвав местных охотников помочь в охоте на «опасных русских бандитов» - это, мол, должно быть «веселей охоты на зайцев». С подачи Цирайса, всю историю погони назвали «Мюльфиртельской охотой на зайцев» (по названию местности Мюльфиртель).

Почти полстолетия в Австрии предпочитали не вспоминать об этой позорной охоте, когда не только полиция, но и местные крестьяне, охотники, подростки из гитлерюгенда, заботливые отцы и усердные посетители церкви, как звери, расстреливали на месте, рубили топорами, резали ножами, забивали дубинами безоружных истощенных «комиссаров». Трупы свозились во двор школы в городке Рид-ин-дер-Ридмарк, подсчитывались и отправлялись в лагерный крематорий. Через неделю было объявлено, что счет сошелся, все беглые заключенные убиты. Однако впоследствии объявились 11 выживших участников побега. Они выжили благодаря помощи редких местных жителей, осмелившихся им помочь

За это зверство был наказан 20-летним сроком лишь один участник «охоты на зайцев», еще двое, говорят, покончили жизнь самоубийством. Но в целом, историю замяли до 1994 года, когда в Австрии не вышел на экраны фильм-покаяние «Мюльфиртельская охота на зайцев». Он имел большой общественный резонанс. В центре повествования была обычная австрийская семья, с риском для собственной жизни спасшая двух смертников – Михаила (Рыбчинского) и Николая (Цемкало). Я смотрел этот приглаженный фильм, с упитанными заключенными в приличных, чистеньких полосатых зимних пальто (на деле у них были лишь легкие летние спецовки на голое тело и запрещалось одевать даже вторую пару с мертвых) и вспоминал фотографии обтянутых кожей скелетов, найденных американцами в Маутхаузене в мае 1945 года. Но даже такой фильм шокировал и пристыдил общественность.

Интересно, что и в СССР, вплоть до начала 1960-х годов, эту историю предпочитали не вспоминать, хотя и по другим мотивам. И это — несмотря на использование этой истории обвинением на Нюрнбергском процессе, и на имевшуюся у НКВД информацию о восстании. Советской пропаганде пришелся больше по вкусу другой ужасный индидент — с генералом Карбышевым, которого нацисты заморозили 2 недели спустя после восстании 20-го блока. Ему поставили памятник, а о смертниках 20-го блока благополучно забыли.

Беседуя с Рыбчинским, я удивлялся не только живучести человеческой, но и умению наших людей прочно забывать свою историю. Много ли мы знаем о наших азербайджанцах в немецком плену? Порой впечатление таково, что о азербайджанцах-легионерах мы знаем больше, чем о тех азербайджанцах, кто до конца боролся с фашизмом, а может был и среди безвестных героев 20-го блока. И впечатляющих фильмов, кроме «На дальних берегах» (о партизане Михайло) особенно тоже не припоминается. Не потому ли на разных российских и европейских торжествах по случаю 8-9 мая наши представители чувствуют себя гостями, а не полноправными участниками борьбы с фашизмом?..

Общество, которое так поступает со своей историей, обречено на бесконечное повторение своих трагедий.

Эльдар Зейналов.

2.02.2021 г.