Дважды умершие…

Развернувшаяся в 1935-38 годах кампания по повсеместному разоблачению «врагов народа» с точки зрения пропагандистского эффекта имела один существенный недостаток. После двадцати лет непрерывной революции, разгрома классовых врагов, заявления лидера коммунистов И.Сталина в декабре 1936 г., что советское общество «уже в основном создало социалистический строй», советский обыватель не мог не задаться вопросом: откуда взялись столь многочисленные «враги народа» и почему в их число попали не только дворяне с кулаками, но и хорошо известные стране строители этого самого сталинского «социализма»?

Вероятно, по этой причине данные о реальном количестве репрессированных не публиковались и были настолько засекреченными, что вызывают споры даже сейчас. Особо чувствительным элементом этой печальной статистики всегда являлось число расстрелянных. Власти вполне обоснованно опасались, что известие о казни их близкого родственника может спровоцировать реальный террор ради мести. Не случайно в 1937 году было решено лишать свободы и членов семей «изменников родины» (ЧСИР) – супругов и взрослых детей.

Смертные приговоры, оглашенные на открытых судебных процессах, проводимых Специальным Присутствием Верховного Суда АзССР, публиковались в прессе, и скрыть их было нельзя. Но абсолютное большинство расстрелянных тайно осуждались на закрытых судебных процессах Военной Коллегией Верховного Суда СССР, или даже во внесудебном порядке (Коллегией, Особым совещанием или тройками НКВД). Такие приговоры засекречивались и не выдавались на руки даже самим осужденным, не то что их родственникам.

Обычно по указанию сверху на запросы семей отвечали, что расстрелянным якобы дали «десять лет строгого режима без переписки». И, какой бы малой ни была надежда на то, что обвиненный в троцкизме, терроризме или повстанчестве не будет расстрелян, но она все-таки была, и люди за нее цеплялись.

Но проходило 10 лет со дня ареста, и человек не появлялся на родном пороге. И семьи снова забеспокоились. Именно к этому послевоенному времени относится вторая волна репрессий против ЧСИР. Арестовывались подросшие дети, получали вечную ссылку вышедшие из лагерей не расстрелянные взрослые.

Лишь после смерти И.Сталина в 1953 г., партийное руководство из конъюнктурных соображений решило освободить часть политзаключенных. Это был большой риск. Пережив лагеря и ссылки, люди возвращались и вполголоса рассказывали знакомым правду о 1937 годе, в том числе о тысячах расстрелов, в которые не хотелось верить. Вскоре объявили «врагами народа» уже и Берию с Багировым. И люди начали смелее задавать вопросы об осужденных.

В этот момент, который принято считать «оттепелью» и «восстановлением справедливости», людям, наконец, начали выдавать справки о смерти их родных, датированные военными 1940-ми годами. Иногда указывали, что человек скончался, например, от пневмонии, но чаще вместо причины смерти стоял пропуск. И люди в очередной раз поверили Советской власти. Действительно, кому в войну жилось хорошо? Голод, холод, болезни – от них и на воле умирали, а тут еще и каторжные условия лагерей…

Дошла очередь и до посмертной реабилитации осужденных. Как это ни дико, но определения судов о реабилитации, которые восстанавливали человека в правах, как и приговоры двадцатью годами ранее, тоже были секретными и не выдавались на руки. Причиной была информация об уголовном деле, указания на применение пыток, имена истязателей и тех, по чьим показаниям осудили человека. Немаловажно, что упоминался и вынесенный в 1930-х годах смертный приговор.

Всю эту информацию, хотя она напрямую касалась судьбы человека, в условиях социалистической «законности» считалось нежелательным сообщать советским гражданам, отвлекая их ненужными негативными эмоциями от строительства коммунизма. Вместо этого, экономя бумагу, на половинке листа семье коротко сообщали, что «приговор от такого-то числа по вновь вскрывшимся обстоятельствам отменен, и дело за отсутствием состава преступления прекращено. Такой-то реабилитирован посмертно». Из текста даже не было видно, ни в чем обвиняли человека, ни какой приговор ему дали.

Сейчас уже известно, что в те годы родилась очередная ложь. Расстрелянных и частью уже реабилитированных людей решили объявить умершими в лагерях, тем самым поддержав легенду о «десяти годах без переписки».

Во время Перестройки, в конце 1980-х, была опубликована секретная директива председателя КГБ при Совете Министров СССР генерала армии И.Серова № 108сс от 24 августа 1955 г. «О порядке рассмотрения запросов граждан о судьбах репрессированных, приговоренных к высшей мере наказания». Документом было установлено, что при запросе о судьбе лиц, осужденных к высшей мере наказания — расстрелу «за контрреволюционную деятельность» бывшей Коллегией ОГПУ, тройками ОГПУ и НКВД — УНКВД, Особым Совещанием при НКВД — МГБ СССР, а также Военной Коллегией Верховного Суда СССР, близким родственникам «устно сообщалось, что осужденные были приговорены к 10 годам лагерей и умерли в местах заключения».

По требованиям родственников и с разрешения КГБ производилась и регистрация смерти осужденных в ЗАГСах по месту их жительства до ареста. При этом выдавалось свидетельство о смерти обычного образца, в котором указывалась фиктивная причина смерти (а часто в этой графе и вовсе ставили прочерк) и в качестве времени смерти указывалась произвольная дата в пределах десяти лет с момента ареста.

Известно, что в день убийства С.М.Кирова были внесены изменения в уголовно-процессуальные кодексы всех союзных республик, включая Азербайджан. По делам, в которых упоминался террор (а практически всех «антисоветчиков» и «контрреволюционеров» в 1936-38 гг. сделали и «террористами»), кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускалось. Если же выносился приговор к высшей мере наказания, то он приводился в исполнение немедленно по вынесении приговора, часто даже ночью после приговора.

Так что даже без доступа к справке об исполнении приговора, которая подшита к каждому архивно-судебному делу, можно по дате приговора примерно представить, когда казнили человека, и выявить фальшь выданных справок о смерти. Так, председатель Бакинской коллегии защитников (нынешней Коллегии адвокатов Азербайджана) Семен Гаврилович Абрамов был приговорен к расстрелу 30 декабря 1937 года. А согласно справке, умер два года спустя – 13 октября 1939 г. Председателю Азербайджанской Комиссии по госкредиту Касиму Аббас Кули оглы Джамалбекову, приговоренному к расстрелу 8.01.1938 г., «продлили жизнь» до 12.03.1939 г.

Даже тем, кого расстреляли в один день, указывали разные даты смерти. Так, начальник Отдела Наружной Охраны азербайджанской милиции Балабек Яхьяевич Бабаев был приговорен 3.07.1938 года, а согласно справке, выданной в 1957, скончался 20.07.1940 года. В один с ним день был приговорен к смерти и ревизор Наркомата финансов Абрам Михайлович Блюмзак. Ему отмерили больше «виртуальной жизни» — до 24.05.1943 г.

Бездушие «народной» власти проявилось даже в том, что в справках фиктивным был не только год, но даже день и месяц смерти. С подачи властей, семьи не знали не только о реальном приговоре и месте захоронения казненного, но и отмечали годовщину смерти не в тот день.

Но, если работники паспортных столов МВД и отделений ЗАГС об этом не знали, то предоставлявший им готовую информацию КГБ и проводившие партийную реабилитацию казненных коммунистов парторганы были полностью в курсе этой грандиозной фальсификации. Благодаря полной засекреченности архивов, многие семьи Азербайджана были в неведении вплоть до 1990-х.

Лишь когда Азербайджан получил независимость и продолжилась прерванная в начале 1960-х гг. работа по реабилитации жертв незаконных политических репрессий, власти уже ничего не скрывали. Более того, в независимом Азербайджане стала возможной правовая реабилитация даже тех, кто реально боролся с Советской властью и кто в 1950-х и 1980-х реабилитации не подлежал.

Однако многие семьи лиц, реабилитированных в 1950-60-е годы, возможно, и сегодня еще не знают реальной даты смерти своих родителей и дедушек.

Уголовно-процессуальное законодательство в настоящее время позволяет близким родственникам обратиться с просьбой о выдаче им копий судебных решений. Но с доступом к следственным делам вопрос обстоит сложнее…

На мой взгляд, правовые вопросы доступа к архивно-следственным делам времен Большого Террора как родственников, так и исследователей, еще не урегулированы. Возможно, государству следовало бы проявить инициативу и создать доступную в интернете Книгу памяти жертв политических репрессий с 1920 по 1991 годы со списками, текстами нормативно-правовых актов, копиями приговоров и решений о реабилитации.

Эльдар Зейналов.

Дата: 2017/04/18 0:31

http://minval.az/ news/123680980