Пятый корпус: Лезгин Рагиб (28)

Эльдар Зейналов

Явный «заказ» был на пару лезгин, осужденных к расстрелу за взрыв в Бакинском метрополитене. В начале мая 1996 г. одного из них, однорукого Тельмана по кличке «Босс», поместили в камеру №118, которую ему потом поменяли на №122, а второго, Рагиба – в камеру №121. Сокамерники несказанно удивились, что старшина не устроил им избиения, традиционного для новичков. Причиной было соответствующее указание замначальника Магомеда (имя изменено), который любил знакомиться с приговорами и на тот момент был убежден, что эта пара невиновна во взрыве и что их наказали за чужое преступление. Как он заявил старшине Кахину (имя изменено), «их пустили «торпедами». Это не наше дело. Пусть ими никто там не занимается».

Спокойная жизнь, однако продлилась всего три дня. На четвертый Рагиба вывели из камеры и завели в старшинскую, где были Магомед, 5-6 человек в штатском с дубинками и... его с Тельманом подельник А., который получил 15 лет и который по всем правилам должен был находиться в тот момент в СИЗО Министерства национальной безопасности. Из чего стало понятно, что и люди в гражданском тоже из МНБ.

По приказу чекистов А. начал пересказывать официальную версию обвинения. В какой-то момент его вывели в коридор, и он начал на весь корпус выкрикивать обвинения против Рагиба, стараясь затронуть самые чувствительные человеческие и национальные струнки. Тем временем, сдвинув в сторону стол и табуретки, гражданские начали вчетвером избивать Рагиба дубинками и пинками, стараясь попасть по почкам и легким. 

Затем, сняв наручники, дали команду подняться и идти. Хватаясь за стенку, волоча ноги, Рагиб доплелся до камеры. Старшина закрыл за ним дверь с напутствием: «Не давайте ему спокойно жить!»

До вечера он провалялся на «шконке», затем его с нее согнали, заявив, что он «политический» и что таких в преступном мире держат за «сук». Началась «веселая» жизнь. Каждые день-два на него нападали – то поодиночке, то 2-3, то сразу 5 сокамерников. Причем, чтобы это не выглядело совсем уж «беспределом», конфликты сопровождались спорами и дискуссиями, в которых Рагиба пытались убедить, что он террорист. Тот отбивался, как мог – словесно и физически, в чем ему помогало прошлое спортсмена-борца. Надзор же, обычно жестоко наказывавший за малейший звук в камере, в лучшем случае, даже не глядя в глазок, лениво стучал в дверь камеры: «Эй, тише там!»

Через несколько месяцев, видя, что Рагиб держится, сокамерники затеяли ускорить его смерть. Однажды ночью, отвлекая его внимание, двое схватили его за руки, а третий начал душить полосой тряпки. Теряя сознание, услышал, как один из сокамерников, А. прочел над ним шутливую «молитву», которую старшина Кахин обычно читал, когда в корпусе кто-то умирал: «Зюртяллязиня, дюртяллязиня зейтун ягы». Кахин кощунственно называл эту бессмыслицу «Ясин» на манер поминальной молитвы. Однако спустя длительное время покойник вдруг ожил и, вогнав в суеверное оцепенение своих убийц, пополз на четвереньках, стукаясь головой о стену, шконку, стол. Его попытались задушить еще раз, но от ужаса и волнения не смогли.

Вопреки общим ожиданиям, он никому не пожаловался. Во-первых, не было бы толка. Во-вторых, могли бы «отселить» в 133-ю камеру, где такие «заказные» заключенные долго не жили и часто умирали уже через несколько дней.

Устроив «игру слов», Рагиба подловили на каком-то пари и заявили, что раз он проиграл пари, то попал под «рамку» и теперь обязан помалкивать и слушаться. Рагиб в ответ, выразив протест, заявил, что «я пожалуюсь «вору». Он и разберется, кто прав, кто виноват. Весь корпус слышал, как вы на меня нападали, а я надзору не жаловался и никого не подставлял». Однако «рамку» ему все же поставили.

Через несколько дней после попытки удушения Рагиба пришло известие о смерти его подельника Тельмана в камере №122. Была ли она насильственной? Доводилось слышать разные мнения, в том числе, и что Тельман был больным-сердечником и умер без всяких избиений, просто лег на верхние нары и не проснулся. Мол, он знал приемы каратэ и потому мог за себя постоять даже с одной рукой. По другой версии, наоборот, с ним сидел фронтовик-доброволец, воевавший с армянами, который постарался сократить жизнь однорукого сокамерника. 

После этого события от Рагиба на 15-20 дней отстали. Затем по ночам (а дело было уже в ноябре-декабре) его начали обливать холодной водой, пытаясь вызвать воспаление легких. В качестве альтернативы обливанию во сне каждую ночь предлагали 1-3 раза мыться холодной водой. Кахин также передал в камеру бритвенное лезвие, надеясь, что заключенный сам «вскроется».

Однако вскоре неожиданно для всех главный «мутила» А., до этого совершенно здоровый, чем-то заболел. В течение недели он высох и однажды умер, сидя на нарах. Вместо него в камеру поместили знающего «понятки» заключенного, который поддержал Рагиба.

А в начале 1997 г., с заменой начальника тюрьмы положение несколько улучшилось. Летом прошел слух о предстоящей разгрузке корпуса и «переброске» части смертников в «малолетку». Это сильно обеспокоило сокамерников Рагиба, т.к. разгрузка изменяла соотношение сил и, более важно, создавала ему возможность высказаться и пожаловаться на сокамерников «вору». Опасаясь этого, «беспредельники» склоняли Рагиба к тому, чтобы он их простил и ничего никому не говорил. Отмечу, что уже в Гобустанской тюрьме ему представилась возможность «разборки», его оправдали, а на троих выживших сокамерников поставили «крест» (потом, впрочем, и их тоже простили).

Вслед за смертью А. не повезло и второму «мутиле», Э. - вскрылся его давний «грех». В предыдущей камере, он вместе с бывшим «ментом» Ф. по приказу контролера избивал своего сокамерника Г. На заданные ему вопросы Э. не смог достойно ответить и опровергнуть выдвинутые обвинения. В результате был объявлен «сукой» и стал «побитым». С него «получили» все. Даже Рагибу, который неожиданно стал выше «рангом» своего притеснителя, тоже предложили издеваться над Э., но он отказался. А утром Э. во время поверки побежал в «старшинскую» и отказался возвращаться в свою камеру. Вскоре на новом месте «жительства» он заболел, все его тело пошло какими-то шишками, и он скончался.

А тут произошла и долгожданная «переброска» в корпус для несовершеннолетних. В разгруженную 121-ю камеру поместили гянджинца Керима, которого знали как «порядочного арестанта». Его сразу ввели в «курс», что «Рагиб террорист, да к тому же под «рамкой». Керим на это спросил: «Кто на 100% уверен, что менты говорят про него правду?», чем заставил замолчать всех. Потом объяснил, что за «игру слов», да и вообще за вещи, не имеющие никакой ценности, «рамку» не устанавливают и что это «беспредел», за который им «голову оторвут». Это мнение подтвердил и помещенный позднее в ту же камеру «побегушник» Сулейман. В результате «беспредельники» остались в меньшинстве.

Еще через какое-то время отменили смертную казнь, и в марте 1998 г. организовали этап в Гобустан. Некоторых заключенных, включая Рагиба, оставили в «пятом корпусе», разместив попарно. Защищавшие Рагиба опытные уголовники ушли с этапом, и его поместили в одну камеру с политическим заключенным Э.

Как выяснилось, сделано это было неспроста. Ранее воевавший на фронте, Э. отличался пылкой любовью к Родине, да и пантюркистскими взглядами. Посему, по логике администрации, он должен был убить лезгинского «врага народа», который, к тому же, по материалам суда, сотрудничал с армянами. Однако тот оказался весьма осведомленным и о деле с взрывом, и о том, какое давление МНБ оказывало на сотрудников тюрьмы, чтобы «садвалистов» сжили со света. Поэтому он был уверен, что во взрыве виноват кто-то другой, и что спецслужбы просто хотят спрятать концы в воду.

Однажды Э. вывели из камеры и привели, сильно обозленного, лишь через несколько часов. Успокоившись, он поведал Рагибу, что Кахин уговаривал Э. убить сокамерника, и готов был для этого даже незаконно передать в камеру железный штырь. Чтобы выиграть время, тот для виду согласился и попросил при нем Рагиба не бить. Через некоторое время он заявил Кахину, что якобы Рагиб решил вскоре повеситься и надо лишь подождать. На осторожные уговоры Э. не брать на себя убийство, Кахин неизменно отвечал, что ему не оставили выхода и что с него сдерут шкуру, если Рагиб не «уйдет».

Однажды Магомед увел Э. из корпуса к себе на беседу. Воспользовавшись этим, Кахин и присланный из МНБ на «работу» в Баиловскую тюрьму контролер Ф. вдвоем зверски избили Рагиба. Свалив его на пол камеры, Ф. стал бить каблуками по почкам и легким, а Кахин с силою тыкал в позвоночник длинным ключом от дверного замка. 

Так проходил месяц за месяцем. И, наконец, старшину Кахина неожиданно сняли с должности, назначив вместо него Захара (имя изменено).

Кроме того, один из заключенных, знавших Рагиба еще с времен отсидки в СИЗО МНБ и не веривших в его виновность, переслал на волю 8-страничное письмо Рагиба, адресованное в Совет Европы. В нем он писал об опасности для своей жизни и просил защитить его. Письмо дошло! В республику пришел запрос. Об этом стало известно, когда Э. был вызван начальником тюрьмы, который выпытывал, как письмо покинуло тюрьму. С того времени призрак смерти перестал витать над Рагибом, и издевательства прекратились в мановение ока.

Сокамерников разъединили, и вместо Э. в камеру к Рагибу подселили авторитетного уголовника Н., много лет просидевшего в российских тюрьмах и знавшего «понятки». Он поведал, что раньше сидел в камере с одним из «беспредельников», досаждавших Рагибу, и что «рамку» ему установили «незаконно». «Устанавливать «рамку» за мелочи, не имеющие ценности, за «игру слов» – это «сучьи» дела. У «беспредельников» еще будут болеть головы»,- пообещал Н.

Н. отличался жестким обращением с надзирателями, бескомпромиссностью в конфликтах. Он немедленно реагировал на любое беззаконие в отношении заключенных. Но в целом ситуация явно изменилась, дни проходили тихо, да и публика осталась в большинстве спокойная – «политики».

Новый старшина Захар чего-то ради старался сдружиться с их камерой, вел себя приветливо, мягко. Бдительный Н. заподозрил, что за этим что-то кроется. И действительно, однажды во время прогулки Захар вошел в дворик вместе с ними и предложил взаимовыгодную сделку. Их разъединяют и «бросают» одного к Рагиму Газыеву, а другого – к Сурету Гусейнову. В обмен на избиения и оскорбления этих политзаключенных старшина пообещал хорошее отношение начальства, поблажки, вкусную еду. Чем больше будут издеваться над «политиками» – тем лучшие условия им создадут. Он предложил заключенным подумать до завтра и вышел.

До завтра Н. сумел обуздать свои чувства и, все взвесив, предложил Рагибу дать старшине урок. Договорились, что Н. будет говорить с начальством, «изливая душу, пока зубы из десен не выйдут». Потом вдвоем заключенные заберутся на верхнюю «шконку» (нары), где Н. вскроется, а Рагиб с «мойкой» (бритвенным лезвием) в руках будет ждать результата переговоров и тоже «вскроется», если они будут безрезультатными.

Так и сделали. Захара обозвали, как могли, и потребовали начальника. Потом Н. вскрыл вены так, что кровь потекла как вода и залила пол камеры. Захар, видя, что Рагиб не «вскрылся» и сидит наготове, приказал ему выйти в коридор. Тот отказался. Пришел главврач, предложивший Н. помощь, от которой Н. отказался.

В корпус по очереди пришли «режим Али» и замначальника Магомед, которым заключенные пожаловались на тяжелое положение в корпусе, на притеснение со стороны надзирателей и лично Махара. Лишь после этого Н. позволил сделать перевязку руки. Через некоторое время, беспокойного Н. этапировали в Гобустан.

В январе 2001 г. пожизненников-«баиловцев» этапировали в Гобустанскую тюрьму. Там ранее сидевшие с Рагибом уголовники рассказали «братве» о его деле, и с него, наконец, сняли «рамку». Сейчас это обычный пожизненник.

P.S. Спустя десяток лет после теракта, бывший офицер ФСБ России Александр Литвиненко в одном из своих интервью признал, что этот взрыв был устроен группой российских террористов под руководством некоего Хатковского (в интервью назван Ходьковским). Хатковского, который прибыл в Баку в качестве журналиста из Калининграда, осудили к 15 годам лишения свободы и передали России в обмен на информацию об армянской разведывательной сети и ее связях с российскими правоохранительными органами.

Литвиненко назвал взрыв в Бакинском метро «наиболее громкой и широкомасштабной операцией, которую провела ФСБ в Азербайджане». Он сослался на оперативные данные и другие источники.

По его словам, «первый источник – это полковник ФСБ Литвинов – старший офицер управления собственной безопасности. Именно он установил наличие известной террористической группы Ходьковского [Хатковского.- Э.З.]. В начале эта группа организовала теракт в поездах, следующих из Дагестана в Москву. Второй операцией этой группы стал теракт в бакинском метро. Многие из членов этой группы были лица с уголовным прошлым. В группу входили лица армянской национальности и офицеры ФСБ. Террористическую группу возглавлял офицер ФСБ Овчинников, который позже занял пост заместителя начальника управления безопасности. Кстати, впоследствии Овчинников принимал участие вместе с другим офицером ФСБ Хохольковым в организации убийства Дудаева.

Вторым источником, который раскрыл преступление сотрудников ФСБ, совершенное в Азербайджане является Михаил Трепашкин, который также являлся сотрудником управления собственной безопасности ФСБ, а позже работал в следственном управлении данной организации. В свое время М.Трепашкин представил руководству ФСБ неопровержимые данные о причастности офицеров ФСБ к теракту в бакинском метро».

По мнению Литвиненко, руководство ФСБ при организации этого теракта преследовало цель дестабилизации ситуации в Азербайджане. Он сравнил его с расстрелом армянского парламента в 1999 году, по его мнению, организованным другой спецслужбой – ГРУ. Этой спецоперацией политическому руководству России удалось предотвратить подписание соглашения по карабахскому урегулированию. 

Интересно то, что Хатковский некоторое время содержался в одной камере с Рагибом. Более того, Литвиненко заявил, что завербовал 12 сотрудников МНБ Азербайджана, одним из которых был следователь, ведший дело о взрыве в метро и впоследствии эмигрировавший. Из этого логически следовало, что ФСБ организовала взрыв, а ее агент подвел следствие к выводу о непричастности ФСБ. Литвиненко предложил азербайджанским спецслужбам подать на него в суд, и там он был готов представить неопровержимые доказательства, включая записи встреч со своими агентами («Реальный Азербайджан», 22.04.2005 г.). Однако за полтора года после этого интервью и до самой смерти Литвиненко от отравления полонием в ноябре 2006 г., из заинтересованных лиц в суд на него так никто и не подал. Пожалуй, единственной реакцией спецслужб было то, что уже после смерти Литвиненко из более поздних электронных версий интервью с ним этот пассаж о следователе исчез, оставшись лишь в бумажной версии газеты. Очевидно, кто-то надоумил журналистов не портить официальную версию о том, что взрыв был устроен лезгинскими националистами, а не ФСБ.

Эльдар Зейналов.

Продолжение:

Пятый корпус: "Занимательная статистика" (29)

http://eldarzeynalov.blogspot.com/2016/08/29.html