Азербайджанские бандеровцы

Эльдар Зейналов

К 72-й годовщине создания Украинской Повстанческой Армии (14 октября 1942 года).

На Западной Украине я впервые побывал в 1990-м году, когда был приглашен на съезд Антибольшевистского блока народов (АБН). Блок был создан в 1945 г. на территории, занятой Украинской Повстанческой Армией (УПА), в развитие решений Первой конференции угнетенных народов Восточной Европы и Азии, которая состоялась 21–22 ноября 1943 г. В той конференции приняли участие, кроме украинской, 12 других национальных делегаций, в том числе  и азербайджанская делегация из 6 человек во главе с неким «Чавли». Интересным для меня было услышать от украинских коллег, что в УПА, как оказалось, воевала целая национальная сотня азербайджанцев, и что в изданной на Западе в 1950-х гг. истории УПА была даже опубликована их фотография (которую до сих пор я не смог найти).

Для меня лично не было новостью, что азербайджанцы воевали не только в Красной Армии. В Сумгаите, где я родился и вырос и где после отсидки в лагерях оседала разного рода публика, которой запрещали селиться в Баку, проживали несколько азербайджанцев-легионеров, служивших у Гитлера и перед концом войны вместе со знаменитым Михайло перебежавших к итальянским партизанам. Также в 1970-х годах в городе был разоблачен азербайджанец-эсэсовец, который маскировался под чужим именем под обликом «честного советского завмага». Но они воевали или за Гитлера, или за Сталина. А в бандеровской УПА наши соотечественники воевали и против нацизма, и против сталинизма.

Известно, что УПА изначально весьма настороженно и даже враждебно относилась к военнопленным и перебежчикам из Красной Армии из числа неукраинских национальностей, и при формировании УПА весной-летом 1943 г. рекомендовалось «проверять в боях с врагом их боевую и моральную стойкость и политическую ценность». При этом «нестойкие» уничтожались в соответствии с приказом главнокомандующего УПА.

Однако во второй половине 1943 г. УПА пошла на выделение неукраинских перебежчиков из Красной и немецкой армий в национальные соединения УПА, и в 1944 г. в ней уже насчитывалось 15 национальных отрядов. Были среди них и азербайджанцы. Так, азербайджанский курень (батальон) прославил себя разгромом немцев в Гощанском районе в конце августа 1943 г. Кто тогда в него входил и кто был его командиром, нигде из соображений конспирации не указывается.

Азербайджанцев из немецких военных частей активно привлекали в УПА еще с лета 1943 г. Например, в июне 1943 г. вышла листовка на русском языке, адресованная  «армянам и другим народам Кавказа», а в ноябре 1943 г. – уже прямо азербайджанцам. Как вспоминал последний командующий УПА В.Кук, «немцы сформировали из пленных несколько отрядов для борьбы против украинских повстанцев: грузинский, армянский, азербайджанский. Были еще узбеки из Средней Азии. Но мы послали к ним своих людей с листовками, и эти отряды перешли на нашу сторону».

Так, в ночь на 30 октября 1943 г. в УПА перешел полицейский батальон азербайджанцев из немецкой части в г.Здолбунов. Уже на следующий день, 31 октября азербайджанцы доказали свою боеспособность в бою у села Точевики (в некоторых источниках ошибочно указана несуществующая Гочевка) Острожского района.

Вот что сообщала про этот бой газета «Вести Украинской информационной службы»: «...Ночью с 29 на 30 октября 1943 года к УПА перешло подразделение азербайджанцев в составе 160 человек в полном боевом снаряжении. Это событие вызвало радостные настроения как среди украинских, так и азербайджанских отделов (подразделений. – Э.З.) УПА, которые искренне приветствовали своих земляков. В первом бою около села Гочевка, Острогского района, в котором принимали участие как одна наша, так и две азербайджанских чоты (взвода. – Э.З.), повстанцы ударили по силам немецкой бригады и заставили их бежать. Храбрые азербайджанцы, видя перед собой ненавистного врага, с огромным мужеством ринулись в бой и своим героизмом придали мужества нашим молодым бойцам, впервые участвующим в боевых действиях. Дорого заплатили немцы за свою вылазку: 50 бойцов убито, несколько десятков ранено, а двадцать немецких "героев" спаслось бегством. Население радостно приветствовало повстанческие отделы, радуясь дружественным отношениям и совместной борьбе азербайджанских и украинских отделов против немецких захватчиков.» В этом бою УПА потеряла 4 азербайджанцев и 1 украинца.

Из хроник УПА также известно, что 8 декабря 1943 г. подразделение УПА под командованием «Вьюна» (он же  Орлан, Рак, Зенон) и чота (взвод) азербайджанцев освободили от немцев с.Певче (Ровенская область, Здолбуновский район) недалеко от этого места.

В конце декабря 1943 г. отряд украинцев и чета азербайджанцев отбили нападение немцев на с. Новомалин в том же Здолбуновском районе.

В украинских источниках сообщалось, что азербайджанцы и узбеки из загона (отряда) «Энея» (Петра Олейника) «провели операцию на реке Случь против советских партизан и не позволили им продвинуться на запад». Эней командовал группой «Богун» в УПА-Север, которая действовала в Ровненской области. Эта операция по времени должны относиться к июню 1943 г., когда в этих местах проходил рейд красных партизан знаменитого С.Ковпака. В хронике ковпаковцев 18 июня отмечалось, что разведка одного из батальонов  2 дня вела бой у реки Случь в районе с.Михалин Березновского района Ровненской области. Советские партизаны вынуждены были отойти, не сумев форсировать реку. Отметим, что действия малочисленных подразделений УПА против 1,5-тысячного отряда Ковпака большого эффекта не имели, и уже 21 июня ковпаковцы форсировали реку Случь.

Всего из бандеровских источников известно о минимум 5 боях азербайджанцев, из них 4 были против немцев, 1 – против советских партизан.  Все эти бои относятся к территории Ровенской области, что позволяет предположить, что они могли проводиться одним и тем же отрядом. Это был очень важный регион, так как с 20 августа 1941 года до 2 февраля 1944 г. Ровно было столицей германского Рейхскомиссариата Украины, и воевать здесь было весьма непросто.

Количество азербайджанцев в УПА составляло, как минимум, 160 человек, в основном из числа батальона вспомогательной полиции. В ноябре 1942 г. их представитель некий «Чавли» вошел в число участников уже упомянутой конференции, представляя там азербайджанцев, и был достаточно широко известен в подполье ОУН.

Но 160 бойцов – это немалый отряд, почти две сотни, причем он действовал не меньше полугода, а вместе с тем сотня или курень азербайджанцев в списках военных округов УПА в 1943-44 г. не упоминается. Зато в советских и бандеровских источниках среди отрядов УПА, действовавших в Ровенской области в 1943-44 гг., в составе Войскового Округа «Заграва» упоминается отряд (то сотня, то курень) «Шаулы» (Шауля, Шавуля). В источниках УПА его идентифицируют как командира Адама Рудика. Под командованием «Шаули» на момент прохождения через Ровно германо-советского фронта в феврале 1944 г. были две сотни людей общей численностью 240 человек. После апреля 1944 г. этот отряд исчез из списков УПА.

2 февраля 1944 г. в Ровно вернулась Советская власть, а вместе с нею и НКВД. Уже 12 февраля было выпущено обращение к бойцам УПА за подписью Н.Хрущёва, в котором от имени Правительства УССР было гарантировано всем участникам УПА, которые перейдут на сторону Советской власти, «полное прощение их тяжких ошибок, их прошлых преступлений перед Отечеством».

Однако УПА на сдачу Советской власти не пошла и сражалась еще больше 10 лет. В Ровенской области практически сразу начались вооруженные акции против Красной Армии. В ответ против действий УПА, тактикой которой в тот момент были действия крупными подразделениями, были применены войска НКВД. Согласно советским документам, в Ровенской и Волынской областях исключительно для борьбы с партизанами УПА были направлены 42 тыс. НКВДистов и пограничников (при том что у партизан УПА тогда было всего 7 тыс. бойцов). В районе действия азербайджанцев - Ровно, Гоще, Остроге были созданы оперативные войсковые группы. Для ослабления поддержки УПА местным населением Советская власть также мобилизовала в армию молодежь и начала выселение сочувствующих УПА в Сибирь.

В течение нескольких месяцев крупные соединения УПА были разгромлены. Как сейчас известно, в мае 1944 г. отряд «Шаули» дал НКВД последний бой в лесу у с.Межирич. Вместе с ним была разгромлена офицерская школа УПА.  При этом 117 человек были захвачены в плен.

Фактически это тот же большой лес в Острожском районе, на окраине которого располагаются села Точевики и Певче, где ранее проявляли себя азербайджанцы. Есть большое искушение считать, что отряд «Шавули» и отряд 160 азербайджанцев «Чавли» - это одна и та же группа людей.

Во всяком случае, в некоторых исторических исследованиях без указания даты (но реально - не раньше февраля 1944 г.) упоминается, что «к большевикам ушел целый азербайджанский курень во главе с командиром Чавли», единственным из 15 национальных подразделений УПА нарушив присягу. Позже, в донесении подполья ОУН от 10 июня 1944 г. мы снова встречаем «Чавли». Говоря об отношении к УПА местного населения на Волыни, подпольщик «Марко» отметил, что помимо страха населения, вызванного резней поляков, проведенной УПА в этих местах ранее, «эти факты усиливают пропагандой, а в частности, дает информацию Чавли, известный представитель азербайджанцев на конференции подневольных народов, который сам тут находится, как командир одной малой единицы». Это уже больше похоже на действия спецгрупп из бывших бандеровцев, которые в ходе борьбы с УПА создавали советские спецслужбы. Благодаря такой подрывной работе, во второй половине 1944 года в органы Советской власти явилось более 17 тыс. участников УПА и уклонявшихся от призыва в Красную Армию, часть которых затем воевали с УПА.

Это было последнее упоминание о таинственном «Чавли». Примерно в это же время исчезает и «Шавля» (в украинских источниках предположительная дата его смерти – 1944 год взята под вопрос). Был ли «Чавли» азербайджанцем или «Шавлей» - украинцем Адамом Рудиком? Кстати, в азербайджанском языке слово «Чавли» ничего не означает, в то время как Шавля (Шаул) было имя известного в 16 веке атамана запорожцев. Характерно, что хотя участие азербайджанцев в достаточно большом количестве чуть ли не по всей Ровенской области является установленным фактом, упоминания об их «представителе» Чавли неопределенны: он представлял азербайджанцев на конференции, азербайджанцы во главе с ним перешли к большевикам… Но ведь кто-то же конкретно должен был командовать азербайджанцами в 1943-44 годах, раз они были отдельной боевой единицей, и в этом качестве обязательно попасть в списки? А не могло быть так, что азербайджанцев возглавлял украинец? На эту мысль наводит и фраза из одного из исследований по истории УПА: «Эти национальные части все чаще выступали под собственными национальными знаменами, получали командиров и политвоспитателей своей национальности». Отсюда вполне логично предположить, и это подтверждается списками подразделений, что из 15 национальных формирований отнюдь не все имели командиров своей национальности (за исключением грузино-армянского и узбекского отрядов, которыми командовали Карло, Гогик, Ширмат, Ташкент).

Предательство азербайджанского куреня подорвало доверие руководства УПА к идее национальных формирований. Они действовали еще год, но в конце мая 1945 г. Главное Командование УПА после совещания с их командирами все же официально распустило эти формирования. При этом всем воинам-неукраинцам было предоставлено право самим решать свою дальнейшую судьбу: «Многие остались и дальше воевать вместе с украинцами». Зная методы работы Службы Безопасности ОУН, можно предположить, что те, кто решили уйти из УПА, были физически ликвидированы.

Далеко от Родины в безымянных могилах лежат азербайджанцы, отдавшие свои жизни в борьбе на два фронта за независимость Украины под красно-черными знаменами УПА. Были ли они изначально настроены просоветски, вели ли двойную игру и потом воспользовались шансом вернуться в Красную Армию к большевикам? Или же они просто, считая эту войну чуждым им конфликтом между немцами и русскими,  ориентировались на более сильную сторону конфликта? Ответ на этот вопрос могли бы дать протоколы допросов «Чавли» и его бойцов следователями НКВД. Но на сегодня эти источники исследователям не известны. Может быть, прочитав эту статью, кто-то прояснит нам эту темную страницу Второй Мировой Войны...

Опубликовано в газете "Impuls", октябрь 2014 г.

Район действий азербайджанцев УПА

Отряд "Чавли"

 Гумбат (Гуммет) Намазов (подпольная кличка "Чавли")

P.S. Спустя год после этой публикации, вышла книга Олега Стецишина "Бандеровский Интернационал", в которой есть и раздел про азербайджанское подразделение Украинской Повстанческой Армии. Наконец, стало известно имя командира, фигурировавшего под кличкой "Чавли" - Гумбат Намазов...

Продолжение темы:
http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/10/blog-post_14.html

"Понятки" для политзаключенных?

Эльдар Зейналов

Одна из моих знакомых правозащитниц попала в тюрьму. Героическая на воле, в камере уже на третий день она захандрила, стала предрекать себе близкий конец, а через неделю – жаловаться на сокамерницу-уголовницу. Через месяц из-за конфликта с сокамерницей дама обратилась к охранникам, накатала на нее трехстраничную «телегу» и… сама же и была наказана. Вскоре эта история оказалась в прессе, в животрепещущих деталях. 

Помимо понятной тревоги, я почувствовал и досаду на то, что эта дама за четверть века своей деятельности на благо униженных и оскорбленных так и не удосужилась хоть немного почитать о тюрьмах. Все ее поведение в этом случае - от подчеркивания своего особого «политического» положения перед «уголовницами» до обращения в «разборке» с жалобой к «ментам» было грубым нарушением («косяком») с точки зрения той арестантской этики, которая называется «понятками». Немудрено, что из 4 свидетельниц этой ссоры, некоторые из которых сами тоже были в конфликте с этой уголовницей, никто не заступился за нашу знакомую, и в результате ее жалоба выглядела необоснованной… Ведь обратиться в своем споре с сокамерником за помощью к «погонникам» для арестанта так же неприемлемо, как в бытовом конфликте позвать участкового против родного брата или супруга.

Тюрьма для арестанта, который попал туда впервые («первоходочника») всегда является стрессом. Вчера он был обычным и свободным человеком, не выделялся из толпы, а сегодня заперт в четырех стенах, и стал худшим из всех. И психологической защитой заключенных является попытка установить в тюремных стенах некое подобие «равенства и братства», при котором человек снова обретает душевное равновесие. «Понятки», по сути, являются обычными правилами общежития.

Например, превозноситься перед другими («понты») – это плохо. Нельзя без должного основания применять силу («быковать»). Сила решает не все, потому что слабый, но правый может обратиться за поддержкой к «братве». Наябедничаешь на товарища начальству – станешь «сукой» и будешь на дне общества. Надо следить за своей речью («базаром»), чтобы кого-то не задеть. За невыполненное обещание спросят и накажут «фуфлошника». Стравливать товарищей, разводить интриги - «мутиловка», такому не будут доверять. Прислали что-то из дома («дачка») – поделись, и когда сам окажешься без ничего – тебя тоже поддержат. Будешь зажимать, а еще хуже, украдешь у своих – станешь презренной «крысой». Не будешь следить за своим внешним видом, гигиеной – будешь «чушкой» в каком-нибудь дальнем углу, выполняющим самую грязную работу. Перенесите эти правила на отношения соседей в бакинском дворике, солдатской казарме или студенческой общаге – и они вполне будут применимы, обеспечивая порядок и нормальные отношения между людьми.

В «правильном» уголовном сообществе наиболее авторитетен не тот, кто был богат или влиятелен на воле или обладает деньгами и физической силой, а тот, кто знает и строго соблюдает «понятки» и может их справедливо истолковать в случае конфликта («разборки») между сокамерниками. В каждой тюрьме есть такой «смотрящий», «бахан» (пахан), и он и является признанным арбитром в «разборках». Некоторых начальников это устраивает, другие пытаются бороться с «понятками», и для этого стимулируют доносчиков («сук») и провокаторов («мутильщиков»), которых за это повсеместно презирают и ненавидят.

В Азербайджане спор о том, как относиться к политическим заключенным, был решен уголовниками еще в начале 1996 г. на собрании («сходняке») во главе с лоту («вором в законе») Бахтияром. Тогда в колонии стало поступать много политических заключенных из числа бывших «погонников» (солдаты-суретовцы, омоновцы), и по классическим «поняткам», это было «смешение мастей», которое должно было плохо закончиться для политических. Уголовники почувствовали, что в разборке между бывшими и нынешними «погонниками» администрация определила им роль палачей. И было принято решение («фетва»): политические заключенные не должны вмешиваться в дела уголовников, а уголовники - в дела политзаключенных (их конфликт с правительством, жалобы, акции протеста и пр.); при соблюдении «поняток» к «политикам» нужно относиться как к «мужикам». Эта «фетва» неукоснительно соблюдается.

Неизвестно, из-за чего у нашей знакомой произошла «разборка»: может быть, сокамерница просто психически неуравновешенна или же выбита из колеи арестом, отсутствием наркотиков или еще каким-то стрессом. Может, она работает на начальника. Но может, и другая сторона тоже виновата, если каждый день пытается доказать сокамерницам, что «ее дерьмо пахнет лучше, чем их». Здесь можно или попробовать урегулировать «разборку» - самим или с помощью «смотрящего», или же под каким-то благовидным предлогом перевестись в другую камеру («выломиться из хаты»). А вот обращаться к начальнику с требованием наказать своего обидчика, по поняткам, недопустимо («за падло»). 

Также очень опрометчиво без веских доказательств объявлять, что человек, который к тебе по какой-то причине придирается - «прессовщик», т.е. выступает в роли агента администрации и давит на тебя по ее заданию. Я знавал одного политзаключенного-журналиста, который так поступил во время отсидки в следизоляторе, а после перевода в колонию по собственному желанию просидел несколько месяцев в одиночке, боясь выйти в зону, где с него могли спросить за это обвинение. Только вмешательство правозащитников спасло его от крупных неприятностей.

Поэтому политзэку, чтобы знать логику поведения сокамерников и правильно в нее вписаться, надо знать и тюремные инструкции, и неписанные «понятки». И жить в тюрьме по библейской заповеди, т.е. поступать с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой.

Что происходит с НПО?

Что происходит с НПО?

О том, что сейчас происходит в неправительственном секторе Азербайджана, мы беседуем с директором Правозащитного Центра Азербайджана Эльдаром Зейналовым.

- Эльдар мюэллим, что сейчас, на Ваш взгляд, происходит с неправительственными организациями Азербайджана?

Театралы говорят, что если на сцене висит заряженное ружье, то в конце пьесы оно обязательно выстрелит. Нынешние события подготавливались давно, минимум с 2009 г., когда власти первый раз попытались провести в парламенте ряд поправок в законодательство, которые существенно ограничили бы деятельность неправительственных организаций (НПО). Однако тогдашние изменения в законодательстве были такими реакционными, что они вызвали неприятие даже у лояльных, проправительственных организаций, входящих в Форум НПО. Совместными усилиями всех НПО, тогдашние поправки удалось предотвратить.

В этот раз, поправки в законодательство были более прицельными, и в конечном счете, прямо затронули всего около 20 организаций, а косвенно – примерно 200, т.е. меньше 10% всех НПО. Фактически, смысл новых поправок заключался в запрете на деятельность незарегистрированных (по большей части радикально настроенных к властям) НПО и ужесточении наказания за нарушение законодательства о НПО и грантах, вплоть до их закрытия и уголовного наказания их должностных лиц. Кроме того, обвинив известные НПО в уклонении от налогов и незаконном предпринимательстве, власти достигли и другой цели – обвинить в финансовой непрозрачности тех, кто обвинял в том же самом правительство.

Почему это случилось именно сейчас? Ну, возможно, как это ни парадоксально звучит, власти решили воспользоваться председательством Азербайджана в Совете Европы: никто ведь в Европе не станет создавать скандальный прецедент и применять крайние меры к стране-председателю…

Можно предположить, что с какой-то даты ситуация немного разрядится, и НПО снова будет позволено получать зарубежное финансирование. Но с либерализмом в отношении незарегистрированных НПО и «левых» (незарегистрированных) грантов власти твердо решили покончить. Когда произойдет «оттепель»? Оптимисты обычно называют ноябрь - назначенный Президентом срок разработки новых правил регистрации грантов и окончание председательства в СЕ, а пессимисты – окончание Европейской Олимпиады (конец июня-июль 2015 г.).

- Кого арестовывают и привлекают к следствию?

При спокойном размышлении очевидно, что аресты и уголовное преследование НПО носят выборочный характер – с этим согласны и власти, и сами правозащитники, хотя и объясняют по-разному. Из всех НПО в качестве мишени выбрали в основном правозащитников, и то не всех. По каким же признакам выбраны жертвы?

Во-первых, сами жертвы заявляют, что они относятся к «радикальным критикам режима», власти же говорят, что преследуют те НПО, которые «хотят нарушить стабильность». По сути, речь идет об одном и том же – о тех НПО, которые выбрали политический путь борьбы и считают, что достижение правозащитных целей возможно лишь путем смены правительства. Отсюда их радикализм, отказ от диалога, выбор массовых методов борьбы, что больше характерно не для НПО, а для оппозиционных партий.

Во-вторых, не случайно и стремление таких НПО организационно сотрудничать с политической оппозицией: вспомним Национальный Совет, куда вместе с политиками записались и некоторые правозащитники. Некоторые из лидеров преследуемых НПО близки к оппозиционным лидерам или даже входят в правящие структуры партий. Отсюда – убеждение властей, что такие НПО являются филиалами оппозиционных структур.

В-третьих, все согласны, что под удар попали лишь те НПО, которые получали не просто иностранное финансирование, а крупное, выражавшееся в шестизначных цифрах. Причем получали их относительно молодые организации, и причем на проекты, обычно связанные с политикой (например, выборами). Еще в прошлом году власти слили эту информацию в прессу, назвав и НПО, и полученные ими суммы. Фактически это был «расстрельный список», который был составлен по мере убывания полученных сумм. Причем при сопоставлении этих сумм с официально поставленными целями проектов и полученными результатами, западное финансирование мне лично представлялось более чем щедрым. В прошлом году власти озвучили догадку, что раз эти суммы получили НПО, близкие к оппозиции, то эти проекты могли представлять замаскированный канал иностранного финансирования политических партий.

Таким образом, под удар попали в основном близкие к оппозиционным партиям и выступающие с радикальными призывами местные НПО, которым в период выборов выделялось щедрое финансирование. Кроме того, под уголовное преследование попали и те представительства иностранных НПО, которые получали финансирование на работу в Азербайджане, а потом сами выделяли субгранты местным НПО (например, IREX).

Следует отметить, что, хотя и власти, и НПО открыто говорят о политической мотивации этой кампании, но в качестве причины уголовного преследования в основном выбраны финансовые нарушения. Говорить о том, что человека посадили за политику, когда на столе лежат документы о финансовых нарушениях – это простое сотрясение воздуха. Как говорится, уклонение от налогов – оно и в Африке уклонение от налогов, не говоря уже о Евросоюзе, где налоги – это святое.

Другой «священной коровой» в Европе считается суд – по определению беспристрастный и справедливый. Власти на этом основании предлагают западным защитникам наших политзаключенных не торопиться с выводами и подождать результатов следствия и суда.

Кроме того, арестовывают не всех подследственных и не сразу, а как правило, после попытки выехать из страны после возбуждения уголовного дела. Пара арестов (Эмиль Мамедов и Гасан Гусейнли) вообще удивили правозащитников своей кажущейся бесцельностью. Но вот их включили в списки политзаключенных, и следом оба написали верноподданнические письма и отказались от своего «почетного статуса» политзеков. И у властей появился новый аргумент в споре о том, являются ли арестованные правозащитники политзаключенными.

- Что Вы можете сказать об аресте Лейлы Юнус и остальных?

Что касается Л.Юнус, то иногда складывалось впечатление, что она сама напрашивалась на арест.  В апреле был арестован журналист Рауф Миркадыров, участвовавший в ее проекте и обвиненный в шпионаже. Юнус проходила в деле лишь как свидетель и законом от нее требовалось лишь одно: чтобы она вовремя приходила на допросы и отвечала на вопросы следователя (или не отвечала, если они могли быть использованы против нее и ее близких). Но вместо того, чтобы помочь своими показаниями арестованному товарищу, она вдруг бросилась бежать, причем поставив в неловкое положение дипломатов двух стран, которых попросила сопровождать ее в аэропорт. Власти получили повод для ее принудительного привода, а при обыске ее вещей, офиса и квартиры власти «случайно» заполучили финансовые документы. Дальше – больше: Юнус помогла сбежать ключевой свидетельнице и с гордостью в этом призналась; инструктировала других свидетелей, как им не подчиняться требованиям Уголовно-Процессуального Кодекса. Три месяца не ходила на допросы по повесткам прокуратуры. А ведь все это имеет свое название в терминах права… В результате, к моменту ареста, у судьи был полный набор аргументов для выбора в качестве меры пресечения именно ареста.

После ареста, буквально через несколько дней, ранее призывавшая к стойкости и смелости Юнус стала предсказывать свою скорую смерть. После ее истерического звонка мужу, Ариф помчался с грузом еды и лекарств за город, и тем самым нарушил условие своей меры пресечения, которую судья сразу поменял на арест.

Вообще, Юнус – самый сложный для защиты арестант. Если в ее шпионаж кто-то верит, а кто-то нет, то финансовая прозрачность никогда не была ее отличительной чертой. Поэтому, когда власти вывалили на читающую публику информацию о ее недвижимости за рубежом, счетах в зарубежных банках, а Юнус за три последующие месяца (и даже сейчас) никак их не прокомментировала, то обвинения в налоговых нарушениях выглядят в глазах людей не такими уж невероятными.

В этом (а не обвинением в шпионаже) ее дело существенно отличается от дел остальных политических арестантов. Кто может сказать, в какой новостройке квартира у Расула Джафарова? Или сколько денег на заграничных счетах у Анара Мамедли? Или в какой стране вилла у Интигама Алиева? Никто, потому что таких фактов нет. И сидят они в тюрьме тоже достойно, без паники и истерик… Если и выяснится, что эти люди позаимствовали деньги в нарушение законодательства, то я скорее поверю, что они потратили их на работу или даже на революцию, чем присвоили.

Вообще, мне иногда кажется, что как раз паническое бегство Л.Юнус и  устроенный ею побег ее сотрудницы М.Азизовой спровоцировали аресты остальных правозащитников. Особенно после намеков о том, что переход последней через границу устроил «человек с немаленькой должностью»…

- Как, по-Вашему, с какой целью доноры дают гранты нашим НПО?

Смотря какие доноры и каким НПО. На моей памяти, были случаи, когда мне рассказывали о грантах, которые давались одним из западных посольств под 20%-ный «откат». Я из принципа пытался получить в этом посольстве грант 20 лет честным путем, но ни разу не преуспел, хотя на похожие проекты моим коллегам гранты выделялись – не берусь сказать, за «откат» или бескорыстно. Здесь донор явно не преследовал никакой политической цели, так как проекты у меня и у получателей их грантов были однотипные.

А вот в прошлом году, например, различные американские доноры отклонили 5 моих проектов, которые были направлены на правовое просвещение заключенных и женщин, помощь в тюремной реформе, подготовке жалоб в Европейский Суд и ООН. В то же время те НПО, которые занимались выборами, уличными акциями и т.п., без финансирования не остались. Тут уже уместно предположить, что в тот момент этим спонсорам были интересны лишь проекты, направленные на сиюминутные политические изменения (хотя они и заявляли, что их интересуют и другие темы прав человека).

- Эльдар, Вас вызывали к следователю? Когда Вы в последний раз получали грант?

В последний раз я получил грант в январе этого года. Сумма была настолько смешной, что назову – не поверят, всего 3500 манат. Зарплатного фонда (30% гранта) хватило всего на один квартал, с апреля все сотрудники, включая меня, работают на волонтерской основе.

Понятно, что с таким уровнем финансирования (причем уже второй год подряд) я совсем не подхожу на роль заговорщика, который хочет дестабилизировать политическую обстановку, и тем более на расхитителя крупных грантовых средств. Так что я думаю, что совсем не интересен прокуратуре, потому и не вызывают. Или же нахожусь где-то в конце списка…

- Перечислите, какие хорошие дела Вы совершили для Азербайджана как руководитель известного НПО.

Вы хотите выдвинуть меня на премию? (смеется) А если без шуток, то в каждой из тех областей, которыми занимался наш Центр, действительно удалось что-то сделать.

Наиболее заметны результаты в пенитенциарной реформе. То, что в тюрьмах никто не голодает, нет беспредела 1990-х, смертность от туберкулеза снизилась более чем в 30 раз, улучшились условия у пожизненников, результат и нашей работы. Наша организация постоянно консультировала экспертов ООН и СЕ, посылала туда альтернативные отчеты по тюрьмам, судилась с пенитенциарщиками и посылала жалобы в Евросуд, некоторым заключенным в буквальном смысле спасла жизнь. Поэтому нас неплохо знают в тюрьмах.

А если взять политзаключенных? Ведь именно наша организация подготовила и представила в Совет Европы список 716 политзаключенных, а потом – дополнительный список из 107 «забытых политзаключенных», из которых на сегодня за решеткой остались всего 22. Именно наша заслуга в том, что были сформулированы критерии определения политзаключенного, которыми в немного дополненном виде, пользуются сейчас коллеги во всем Совете Европы. Например, в Грузии в январе прошлого года по этим критериям освободили 190 заключенных.

В самом начале нашей деятельности, мы занимались и военнопленными. Например, помню встречу с сопредседателями Минской Группы ОБСЕ в 1995 г., когда мы убедили сопредседателей склонить стороны конфликта к освобождению сотен пленных к первой годовщине прекращения огня в Карабахе. Последний раз удалось помочь в освобождении 14 наших пленных в 2000 г. В дальнейшем мы уже этим не занимались, т.к. возвращающих из армянских тюрем пленных начали сажать в наши тюрьмы.

Мы выиграли 8 дел в Европейском Суде по Правам Человека, столько же еще ждут своей очереди. И это не исчерпывающий список наших «добрых дел».

- Эльдар, хотите ли Вы продолжить деятельность в качестве журналиста и, если да, то в каких печатных органах хотели бы работать?

Я начинал еще в самиздате в 1990-м. Четыре года работал профессионально, потом журналистика превратилась в хобби. Так что возвратиться туда для меня будет непросто. Но я это не исключаю при тех обстоятельствах, в которые нас, правозащитников, сейчас поставили. Если решусь, то буду фрилансером в каком-нибудь русскоязычном издании здесь или за рубежом.

Газ. «Импульс», сент. 2014 г.

Это митинг или фотосессия?..

Эльдар Зейналов

Как-то лет 18 назад, я встретился в Казахе с группой матерей арестованных в этом регионе опоновцев. Они рассказывали о пытках над своими сыновьями, своем отчаянии и в конце концов поведали о своем желании совершить в знак протеста самосожжение. «Но почему бы вам для начала не организовать демонстрацию под окнами здания Аппарата Президента? Может быть, это привлечет его внимание, а там, глядишь, ребят и помилуют…» - поинтересовался я. Ответ был шокирующим: «Нет, что Вы! Там же охрана, полиция, нас побьют!» Женщины понимали, что сыновей избивают месяцами, они готовы были к самоубийству – но не к встрече с полицейской дубинкой. Впоследствии, я не раз сталкивался с чем-то подобным и на сегодня практически убежден, что страх перед человеком с дубинкой – составная часть менталитета нашего среднестатистического азербайджанца.

Чтобы вдохновить этих женщин, я рассказал им историю единственной при Гитлере массовой демонстрации протеста в Берлине. К началу 1943 г., несмотря на все чистки, в Берлине все еще оставались тысячи евреев из смешанных с немцами семей. Им было разрешено жить в семьях и даже работать на не престижных работах, их сыновья призывались в армию и т.п. И вдруг 27 февраля 1943 года берлинское гестапо начало акцию по депортации. Около 1700 мужчин-евреев были временно размещены  в здании бывшей еврейской богадельни на улице Розенштрассе для последующей отправки в концлагеря. Но уже вечером того же дня толпа из более чем тысячи немок-жён собралась на улице и потребовала их освобождения. Кто-то стоял с плакатом, кто-то – молился и пел песни, кто-то просто молча стоял. Полиция и гестапо запугивали арестом и расстрелами. Сменяя друг друга, женщины простояли там 7 дней. Весь Берлин узнал об этой акции протеста, и власти побоялись распространения волнений. К 5 марта 1943 г. были освобождены практически все 1.700 мужчин. Еще около 25 заключенных, которых уже успели отвезти в Освенцим, были привезены назад в Берлин и свобождены. Все они дожили до конца войны. Впоследствии об этом событии в Германии был снят впечатляющий фильм «Розенштрассе»…

Женщин удалось отговорить от самосожжения, и в последующие годы были постепенно освобождены почти все из примерно 600 арестованных бойцов ОПОН. Но это были простые провинциальные женщины, без политического опыта и психологической закалки. Но когда я слышу от искушенных политиков, что народ, мол, боится и потому не выходит на акции протеста, то мне становится не по себе. Послушать нашу оппозицию, то наша изнывающая под непосильным гнетом преступников страна  залита кровью и слезами, стоит на грани голодного вымирания и на каждой кухне требуют отставки руководства. Но когда предоставляется легальная возможность продемонстрировать свой протест путем митинга, то не происходит ничего похожего на массовые митинги 1988-1993 гг.

Я бы не обратился к порядком избитой теме малочисленности митингов, если бы не неприятный контраст с прошедшей в тот же день 12 октября демонстрацией в Ереване. У нас на митинг пришли 3 тысячи, у армян с населением втрое меньше, чем у нас – 20 тыс. «Что это у нас было: митинг или фотосессия для селфи?..» - съехидничал на своей страничке в Facebook знакомый молодежный активист.

Для любого постороннего наблюдателя контраст между заявлениями о «залитой кровью» стране и жалкой кучкой протестующих был очевидным. Каждая из партий-организаторов этого мероприятия претендует на то, что в ее стройных рядах грозно шагают десятки тысяч членов. Из них большинство, разумеется, сосредоточено в Баку. Но вот этой «могучей кучки» в воскресенье 12 октября и не увидели.

В чем же причина? Разве митинг был неразрешенным? Или место митинга находилось далеко за городом, вдали от транспорта? Или он проводился в будний день, когда изнуренные репрессиями члены партий заняты добыванием жалких грошей на содержание своих семей? Может быть, власти заранее арестовали его организаторов? Или полиция с дубинками подстерегала митингующих и не пускала на стадион? Или бушевала непреодолимая буря с дождем и градом?

На все эти вопросы ответ один: «Нет!» Тогда, пусть меня извинят участники митинга, но единственной и бесспорной причиной такого невпечатляющего зрелища было простое нежелание пойти на митинг даже той части наших сограждан, которые входят в оппозиционные партии, прошли через бурные 1990-е, а значит, не боятся ни увольнения, ни даже ареста. Им этот митинг был неинтересен.

С грустью вспомнил многотысячные митинги 1989-90 гг., когда людей, протестовавших против несправедливости властей, не останавливали ни непогода, ни возможность ареста или даже расстрела. Этому поколению вскоре пришлось разочароваться в результатах совершенных ими революций. Кто-то после этого ушел с Мейдана, кто-то – вообще из политики… Их место в политике постепенно занимает другое поколение – агрессивное и воинственное на воле и малодушное за решеткой. Им легче добежать до Европы и попросить там убежище, чем выйти на митинг…

Малочисленность митинга 12 октября для меня была вдвойне печальна, потому что центральной темой протеста было требование прекращения политических репрессий и освобождение политзаключенных, включая некоторых моих коллег-правозащитников. Вялое проявление солидарности означает, что политзаключенные покинуты не только демократиями Запада, но и собственными оппозиционерами.

Нашим людям нравится, когда кто-то красиво и артистично «сопротивляется кровавому режиму», падая в обмороки или хотя бы покусывая яблоко. Но когда в финальной сцене артиста уводят в наручниках, зрители не бегут следом за воронком, а поспешно расходятся. В лучшем случае сделав «сельфи» на фоне «народных страдальцев»...

Но почему многие тысячи наших сограждан, критически настроенных к политике правительства, не готовы поддержать политзаключенных ни участием в митинге, ни голосованием в Интернете? Этот вопрос, думаю, задаю себе не только я. И на поверхности лежат несколько возможных ответов.

Например, нынешняя кампания властей против правозащитников заострена уже не столько на «лживости» их критики правительства и «враждебности» национальным интересам, как обычно. На первый план вышли 6-7-значные суммы получаемых ими за короткий период грантов. К тому же выяснилось, что некоторые вывезли из Азербайджана свои семьи, завели за границей банковские счета и недвижимость…

Даже меня, правозащитника, живущего в основном на гранты последние два десятка лет, впечатлило, когда я узнал, что одна из недавно созданных неправительственных организаций сразу же получила грант, равный по сумме всем нашим грантам за 20 лет. А что тогда говорить о простых людях вне нашей правозащитной «тусовки», которые еле сводят концы с концами и к которым сейчас обращены пламенные призывы подняться и протестовать против арестов? «Кто-то будет наживать капитал и пиарить себя, а простым людям предлагается рисковать своей свободой и благосостоянием ради тех, кто выйдет на свободу и заработает на их крови и костях очередную премию или грант?» Вероятно, так и думает большинство тех, кто не считает для себя жизненно важным выступить в защиту моих арестованных коллег.

Так что расчет властей оказался верным. Наш менталитет позволяет стерпеть все, но не ощущение, что на наших прекрасных порывах кто-то крупно заработал. А события последних месяцев основательно пошатнули в людях веру в то, что правозащитники действительно борятся за их права, а не за свой интерес. И дело здесь не только в опубликованных суммах грантов и речах в духе 1937 года.

Ведь у нас всех на глазах произошла весьма поучительная сцена, когда известная правозащитница попыталась сбежать из страны, бросив в тюрьме журналиста, которого арестовали в связи с ее проектом. Она за этот проект получала гранты и награды, а бедняге-журналисту досталась тюрьма, клеймо шпиона и преждевременная смерть отца, который не смог все это вынести. Потеряла государственную поддержку и вынуждена была закрыться газета, где работал этот журналист, оставив без работы многих журналистов. На допросы таскали еще человек 30 журналистов-участников этого проекта, одна из сотрудниц проекта вынуждена была бежать из страны. Обыски прошли на квартирах не только самих сотрудников, но и их престарелых родителей. Под международный скандал были подставлены дипломаты, которые помогали правозащитнице сбежать. Адвокат всего лишь повторил в прессе то, что она ему сказала, и был за это отдан под суд за диффамацию, а клиентка лишь лицемерно выразила ему соболезнование. Вместо того, чтобы взять всю ответственность на себя и защитить тех людей, кто ей доверился, она старается закрутить вокруг себя, драгоценной, очередную пиар-кампанию, включив в нее как можно больше людей и не считаясь с последствиями для них. Обыкновенный эгоизм.

Речь тут о взаимности. Одно дело, когда человек ради тебя действительно рискует жизнью и свободой, и ты должен ответить тем же, и совершенно другое –  когда тебя подставляют, а совершивший это бросает тебя в беде. Будут ли такого защищать?..

Однажды у меня была интересная дискуссия с польским правозащитником Мареком Новицким. Рассказывая о том, как построить успешную кампанию в защиту жертв репрессий, он заявил, что на первый план нужно выдвинуть «симпатичную жертву», выбрав кого-то, чья преданность идеалам демократии и моральный облик будут вызывать у общественности невольную симпатию. Я возражал, заявляя, что это было бы дискриминацией других, менее симпатичных жертв. Но покойный Марек был прав!

Для внутренней (азербайджанской) аудитории, вне зависимости от имиджа, созданного за рубежом, совершенно несимпатичны борцы против коррупции, отдыхаюшие в собственной недвижимости за рубежом на деньги, переведенные на заграничные счета, призывавшие к смелости, а сами бросавшие товарищей в беде.

Добавлю, что правозащитниками список тех политзаключенных, которых нас призывают защищать, не исчерпывается. Там есть, например, исламисты, стремящиеся подвести страну к другой реальности, которую мы видим в Иране, Ираке, Сирии, Египте, Ливии, в которой общепризнанные на уровне ООН ценности пытаются заменить шариатом. И если, к примеру, борьбу за хиджаб еще можно подвести к свободе совести или выбору стиля одежды, то остальные «ценности» исламистов неприемлемы в стране-члене Совета Европы: смертная казнь, физические наказания, неравенство женщин, дискриминация других религий, вмешательство религии в государственные дела и т.п.

В практике Европейского Суда по Правам Человека есть решения по делу Хизб ут-Тахрир и другие против Германии и Касымахунов и Сайбаталов против России, которые дали ответ на вопрос о соотношении исламских и европейских ценностей, которым задавался покойный Рафиг Таги и за который, возможно, он и был убит на основании фитвы иранского аятоллы. Согласно статье 17 Европейской Конвенции прав человека, никто не имеет право заниматься деятельностью или совершать действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в этой конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в ЕКПЧ.  То есть для государства допустимо нарушение чьих-то прав и свобод в ответ на то, что арестованный ими злоупотреблял, и такой заключенный не будет считаться политическим.

А у нас призывают защищать тех, кто в период Евровидения призывал к расправе с гомосексуалистами, кто кидался с палками и камнями на участниц фольклорного танцевального конкурса, которые не по-мусульмански были одеты, кто призывал к джихаду против собственному правительства. Благодаря включению их в число политзаключенных спецдокладчик ПАСЕ К.Штрессер провалил свой доклад в январе 2013 г., что негативно повлияло на всю дальнейшую ситуацию. Выводов из этого у нас не сделали и одно время за счет исламистов даже расширили список до 142 человек.

Поэтому очень характерно, что на воскресном митинге «случайно» появился человек со знаменем «Исламского Государства» - ведь совсем недавно у нас арестовали 26 приверженцев этой политической организации. Не исключено, что это был «пробный шар», который, однако, вызвал здоровую аллергическую реакцию участников митинга. Что бы не говорили о мусульманах Азербайджана, они не очень религиозные, и идеи джихада против светского правительства ради установления шариатской власти привлекают очень немногих из них. Блокируясь с исламистами против нынешнего правительства по принципу «враг моего врага – мой друг», светские оппозиционные партии рискуют потерять поддержку той части населения, которым Европа нравится больше Азии, а светская Конституция – больше шариатского правления. Возможно, и по этой причине на воскресный митинг пришло меньше людей, чем могло бы. Не всем же хочется проснуться однажды в «Халифате»…

Фотосессия завершилась, ее участники разошлись. А политзаключенные как сидели, так и сидят...

«Грязные капиталы»: отмывание вместо раскулачивания

«Если ты украл доллар, то ты вор. Если украл миллион, то миллионер».

Те из наших сограждан, кому за 40, прекрасно помнят тот фокус, благодаря которому в процессе распада СССР наше социалистическое «общество равных» за считанные годы оказалось разбито на бедных и богатых. И не просто богатых, а неприлично и преступно богатых. Людей открыто и цинично ограбили. Поэтому вполне понятно желание многих людей, включая оппозиционных политиков, добиться справедливости в виде возвращения обществу награбленного олигархами, т.е. раскулачивания.

Однако в расчет не берется то, что можно отобрать миллион или сотню миллионов долларов, но не миллиард и тем более не десятки миллиардов. Как говорят американцы, «если ты украл доллар, то ты вор. Если украл миллион, то миллионер». По этой логике построены истории всех богатых кланов той же Америки: вам расскажут происхождение каждого цента каждого из семейных миллионов. Кроме самого первого, который сэкономлен основателем династии «на завтраках».

Все известные государственные перевороты, цветные и бесцветные революции имеют и финансовое измерение. Так вот, скрупулезно подсчитанные затраты на «цветные» эксперименты в СНГ оцениваются в десятки миллионов. Однако такие суммы по плечу не только спецслужбам или западным фондам, но и отдельным олигархам. И если речь всерьез зайдет о том, что олигарх может потерять награбленное, то куда проще проплатить госпереворот, заказное убийство, перекупить готовый бренд (партию, газету) и т.п. Затраты на это в любом случае будут на несколько порядков меньше, чем возможные потери.

Однако жизнь олигархов на мешках с наворованным отнюдь не исключает проблем. Одной из них является неоднородность правящей элиты, которая столкнулась с той же проблемой, что и большевики, победившие в гражданской войне, подавившие политических оппонентов из других партий и столкнувшиеся с фракционностью и групповщиной в своих собственных рядах. Правящая партия «Новый Азербайджан» гордится тем, что к 2003 г. подавила всех реальных конкурентов из числа оппозиционных партий.

Но вспомним парламентские выборы 2005 г., в ходе которых нелояльные президенту министры оплатили предвыборную кампанию порядка 500 кандидатов, причем не только из оппозиции, но и из правящей партии. И хотя власти и ответили на это репрессиями, но это был первый случай с 1993 г., когда правящая партия все же потеряла большинство в парламенте и вынуждена была залатать эту прореху отменой выборов в ряде округов с помощью Конституционного Суда.

А ведь есть еще и религиозная (исламистская) оппозиция, о которой до «арабской весны» было принято говорить пренебрежительно. А что мы видим сейчас? Аресты исламских радикалов исчисляются уже десятками. Например, в сентябре этого года было арестовано 26 членов «Исламского Государства», порядка 40 человек арестовали перед «Евровидением». Всего же в тюрьмах Азербайджана содержатся около 300 исламистов, в основном арестованных в последние годы. В Сирию азербайджанцы едут целыми семьями и воюют там сотнями. В сравнении с классической (секулярной) оппозицией, исламисты представляют собой другой, намного более опасный для властей тип политических бойцов: имеющих всемирно распространенную идеологию, простую и опирающуюся на авторитет Корана политическую программу, убежденность, что страдания на пути джихада обеспечат им райскую жизнь, финансовую подпитку. Неудивительно, что и сидят в тюрьмах они иначе, чем «светские» политзаключенные. Мы чуть ли не каждый месяц слышим о том, как тот или иной арестованный оппозиционер отказывается от своих убеждений, а много ли вам известно случаев покаяния исламистов, которых в тюрьмах количественно намного больше?..

Ведь и в Иране в конце 1970-х была похожая ситуация: авторитарный шах подавил секулярную оппозицию при полной поддержке Запада. А в результате из тени мечетей вышла никому не известная молодежь и свергла этот режим. Этот урок наши власти усвоили однобоко: подавляя исламистов, они одновременно не ведут диалога с секулярной оппозицией, более того, подавляют и ее.

Причиной, на мой взгляд, является страх за свои капиталы. Ведь если при СССР были миллионы коммунистов, но не было коммунизма, то сейчас, напротив, есть капиталы, но нет видимых их владельцев. Легче узнать военный секрет, чем выяснить, кто именно владеет вон той элитной многоэтажкой, скупил целую улицу домов под снос, либо контролирует импорт того или иного продукта. Ведь реальные владельцы капиталов занимают политические должности в правительстве, и именно их лояльность руководству страны и обеспечивает неприкасаемость «грязных капиталов», а никак не закон, который, наоборот, предписывает наказать коррупционера и конфисковать его капиталы. Стоит проявить нелояльность, как в случае «заговора министров» в 2005 г., как правящая «братва» немедленно сама накажет виновника. А уж тем более смена правящей партии вызовет попытку раскулачивания со стороны новых (и голодных) чиновников. Ни к чему хорошему (для олигархов) это не приведет, и потому политические права и демократические свободы в стране в таком плачевном положении.

Конечно, чиновники среднего уровня пытаются как-то отмыть свои капиталы. Чего стоят, например, почти пустые элитные многоэтажки или же вечно пустые бутики мировых брендов. Но это самообман, потому что после смены власти доказать отмывание денег и привлечь к ответственности теневых владельцев различных «объектов» будет достаточно просто. Ничего не даст и организованная сверху финансовая амнистия капиталов. Ее просто не признает следующее правительство.

Единственный выход – диалог с секулярной оппозицией и достижение с нею договоренности, что в случае финансовой амнистии, ее результаты будут признаны. Взамен оппозиция получила бы большее место в политике с перспективой ее развития в реальную силу и прихода к власти. В таком случае, победа политических конкурентов ничего бы не изменила в правовом положении уже отмытых капиталов, и у чиновников отпал бы мотив держаться за власть до последнего.

Но для этого, естественно, нужны политическая дальнозоркость и твердая воля к переменам, причем как у властей, так и у оппозиции. 

Эльдар Зейналов.

Азербайджанская экономика: рынок против базара

Эльдар Зейналов

Тянуть с финансовой амнистией и политической либерализацией уже небезопасно…

Общаясь с западными коллегами, я достаточно часто встречаю у них непонимание сути наших реалий и наивную убежденность в том, что денационализация бывшей социалистической экономики автоматически ведет к созданию рынка в западном понимании. На самом деле это далеко не так.

Вспоминается услышанная мною история, относящаяся к середине 1990-х и характеризующая это непонимание даже продвинутыми западными учеными. На одном из занятий в Летней школе по правам человека Марека Новицкого в Варшаве очень интересно выступило некое европейское «светило» в области прав ребенка. Аудитория, составленная из правозащитников из стран бывшего СССР, зачарованно слушала. Когда дошло время до вопросов и ответов, азербайджанка спросила совета: что делать, если в южных областях Азербайджана исполнительная власть снимает детей со школьных занятий и гонит их на чайные плантации? Доктор европейской науки неподдельно удивился: «А в чем проблема-то? Подайте иск в суд против того работодателя, который заключил с этим ребенком контракт!» Зал разразился хохотом, лектору что-то объяснили на ушко, но по недоверчивому выражению его лица было видно, что он так и не поверил в то, что можно работать вообще без контракта и что суд может просто не принять иск к рассмотрению. Сейчас мы уже от этого отошли, но для Узбекистана, например, детский труд на плантациях до сих пор остается реальностью, и Евросоюз, желающий дружить с поставщиком дешевого хлопка, не знает, что делать с критическими голосами узбекских правозащитников...

Как же так? Совхозы с колхозами разогнали (во всем Азербайджане остался всего один, в молоканском селе Ивановка), заводы приватизировали, даже законы приняли, а отношения все еще далеки от рыночных?.. Ответ прост: не каждая частная собственность автоматически порождает рынок и капитализм. Например, при рабовладельчестве, феодализме, у мафии частная собственность, но она далека от рынка.

Ситуацию у нас в Азербайджане очень часто сравнивают с мафией, но это в корне неверно. Ведь мафия – это сращивание преступности с государственными органами, при котором преступность остается наказуемой со стороны не затронутой мафиозными отношениями большей части государственного аппарата. Да и сфера деятельности мафии ограничена определенными, очевидным образом для всех запрещенными видами бизнеса вроде наркотиков или проституции. А что будет, если экономическая преступность не срастется с частью госаппарата, а целиком им овладеет? Когда можно будет зарабатывать не на наркотиках, а на всем – от импорта картошки до экспорта нефти? Когда можно будет устранять конкурентов не с помощью примитивного обреза-лупары, а путем принятия нужных законов и создания монополий? Когда вымогательством у предпринимателей могут заниматься не бандиты с бейсбольными битами, а государственные чиновники? Тогда это будет уже не мафия, а хорошо всем знакомый базар.

Что представляет из себя рынок (market)? Это ориентация на клиента (он всегда прав), открытость для конкуренции, экономический плюрализм, борьба с монополиями, маркетинг и планирование на долгий срок (уступить сегодня, чтобы завтра получить вдвое больше), уважение к писанному (формальному) закону, честный имидж как часть процветающего бизнеса. На этой основе и общественные отношения и государственные институты тоже проникнуты плюрализмом и конкуренцией, ориентированы на уважение граждан как избирателей и налогоплательщиков – причем независимо от форм государственного правления, будь то парламентская или президентская республика или конституционная монархия, унитарное или федеративное государство. Политические партии «продают» избирателям свои идеи и программы.

В отличие от этой модели, базар (bazaar) является противоположностью рынку. Это закрытая система, с авторитарным управлением «базаркома», который все решает и контролирует. Базар не предусматривает никакой конкуренции – к бизнесу допускаются лишь свои и абсолютно лояльные базаркому участники. Все пространство разделено на ряды и прилавки, которые выделяются базаркомом доверенным людям и оплачиваются путем выделения доли от прибыли. За порядком смотрят назначенные базаркомом вышибалы. Формальный закон остается за забором базара, но действующие внутри ограды правила, установленные базаркомом, священны и напоминают уголовные понятки. Базарный бизнес не загадывает далеко, т.к. завтра базарком может отдать прилавок другому. Поэтому все строится на одномоментной сделке, с максимальной прибылью здесь и сейчас. В азербайджанском языке для такой торговли есть термин «alver», причем не случайно «al» (возьми) стоит на первом месте, а «ver» (дай) – на втором: можно взять и не дать, попросту говоря, «кинуть». Деловой имидж в данном случае не играет большой роли, т.к. «кто смел – тот и съел» (или, в азербайджанском варианте, «bacarana can qurban»).

При базарной экономике (а она не только у нас в стране), соответственно строятся государственные институты и  общественные отношения («надстройка», по Марксу). Правление авторитарное, все держится на несменяемом президенте. Фактически отсутствует политический и экономический плюрализм. Не власть служит народу, а народ – власти. Географически  страна и ее экономика поделены на зоны влияния (ответственности), т.е. «прилавки». К писаному закону уважение чисто внешнее, т.к. он для мелких сошек. Чиновники среднего и высшего уровня («братва») подчиняются строгой дисциплине и неписаным понятиям. В целом ситуацию нельзя назвать беззаконием, т.к. закон есть, но неписанный, и нарушение его карается быстро и решительно. Поэтому правоохранители («вышибалы») обладают высоким авторитетом. И во внутренней, и во внешней политике приходится опасаться нарушения взятых на себя обязательств («кидняка»). Например, страна берет обязательства перед Советом Европы и вступает в него, а затем отказывается эти обязательства выполнять.

Некоторым романтикам кажется, что взятые на себя формальные обязательства и экономическое сотрудничество с Западом автоматически трансформируют базар в рынок. Отсюда идет и переоценка ими возможности давления Запада на восточных «базаркомов». Но ведь формула выгоды как рынка, так и базара одна: «Деньги – Товар – Деньги». И она не обусловлена теми или иными предварительными политическими условиями. Поэтому торговать капиталистам можно и с первобытными племенами, и с феодальными арабскими государствами, и с тоталитарными странами типа СССР или Китая. Для Запада, идеальная модель государственного устройства стран–источников сырья – это железная нефтяная бочка или газовый баллон с краном и щелкой для монетки. Заплатил (желательно подешевле) и получил свое, даже не поинтересовавшись тем, какой именно механизм спрятан в бочке. Клиент может, конечно, осторожно постучать по железной оболочке и выразить «глубокую обеспокоенность» теми криками, которые несутся изнутри. Но внутрь никто не полезет, если устраивает цена сырья и стабильность его поступления из крана.

Перед глазами – пример Туркменистана, где пожизненный Туркменбаши и дни недели переименовал, и клясться в верности себе по утрам заставлял, и свою золотую статую, поворачивающуюся за солнцем, установил – при осторожном, вполголоса, выражении недовольства западными покупателями туркменских энергоресурсов. Но вдруг, когда Туркменбаши попытался резко поднять цену газа, он однажды не проснулся. И снова все пошло почти тем же путем…

Но есть и другой пример – иранского шаха Реза Пехлеви. Когда тот при благосклонности Запада задушил секулярную оппозицию, из тени мечетей вышли исламисты. Лучше иранцам от этого, похоже, не стало, но у Запада появилась постоянная головная боль. В последнее время, похоже, намек на что-то подобное наблюдается и у нас. Основной политический капитал исламисты набирают как раз критикой коррупции в стране. И не случайно число арестованных в Азербайджане радикальных исламистов, в том числе успевших повоевать в Афганистане, Чечне, Ираке и Сирии, в 9-10 раз превышает численность светских политзаключенных.

Опыт показывает, что без активного внешнего вмешательства (на уровне военной интервенции) базарные экономики, например, туркменская или саудовская, могут сосуществовать с рыночной экономикой Запада как угодно долго. Но власти Азербайджана пошли другим путем. Они переступили порог Европы и осторожными шажками приближаются к Европейскому Союзу. И сразу же столкнулись с необходимостью бороться с коррупцией, т.е. фактически с собой.

Например, у многих еще на памяти шок, когда в 2005 г. была оглашена стоимость имущества, присвоенного бывшим министром здравоохранения за 10 лет пребывания в этой должности – она превышала достояние самого богатого человека Турции. Можно только догадываться, сколько капиталов было накоплено другими, более близкими к экономике чиновниками. А ведь все это пойдет прахом, если подойти к делу так прямолинейно, как того требуют ратифицированные страной международные конвенции против коррупции. Достаточно подсчитать зарплаты чиновников, депутатов, судей, и сравнить полученные суммы со стоимостью их имущества, чтобы приговор мог быть вынесен без всякого трибунала.

Но ведь возможна и финансовая амнистия таких капиталов? Разумеется, если она будет одобрена как оппозицией, так и внешним миром. В России, например, этот вопрос уже активно обсуждается лет 15, и благополучно проваливается при голосовании теми, кому легче призывать людей к раскулачиванию, и теми, кто еще не «наелся».

А тем временем часть азербайджанского капитала перебралась за границу и в удалении от всеобщего контроля «базарной» администрации начала приобретать новое «гражданство» и подозрительный политический оттенок. Достаточно вспомнить о трениях между правительством Азербайджана и российским «Союзом азербайджанских миллиардеров» (неофициальное название Союза азербайджанских организаций России) весной-летом прошлого года, когда объединившаяся азербайджанская оппозиция впервые в истории страны выдвинула кандидатом в президенты Азербайджана гражданина России и власти в этом узрели проделки «Союза». Я не говорю тут о том, насколько реальным было это обвинение, но сам сценарий инвестиций зарубежных капиталов в политику после недавней смены власти в Грузии выглядит вполне осуществимым.

Таким образом, тянуть с финансовой амнистией и политической либерализацией уже небезопасно, и следующий год парламентских выборов мог бы стать началом активного переговорного процесса. Для начала в парламент вместо певичек могли бы допустить представителей секулярной оппозиции и с ними обсудить основанный строго на законе переход к более либеральной модели и в экономике, и в политике. Но хватит ли для этого политической мудрости у всех заинтересованных сторон или они будут ждать, пока в двери «Белого дома» не постучат прикладами автоматов боевики «Исламского Государства»?

---------------

 Нам нужен рынок, а не базар! («Шли к рынку, а пришли к базару»)
(В.С. Черномырдин, из речи в Верховном Совете России 14.12.1992, в день своего утверждения премьер-министром)