Не жди меня, мама, хорошего сына…

«Освобождать политзаключенных без спектаклей и дискредитации …»

«Не жди меня, мама, хорошего сына. Твой сын уж не тот, что был вчера. Меня засосала опасная трясина, И жизнь моя – вечная игра». Слова этой арестантской песни как нельзя лучше подходят к тем нашим согражданам, которые сначала восхищали нас своей гражданской смелостью на митингах или в виртуальном пространстве, а потом, после непродолжительной отсидки в тюрьме, выходили на свободу после покаяния.

Вот и в октябре прошло очередное помилование, которое подарило свободу четверым политическим заключенным. Интернет обошли кадры молодых ребят, которые сразу после освобождения поклонились могиле Гейдара Алиева, причем некто за кадром открыто дирижировал этим процессом. Такого рода сцены, повторяясь раз за разом, у меня лично всегда вызывают не один вопрос. В чем смысл такого ритуального покаяния молодежи, которая не знала и не помнит Г.Алиева? Для чего это властям и что может ждать Родина от таких вот «перевоспитавшихся» заключенных, в самом начале взрослой жизни осознавших горький вкус предательства своих идеалов?

Конечно, революционные идеалы могут быть и ложными, и опасными для нас всех. Но молодежь все-таки надо перевоспитывать как-то иначе: не ломать через колено, а показать альтернативу насилию. Но отвечает ли этой цели существующая практика помилования? Я помню, что вначале для помилования не требовалось личное покаянное письмо осужденного. К президенту могли обратиться матери осужденных или общественные деятели. И тогда помилование действительно превращалось в акт милосердия и великодушия. Но в 2001 г. вступило в силу новое «Положение о помиловании», согласно которому заявление от заключенного или его адвоката стало обязательным. И сейчас уже никто из помилованных не может с чистым сердцем заявить публике, что он не просил главу государства о милосердии: если это сделал не он сам, то уж точно его адвокат - с его согласия. И никому не известно, ограничилось ли раскаяние лишь официальным прошением на пол-странички или за ним стоит более серьезное соглашение с властями.

Поэтому товарищи по борьбе часто видят в своих освобожденных из тюрьмы друзьях потенциальных стукачей и провокаторов, хотя и не всегда это озвучивают. И временами поведение бывших арестантов подтверждает эти подозрения. Кажется, как будто невидимая рука продвигает их по карьерной лестнице, открывает перед ними закрытые для других двери, держит над ними зонтик в политическую непогоду. На нашей памяти, такие «раскаявшиеся» возглавляли неправительственные организации, политические партии, однажды даже целую страну… 

Кто-то осуждает их за недостаточную стойкость, хотя еще неизвестно, как бы повел себя на их месте. Другие считают, что молодые активисты должны беречь себя и не приносить в жертву политическому режиму, так как нужны стране – «главное, чтобы изнутри не быть сломленными». То есть из лучших побуждений предлагается лицемерить: извне, на словах, сломаться, но внутри остаться несломленными…

В другом положении арестованные исламисты, на освобождении которых не настаивают международные организации и для которых международными спонсорами не оплачиваются по 4-5 адвокатов. Единственный выход для них – раскаяться перед властями, к «моральному джихаду» против которых они призывали. Понятно, что сделать это им намного трудней, чем светской молодежи, часть которой фрондирует просто ради дальнейшего перемещения за границу. Поэтому среди исламистов число просящих помилования намного меньше, чем у их секулярных «коллег по несчастью».

Тем не менее, рано или поздно отсидевшие до звонка исламисты выходят на свободу. Я, например, насчитал за последние 10 лет более 390 арестованных исламистов, из которых не менее 100 уже освободились. Это солидный кадровый потенциал для будущих боев, опыта которых наши исламисты сейчас набираются в Афганистане, Ираке и Сирии. Недавно я встретил среди погибших в Сирии имя знакомого заключенного, который до этого воевал в Чечне и дважды сидел в наших тюрьмах. Освободившись после последнего 9-летнего срока, он отдохнул месяц, а затем уехал воевать. Двое отсидевших по делу «Хизболла» затем были арестованы по «Хиджабному делу». Уже осужденный к 15 годам лишения свободы исламист, находясь в самой закрытой Гобустанской тюрьме, раздобыл мобильник и с его помощью из тюрьмы руководил подготовкой атаки на посольства США и Великобритании.

Таких случаев можно привести немало. Помню, как во время посещения колонии №8 (для рецидивистов) я обратил внимание на исламиста, который упорно требовал перевести его в Гобустанскую тюрьму, с худшим режимом (камерным содержанием). На вопрос, зачем это ему нужно, он ответил: «Там находится большинство моих братьев по вере». Да и в Гобустане, как мне рассказывали, осужденные исламисты несколько лет назад пытались создать нечто вроде «джамаата» с «амирами» в каждом тюремном корпусе. Разительный контраст со светскими оппозиционерами!

Простое, испытанное на секулярных заключенных, давление тюремными условиями, в случае исламистов не только не срабатывает, но и дает обратный эффект. Тут, пожалуй, уместно будет вспомнить классическое: «То, что нас не убивает, делает сильнее». А воспитательная работа с таким контингентом ведется явно неадекватно: профессиональные муллы тюрьмами мало интересуются, тюремные капелланы в наших пенитенциарных учреждениях не предусмотрены законом, а простой офицер-воспитатель едва ли достаточно «подкован», чтобы на равных вести дискуссию с теми, кто прошел идеологическую подготовку в исламских центрах за границей.

Подведу итог, неутешительный для национальной системы наказания: существующая система «перевоспитания» делает секулярных оппозиционеров сломленными и малопригодными для политики, а религиозных оппозиционеров, наоборот, закаляет. В не очень отдаленной перспективе это может привести к тому, что власти столкнутся с ими же воспитанной гвардией исламских боевиков, не боящихся ни ареста, ни даже смерти, и при этом не смогут рассчитывать на политическую поддержку от деморализованной и запуганной «классической» (секулярной) оппозиции. Скорее, секулярная оппозиция, лишенная пространства для самовыражения и диалога с властями, примет сторону религиозной оппозиции.

И прежде чем возражать, что это невозможно, присмотритесь, как эти два крыла оппозиции сотрудничают в Национальном Совете демократических сил, и как секулярная оппозиция поддерживает список политзаключенных, в котором из общего числа 93 предполагаемых политзаключенных 55 человек, или 59% относятся к верующим-активистам и журналистам религиозных интернет-ресурсов. Не знаю, как кому, а мне лично это напоминает Иран конца 1970-х. В озлоблении против падишаха аятоллу Хомейни поддерживали все, кому не лень, не веря, что очень скоро либералам и коммунистам придется болтаться рядом на виселицах. А ведь при наличии сильной секулярной оппозиции, едва ли ему удалось бы так развернуться.

Это урок на будущее, если только мы способны учиться на чужом опыте. Парадоксально, но сильная либеральная светская оппозиция является гарантом безопасности для авторитарного режима, если только тот стремится к удовлетворению социально-экономических нужд населения и обеспечивает себе таким образом достаточно высокий рейтинг среди аполитичной части электората. Допущенная в парламент и местные органы власти оппозиция своей критикой держит в тонусе правящую партию, служит клапаном для «выпускания пара» диссидентами и вместе с тем является союзником власти против экстремизма.

Сейчас, когда происходит смена поколений в «классических» оппозиционных партиях, власти могли бы избежать повторения ошибок падишаха и инициировать диалог с оппозицией. Общие темы налицо: Карабах, выживание в мире, изменившимся после Сирии и Крыма. И одним из шагов в этом направлении могло бы стать освобождение политзаключенных без театрализованных представлений и дискредитации их как агентов…

 Эльдар Зейналов

 Газета “İmpuls”, 15.11.2014 г.