Пожизненное лишение... жизни

Эльдар Зейналов

Директор Правозащитного Центра Азербайджана

Недавние голодовки пожизненных заключенных в Гобустанской Тюрьме, равно как и решение Конституционного Суда о том, что они могут оспорить свое пожизненное наказание, полученное в момент отмены смертной казни, привлекли к этой категории граждан повышенное внимание. Так кто же они, наши пожизненно запертые в четырех стенах сограждане, число которых на сегодня составляет 224?

Если наказание имеет целью исправление преступника, то пожизненное заключение - определенно, не из этого педагогического набора. На сегодня вероятность, что пожизненника освободят досрочно через 25 лет (а могут добавить еще до 15 лет либо оставить в силе прежнее наказание), чисто гипотетическая ввиду высокой смертности пожизненников. Но даже эта лазейка означает, что общество, скорее всего, получит в результате такого «перевоспитания» туберкулезного, озлобленного на весь мир старика лет 60-70.

Если же карательные действия имеют целью достижение физической смерти преступника, то это – казнь. Причем в данном случае казнь не моментальным разрядом тока или кусочком металла в затылок, а ежедневным унижением достоинства, постепенным истощением нервной системы и физических ресурсов организма тюремными условиями. Как ни парадоксально, но в данном случае это - убийство жизнью. Но какой? Медленная казнь туберкулезом, недостатком движения, отсутствием труда, осмысленной деятельности и волчьей тоской по свободе.

Типичная двухместная камера для содержания пожизненников имеет размер примерно 2,20 х 3,5 м с потолком примерно 3,5 м. В ней размещены двухярусные нары, небольшой стол и два стула, а также тумбочка для личных вещей и туалет, отгороженный от остальной камеры метровой каменной стенкой. Словом, представьте, что Вам поставили раскладушку в туалете и не выпускают оттуда, и вы примерно представите, что это такое.

Без намерения выбить из вас слезу сострадания опишу один день из жизни современного пожизненника Гобустанской тюрьмы. Вот что они пишут:

«Утро у нас начинается с подъема в 6.00 часов. Сначала, по обыкновению, гигиена, если вода идет. Обычно дают дважды в день, так что надо не забыть набрать воды в ведра.

По утрам где-то полчаса до техосмотра я стараюсь заниматься гимнастикой: делаю жим от пола, приседания, занимаюсь ходьбой, подтягиваюсь на руках за «шконку». После обеда обычно тоже все это повторяю, чтобы держать форму. Если этого не делать, то обостряются тюремные болячки, заработанные еще во время «пресса» на Баилове. Здоровье немного не в порядке. Из-за того, что вовремя и правильно не питаюсь, болит желудок. Временами бывает сердцебиение. Часто нервничаю, и тогда кружится голова. 

Среди заключенных многие здесь больны туберкулезом. Думаю, раз некоторые люди заболевают туберкулезом независимо от своего поведения, это скорее всего их судьба. Здесь можно умереть от элементарного аппендицита – после «омоновского бунта» 1999 г. по ночам двери до утра вообще никогда не открывают, и если у тебя приступ болезни, то никто тебе, кроме соседа, не поможет.

В 11.00 проходит так называемый «технический осмотр», а попросту «шмон». Выходим в коридор, представляемся надзирателям, которые затем проверяют камеру. Эта процедура не из легких, как и вообще обращение персонала. Все эти крики, ругань чувствительно задевают. Тем более, что после стольких лет отсидки становишься нервным. Кто-то, не сдержавшись, отвечает, а это чревато – изобьют, посадят в карцер. 

Прогулка занимает с 10.00 до 13.00 или 14.00. Говорят, что полагается 1 час, но на 40 камер всего 4 прогулочных дворика, и такая прогулка заняла бы 10 часов. Зачем тогда издавать невыполнимые законы? Интересно: стоит на территории тюрьмы появиться каким-либо проверяющим, как прогулка затягивается до 15.00 и даже 16.00…

Куда смотрю во время прогулки? На стены, на небо. Хотя на небо долго смотреть не могу – от долгого сидения в темной камере, при искусственном освещении глаза портятся и от естественного света начинают слезиться.

Банный день у нас неуловим, на этот счет никаких объявлений не делается. Так что как часто нам полагается баня, я сказать не могу. Фактически же – раз в 10 дней. Время продолжительности бани 20 минут, указывается и строго напоминается, чтобы других не задерживали. Вот и мойся под одним душем – другой почему-то отключают.

Летом я обычно отказываюсь от бани и купаюсь в камере, бутылками. Иначе нет смысла, так как от жары в камере почти всегда тело потное, еще хуже бывает от небольшого передвижения. И кроме всего этого – что делать в бане без мыла? Сказать, что вообще не дают, будет нечестно – один раз в 3-4 месяца можно урвать с боями, и то только, если в «каптерке» твое домашнее мыло уже кончилось. Бреемся раз в 10-15 дней. 

Обед у нас обычно с 13.00 до 14.00. После замены руководства тюремной системы, обеды качественно улучшились, но надолго ли? Если приходит комиссия, то и хлеб, и обед становятся лучше. Мы просто молимся, чтобы кто-то пришел, и долго потом смеемся над попытками администрации выслужиться.

Хорошо, если к кому-то приходят родные, приносят что-то домашнее, калорийное. А если нет, как быть этим заключенным? Выручают «понятки», взаимопомощь, присылаемый из других камер «грев». Это и на воле было бы полезным, но уже забыто. Соблюдение правила помогать больным, одиноким, пожилым – здесь безусловно является частью положительного «рейтинга» заключенного. Мало кто здесь этого не придерживается. 

Те вещи, которые хранятся в «каптёрке» в личной ячейке заключенного, можно получить по записке, которая в обед передается «баландёру». Забыл или опоздал – жди следующего раза. Присылают вещи на следующее утро. Причем часто сами решают, сколько послать. 

Насчет передач, свиданий – отбросьте все иллюзии: все они, даже положенные, возможны только за деньги. Что у нас, запертых в четырех стенах, есть, кроме этих свиданий и других небольших отдушин? Раньше было всего 2 свидания в год, сейчас получше – 4, причем одно – семейное, до трех суток, настоящий праздник. 

Но даже и на такие редкие свидания не ко всем ходят. У кого-то отношения с семьей сложные, а чаще всего из-за недостатка денег. Мы таких называем «бедолагами» и по возможности «греем». Но сами бедные заключенные часто, чтобы не приобрести репутацию «бедолаги», вежливо отклоняют предложения им чем-то помочь. 

Хорошо, что еще есть сокамерник, с которым можно переброситься словом. Когда же по какой-то причине его уводят и остаюсь один, становится совсем тоскливо. На Баилове, конечно, было тесно, грязно, но в известной степени веселее – больше народа сидело в камере.

Книги, журналы, газеты как-то отвлекают. Давно что-то не было свежих книг. За чтением как-то забываешь о своем одиночестве, и тяжелые мысли тоже отходят на задний план. Раньше газеты пропускали только правительственные. Сейчас появились и другие газеты. До марта 2001 г. радиоприемники, которые у нас были даже в «пятом корпусе» на Баилове, здесь не разрешали. Сейчас, после вмешательства Совета Европы, приемник уже есть. 

Отбой наступает в 10 вечера. Свет на ночь не выключают. Да я и так после «корпуса смертников», когда спали по очереди, отвык спать больше 5-6 часов в сутки. Просто лежу на нарах, накрывшись одеялом, думаю о том, о сем.

Мыслями часто возвращаюсь к тем дням, которые поломали мою жизнь. Для чего человек приходит в мир? Когда мне зачитали смертный приговор, я понял только одно – в этом огромном мире я занимал на земле небольшой пятачок, а теперь и этого оказалось много – должен быть под землей!..

Но вот – живу же еще! А зачем, какой смысл? Нет отсюда выхода…»

Знаменитый бунтарь М.А. Бакунин так говорил о своем заключении в Петропавловской крепости (камеры там, кстати, получше гобустанских): «Заприте самого великого гения в такую изолированную тюрьму, как моя, и через несколько лет вы увидите, что сам Наполеон отупеет, а сам Иисус Христос озлобится... Мои физические силы уже очень надломлены; очередь моих нравственных сил не замедлит наступить... Всякий мало-мальски уважающий себя человек должен предпочесть самую ужасную смерть этой медленной и позорной агонии».

Но это уважающий себя! А таких среди прошедших костоломку «корпуса смертников» осталось не очень много. Недаром же на многих бывших смертниках уголовники «поставили крест» - отлучили от «приличного» уголовного общества за поступки, несовместимые не только с воровскими «понятками», но и общечеловеческой этикой. Другое дело – свежеприбывающие пожизненники, которые сейчас составляют уже больше половины (60%) от их общего числа. Они-то, в основном, и выбирают суицид вместо «медленной и позорной агонии».

Кто-то скажет, что «они это заслужили». Но ведь публика-то здесь разная, и к иным случаям трудно отнестись однозначно: один убил рэкетира, другой заступился за мать, третий отомстил за убитого «золотой молодежью» сына-студента, четвертый перестрелял семью зятя, доведшую до самоубийства его дочь… Почему они должны сидеть в тех же условиях, что и убийца стариков из корысти или сексуальный маньяк? Из бывших смертников, например, 57% осуждены в первый раз. Большинство – поделом, но, определенно, они не являлись отпетыми уголовниками, и про «масти», «понятки», «общак» узнали только здесь, в тюрьме. 

Неужели же не надо делать никакого различия между впервые осужденными и рецидивистами, как рекомендуют во всем мире? А у нас по инерции относятся к пожизненникам как к конченным, обреченным людям, почти как раньше к смертникам. Я помню, когда в суде рассматривалось инициированное нашей организацией дело о праве пожизненного заключенного на высшее образование, один из судей спросил: «А зачем это ему нужно?» В далекой Австралии, где такие вопросы не задают, один из пожизненников получает уже пятое высшее образование. И все потому, что там к пожизненным заключенным относятся по-другому, считая, что им в первую очередь нужен психолог и профессор, а не гробовщик. Если этот пожизненник все же выйдет на свободу, то едва ли он со своими 5 дипломами полезет шарить по карманам. А наш?..

Все-таки надо определяться, что такое пожизненное заключение: замедленный смертный приговор или очень длительное заключение? 

Некоторые шаги в этом направлении уже сделаны, вернее даже, намечены в законодательстве страны. Это и возможность освобождения через 10 лет заключения либо замены пожизненного заключения сроком до 25 лет по помилованию, и условно-досрочное освобождение через 25 лет по суду, и возможность замены пожизненного заключения судом на срок в 25-40 лет, и право на улучшение условий содержания через 10 лет заключения. В законодательстве не запрещено высшее образование, оговорены возможность работы, начисления пенсионного стажа и получения пенсий. Осталось лишь осуществить эти права на практике и расширить их в допустимых Конституцией и международными договорами пределах.

Для какого-то желторотого парня 18-25 лет, попавшего в такую ситуацию впервые, по глупости или вследствие дурного воспитания, это вполне реальный шанс для исправления. Надо только в этом ему помочь. А неисправимые пусть сидят…

Кажется, такие планы у властей существуют. Во всяком случае, поговаривают о скором строительстве новой колонии для пожизненников, где бы они могли не сидеть по камерам, а ходить и работать, об изменении пенитенциарного законодательства. Общество не должно стоять в стороне от этого процесса. Эта мысль прозвучала и на состоявшейся 4 августа с.г. в Министерстве Юстиции конференции с участием как властей, так и неправительственных организаций, активных в этой области. «Не ограничивайтесь лишь контролем тюрем, а помогайте нам исправлять заключенных»,- призвал министр юстиции Ф.Мамедов.

Мне кажется, это неплохое начало для диалога, в котором выиграют все.