Пожизненное лишение... жизни

Эльдар Зейналов

Директор Правозащитного Центра Азербайджана

Недавние голодовки пожизненных заключенных в Гобустанской Тюрьме, равно как и решение Конституционного Суда о том, что они могут оспорить свое пожизненное наказание, полученное в момент отмены смертной казни, привлекли к этой категории граждан повышенное внимание. Так кто же они, наши пожизненно запертые в четырех стенах сограждане, число которых на сегодня составляет 224?

Если наказание имеет целью исправление преступника, то пожизненное заключение - определенно, не из этого педагогического набора. На сегодня вероятность, что пожизненника освободят досрочно через 25 лет (а могут добавить еще до 15 лет либо оставить в силе прежнее наказание), чисто гипотетическая ввиду высокой смертности пожизненников. Но даже эта лазейка означает, что общество, скорее всего, получит в результате такого «перевоспитания» туберкулезного, озлобленного на весь мир старика лет 60-70.

Если же карательные действия имеют целью достижение физической смерти преступника, то это – казнь. Причем в данном случае казнь не моментальным разрядом тока или кусочком металла в затылок, а ежедневным унижением достоинства, постепенным истощением нервной системы и физических ресурсов организма тюремными условиями. Как ни парадоксально, но в данном случае это - убийство жизнью. Но какой? Медленная казнь туберкулезом, недостатком движения, отсутствием труда, осмысленной деятельности и волчьей тоской по свободе.

Типичная двухместная камера для содержания пожизненников имеет размер примерно 2,20 х 3,5 м с потолком примерно 3,5 м. В ней размещены двухярусные нары, небольшой стол и два стула, а также тумбочка для личных вещей и туалет, отгороженный от остальной камеры метровой каменной стенкой. Словом, представьте, что Вам поставили раскладушку в туалете и не выпускают оттуда, и вы примерно представите, что это такое.

Без намерения выбить из вас слезу сострадания опишу один день из жизни современного пожизненника Гобустанской тюрьмы. Вот что они пишут:

«Утро у нас начинается с подъема в 6.00 часов. Сначала, по обыкновению, гигиена, если вода идет. Обычно дают дважды в день, так что надо не забыть набрать воды в ведра.

По утрам где-то полчаса до техосмотра я стараюсь заниматься гимнастикой: делаю жим от пола, приседания, занимаюсь ходьбой, подтягиваюсь на руках за «шконку». После обеда обычно тоже все это повторяю, чтобы держать форму. Если этого не делать, то обостряются тюремные болячки, заработанные еще во время «пресса» на Баилове. Здоровье немного не в порядке. Из-за того, что вовремя и правильно не питаюсь, болит желудок. Временами бывает сердцебиение. Часто нервничаю, и тогда кружится голова. 

Среди заключенных многие здесь больны туберкулезом. Думаю, раз некоторые люди заболевают туберкулезом независимо от своего поведения, это скорее всего их судьба. Здесь можно умереть от элементарного аппендицита – после «омоновского бунта» 1999 г. по ночам двери до утра вообще никогда не открывают, и если у тебя приступ болезни, то никто тебе, кроме соседа, не поможет.

В 11.00 проходит так называемый «технический осмотр», а попросту «шмон». Выходим в коридор, представляемся надзирателям, которые затем проверяют камеру. Эта процедура не из легких, как и вообще обращение персонала. Все эти крики, ругань чувствительно задевают. Тем более, что после стольких лет отсидки становишься нервным. Кто-то, не сдержавшись, отвечает, а это чревато – изобьют, посадят в карцер. 

Прогулка занимает с 10.00 до 13.00 или 14.00. Говорят, что полагается 1 час, но на 40 камер всего 4 прогулочных дворика, и такая прогулка заняла бы 10 часов. Зачем тогда издавать невыполнимые законы? Интересно: стоит на территории тюрьмы появиться каким-либо проверяющим, как прогулка затягивается до 15.00 и даже 16.00…

Куда смотрю во время прогулки? На стены, на небо. Хотя на небо долго смотреть не могу – от долгого сидения в темной камере, при искусственном освещении глаза портятся и от естественного света начинают слезиться.

Банный день у нас неуловим, на этот счет никаких объявлений не делается. Так что как часто нам полагается баня, я сказать не могу. Фактически же – раз в 10 дней. Время продолжительности бани 20 минут, указывается и строго напоминается, чтобы других не задерживали. Вот и мойся под одним душем – другой почему-то отключают.

Летом я обычно отказываюсь от бани и купаюсь в камере, бутылками. Иначе нет смысла, так как от жары в камере почти всегда тело потное, еще хуже бывает от небольшого передвижения. И кроме всего этого – что делать в бане без мыла? Сказать, что вообще не дают, будет нечестно – один раз в 3-4 месяца можно урвать с боями, и то только, если в «каптерке» твое домашнее мыло уже кончилось. Бреемся раз в 10-15 дней. 

Обед у нас обычно с 13.00 до 14.00. После замены руководства тюремной системы, обеды качественно улучшились, но надолго ли? Если приходит комиссия, то и хлеб, и обед становятся лучше. Мы просто молимся, чтобы кто-то пришел, и долго потом смеемся над попытками администрации выслужиться.

Хорошо, если к кому-то приходят родные, приносят что-то домашнее, калорийное. А если нет, как быть этим заключенным? Выручают «понятки», взаимопомощь, присылаемый из других камер «грев». Это и на воле было бы полезным, но уже забыто. Соблюдение правила помогать больным, одиноким, пожилым – здесь безусловно является частью положительного «рейтинга» заключенного. Мало кто здесь этого не придерживается. 

Те вещи, которые хранятся в «каптёрке» в личной ячейке заключенного, можно получить по записке, которая в обед передается «баландёру». Забыл или опоздал – жди следующего раза. Присылают вещи на следующее утро. Причем часто сами решают, сколько послать. 

Насчет передач, свиданий – отбросьте все иллюзии: все они, даже положенные, возможны только за деньги. Что у нас, запертых в четырех стенах, есть, кроме этих свиданий и других небольших отдушин? Раньше было всего 2 свидания в год, сейчас получше – 4, причем одно – семейное, до трех суток, настоящий праздник. 

Но даже и на такие редкие свидания не ко всем ходят. У кого-то отношения с семьей сложные, а чаще всего из-за недостатка денег. Мы таких называем «бедолагами» и по возможности «греем». Но сами бедные заключенные часто, чтобы не приобрести репутацию «бедолаги», вежливо отклоняют предложения им чем-то помочь. 

Хорошо, что еще есть сокамерник, с которым можно переброситься словом. Когда же по какой-то причине его уводят и остаюсь один, становится совсем тоскливо. На Баилове, конечно, было тесно, грязно, но в известной степени веселее – больше народа сидело в камере.

Книги, журналы, газеты как-то отвлекают. Давно что-то не было свежих книг. За чтением как-то забываешь о своем одиночестве, и тяжелые мысли тоже отходят на задний план. Раньше газеты пропускали только правительственные. Сейчас появились и другие газеты. До марта 2001 г. радиоприемники, которые у нас были даже в «пятом корпусе» на Баилове, здесь не разрешали. Сейчас, после вмешательства Совета Европы, приемник уже есть. 

Отбой наступает в 10 вечера. Свет на ночь не выключают. Да я и так после «корпуса смертников», когда спали по очереди, отвык спать больше 5-6 часов в сутки. Просто лежу на нарах, накрывшись одеялом, думаю о том, о сем.

Мыслями часто возвращаюсь к тем дням, которые поломали мою жизнь. Для чего человек приходит в мир? Когда мне зачитали смертный приговор, я понял только одно – в этом огромном мире я занимал на земле небольшой пятачок, а теперь и этого оказалось много – должен быть под землей!..

Но вот – живу же еще! А зачем, какой смысл? Нет отсюда выхода…»

Знаменитый бунтарь М.А. Бакунин так говорил о своем заключении в Петропавловской крепости (камеры там, кстати, получше гобустанских): «Заприте самого великого гения в такую изолированную тюрьму, как моя, и через несколько лет вы увидите, что сам Наполеон отупеет, а сам Иисус Христос озлобится... Мои физические силы уже очень надломлены; очередь моих нравственных сил не замедлит наступить... Всякий мало-мальски уважающий себя человек должен предпочесть самую ужасную смерть этой медленной и позорной агонии».

Но это уважающий себя! А таких среди прошедших костоломку «корпуса смертников» осталось не очень много. Недаром же на многих бывших смертниках уголовники «поставили крест» - отлучили от «приличного» уголовного общества за поступки, несовместимые не только с воровскими «понятками», но и общечеловеческой этикой. Другое дело – свежеприбывающие пожизненники, которые сейчас составляют уже больше половины (60%) от их общего числа. Они-то, в основном, и выбирают суицид вместо «медленной и позорной агонии».

Кто-то скажет, что «они это заслужили». Но ведь публика-то здесь разная, и к иным случаям трудно отнестись однозначно: один убил рэкетира, другой заступился за мать, третий отомстил за убитого «золотой молодежью» сына-студента, четвертый перестрелял семью зятя, доведшую до самоубийства его дочь… Почему они должны сидеть в тех же условиях, что и убийца стариков из корысти или сексуальный маньяк? Из бывших смертников, например, 57% осуждены в первый раз. Большинство – поделом, но, определенно, они не являлись отпетыми уголовниками, и про «масти», «понятки», «общак» узнали только здесь, в тюрьме. 

Неужели же не надо делать никакого различия между впервые осужденными и рецидивистами, как рекомендуют во всем мире? А у нас по инерции относятся к пожизненникам как к конченным, обреченным людям, почти как раньше к смертникам. Я помню, когда в суде рассматривалось инициированное нашей организацией дело о праве пожизненного заключенного на высшее образование, один из судей спросил: «А зачем это ему нужно?» В далекой Австралии, где такие вопросы не задают, один из пожизненников получает уже пятое высшее образование. И все потому, что там к пожизненным заключенным относятся по-другому, считая, что им в первую очередь нужен психолог и профессор, а не гробовщик. Если этот пожизненник все же выйдет на свободу, то едва ли он со своими 5 дипломами полезет шарить по карманам. А наш?..

Все-таки надо определяться, что такое пожизненное заключение: замедленный смертный приговор или очень длительное заключение? 

Некоторые шаги в этом направлении уже сделаны, вернее даже, намечены в законодательстве страны. Это и возможность освобождения через 10 лет заключения либо замены пожизненного заключения сроком до 25 лет по помилованию, и условно-досрочное освобождение через 25 лет по суду, и возможность замены пожизненного заключения судом на срок в 25-40 лет, и право на улучшение условий содержания через 10 лет заключения. В законодательстве не запрещено высшее образование, оговорены возможность работы, начисления пенсионного стажа и получения пенсий. Осталось лишь осуществить эти права на практике и расширить их в допустимых Конституцией и международными договорами пределах.

Для какого-то желторотого парня 18-25 лет, попавшего в такую ситуацию впервые, по глупости или вследствие дурного воспитания, это вполне реальный шанс для исправления. Надо только в этом ему помочь. А неисправимые пусть сидят…

Кажется, такие планы у властей существуют. Во всяком случае, поговаривают о скором строительстве новой колонии для пожизненников, где бы они могли не сидеть по камерам, а ходить и работать, об изменении пенитенциарного законодательства. Общество не должно стоять в стороне от этого процесса. Эта мысль прозвучала и на состоявшейся 4 августа с.г. в Министерстве Юстиции конференции с участием как властей, так и неправительственных организаций, активных в этой области. «Не ограничивайтесь лишь контролем тюрем, а помогайте нам исправлять заключенных»,- призвал министр юстиции Ф.Мамедов.

Мне кажется, это неплохое начало для диалога, в котором выиграют все.

Чахотка по заказу

34-летний бывший офицер-десантник Натиг Фархад оглу Мирзоев к моменту своего ареста в 1998 г. прожил достаточно бурную жизнь. Морская служба, война в Карабахе, фронтовые ранения, потом – крутые похождения на Родине, расцененные нашей Фемидой в пожизненное лишение свободы, мирная жизнь на чужбине, женитьба, рождение ребенка, арест, пытки… Всего этого при литературной фантазии хватило бы на несколько увлекательных романов. Он и пишет романы в соавторстве со своим сокамерником. В их книгах герой благороден и смел, влюбчив, но трагически одинок. И хотя там ни слова нет об их нынешней тюремной жизни, она все равно сказывается – чувством одиночества, от которого волками воют по карцерам и вскрывают вены бывалые смертники-рецидивисты.

У Натига, помимо пожизненного приговора, недостатка пространства, излишка свободного времени и одиночества, есть еще и премиальный «подарок» от пенитенциарной системы. Туберкулез.

Адвокаты просят отпустить

В ночь с 22 на 23 октября 1998 года Натига арестовали в г.Нижнекамск (Россия) по запросу из Азербайджана, где его заподозрили в убийстве. Еще не довезя до Родины, начали пытать, пытаясь списать на него «висяки», да и просто издеваясь над «черным».

Супруга наняла было адвоката, который после разговора с начальником УВД отказался защищать арестованного. После него никто больше не брался за его защиту. Адвокаты говорили жене, что они бессильны, и что ее мужа все равно отправят в Азербайджан. «Есть негласный приказ: лиц кавказской национальности отправлять на родину под любым предлогом». Так и произошло.

Родина встретила бывшего своего защитника неласково. Пытки, избиения, в итоге которых он взял на себя 2 убийства, кражу, хранение и торговлю оружием и боеприпасами вплоть до ракет. Во время следствия родных пугали, угрожая и оскорбляя, заставляли давать показания против Натига. Младшая сестра тогда была беременна, ждала ребенка, ее тоже допрашивали. Жена брата отказалась давать показания против Натига и своего мужа, и ее тоже осудили как соучастницу. 

Адвоката дали по назначению (государственного) только при закрытия дела и передаче его в суд. Натиг и видел-то его всего два раза - когда познакомили в следственном изоляторе и в первый день суда. Он сказал заявителю: «Я вам ничем помочь не смогу, на вас заказ, и ваш срок уже известен - пожизненный. Прошу меня отпустить». 

Суд Военной Коллегии Верховного Суда был не привередливым, на мелочи вроде противоречивости свидетельств, шаткость доказательств, заявления о пытках не обращал внимания. Как и адвокат, судья вместе с прокурором еще до этого шоу тоже знали, каким будет приговор.

24 января 2000 г. бывший офицер, а теперь преступник, был осужден к пожизненному заключению. 

Корпус смертников

В тот период пожизненники содержались как в Гобустанской, так и в Баиловской тюрьмах (Следственном изоляторе №1). В частности, Натига определили в бывший корпус «смертников» Баиловской тюрьмы, в 8-местную камеру («хату») №133. Эта камера, созданная на месте бывшего туалета, в течение многих лет использовалась для содержания туберкулезных и других заразных больных и не проходила достаточной дезинфекции. Цементные стены и пол являлись идеальным рассадником заразы. 

В этой камере Натигу почему-то стало очень плохо: была слабость, головокружение, пропал аппетит, появилась тошнота. Может быть, это было следствием перенесенных истязаний, нервного стресса, но в голову лезли и мысли о том, что его постепенно отравляют по «заказу». О таких историях ветераны пятого корпуса рассказывали. Кроме того, при поступлении в корпус ему не дали теплых вещей, а свои отобрали. В результате Натиг сильно мерз. Пытался отказываться от прогулки под студеным бакинским ветром, но на нее полагалось выходить всем.

16 февраля Натига посадили в камеру №126 к известному «политическому» пожизненнику Альакраму Гумматову.

«Политзек» сразу предупредил новичка, что болен туберкулезом. В этой камере Гумматов содержался с 1996 г. После поступления в корпус смертников его избили так сильно, что даже распространился слух о его смерти. Умереть он не умер, но подцепил туберкулез, которым страдали несколько сокамерников. В этой двухместной камере площадью 6 кв.м в разное время содержалось до 6, 7, даже 8 человек. Из них за последние 5 лет четверо были туберкулезниками («тубиками»). Помимо «счастливчика» Гумматова, которого освободили и выгнали из страны, все остальные «тубики» уже поменяли мир: Исмаил Баширов – в 1998, Сурхай Мирзалиев – в 1999, Бахруз Мирзоев – в 2005 г. 

Приговорен к туберкулезу

Как раз в это время Альакрам был в очень тяжелом положении, ввиду чего его 20 марта 2000 г. с обострением открытой формы его болезни («инфильтративный туберкулез легких в стадии распада, слева плотные очаги») перевели в туберкулезную колонию №3, где он находился до 19 мая. Вместо положенного курса DOTS в 60 дней его вернули в корпус через 49 дней, недолеченным. В прессе потом писали, что после какого-то укола, сделанного напоследок заключенному, Гумматов почувствовал себя много хуже, много лежал.

Окно в двери – «кормушка» открывалось очень редко, в результате чего камера плохо проветривалась. И вот бывшего офицера-десантника с когда-то крепким здоровьем, подорванным пытками во время следствия, поместили в такую перегруженную и непроветриваемую камеру вместе с тяжело больным. Тот, правда, пытался страховать себя и сокамерника, чтобы его болезнь не распространялась, даже помогал с лекарствами и питанием. Благодаря А.Гумматову, Натиг несколько пришел в себя. Но болезни избежать не удалось.

Как маляра-плиточника, Натига все время привлекали к ремонтным работам, даже в плохую погоду. Он красил, белил, штукатурил камеры, проход, баню, прогулочные дворики. Например, перед парламентскими выборами 12 ноября 2000 г. у него была температура, но администрация все равно заставила в сырую и ветреную погоду белить прогулочный дворик, т.к. кто-то дал распоряжение, чтобы заключенные голосовали именно там. В конечном счете голосование провели совсем в другом месте, а вот Натиг сильно простудился.

К тому же в тот период пожизненникам давали свидания и передачи всего 2 раза в год (хотя некоторым за взятки это удавалось чаще). Тем бедолагам, у кого не было влиятельных родственников и денег, портили и этот редкий праздник. Например, 7 сентября 2000 г., на день рождения Натига, к нему на свидание пришли мать и сестра. Из-за того, что они не дали взятку прапорщику, тот раскрошил и порезал на мелкие куски всю передачу (котлеты, сыр, печенье), а свидание так и не дал. Еще одну встречу – со старшим братом и младшей сестрой дали 31 декабря 2000 г.

Поэтому зек не получал никаких передач и плохо питался. Через какое-то время он заметил, что стало трудно дышать, появилась сонливость. Альакрам объяснил, что это были симптомы туберкулезного заболевания. Однажды, когда он белил потолок в бане, голова так закружилась, что он упал вниз. Таким образом, А.Гумматов «по эстафете» все-таки передал Натигу свою болезнь, от которой он страдает до сих пор.

Причем тут Гиппократ?

Несмотря на многократные требования Натига, медицинский персонал Баиловской тюрьмы, возглавлявшийся главврачом Э.Г., не оказывал ему должной медицинской помощи. Лекарства были только те, что доставал А.Гумматов. В сентябре 2000 г. Натига посетила сотрудница Международного Комитета Красного Креста по имени Каролина, которой он все рассказал. Но результата не было.

Из-за такого поведения персонала у Натига, и не только у него, сложилось ощущение, что туберкулезных больных помещали вместе со здоровыми заключенными специально, чтобы обеспечить все условия для распространения инфекции. Альакрам, который успел захватить последний период существования смертной казни, рассказывал, что эта и другие болезни вместе с побоями персонала буквально косили смертников, за 3,5 года унеся 70-80 жизней. Примерно столько же расстреливали в советское время. Вот тебе и гуманизм…

Вскоре после Нового 2001 года всех 34 пожизненников в обстановке секретности этапировали из Баиловской тюрьмы в Гобустанскую. Нежданный гость - туберкулез был уже в запущенном состоянии. Вскоре Натиг уже не мог выходить на прогулку, все время хотелось спать, пропал аппетит, тошнило. 

В мае того же года, после долгих требований, Натигу, наконец, поставили диагноз «туберкулез», и в июне отправили в туберкулезную колонию №3. В тот момент вместо 82 кг, которые у бывшего десантника были в момент ареста, он весил всего 54 или 57 кг. Открылась каверна в легком, он кашлял кровью. Натиг лечился более 8 месяцев, после чего его вернули в Гобустан. До сих пор он периодически лечится в камере амбулаторно, а также был в больнице в 2004 и в 2005 гг.

Возникает вопрос: куда смотрели врачи, давшие клятву Гиппократа? Уж им-то, много лет проработавшим в тюрьме, ничего не стоило наметанным глазом поставить диагноз кашляющему «доходяге», напрашивающемуся на роль в кино про Бухенвальд?

Ответ прост: несмотря на реформы, врачи в тюремной системе ведут себя больше как тюремные офицеры, чем доктора. И, соответственно, следуют данной им инструкции. Ведь тот же Гумматов, признанный политическим заключенным, не умер от туберкулеза не благодаря, а вопреки таким докторам, да и первый раз на лечение он попал спустя 3 года после обнаружения болезни, под давлением международных организаций…

Кто виноват?

Натиг считает, что в результате действий сотрудников Баиловской тюрьмы, которую в тот период возглавлял Д.Б. (ныне уволенный), над ним был успешно поставлен сознательный и изначально контролируемый администрацией тюрьмы эксперимент по привитию болезни, причинению многолетних физических страданий. Всего этого не было в приговоре за преступление, в котором он был обвинен. 

При этом нет необходимости в проведении сложных экспертиз и поиске доказательств. Достаточно проверить медицинские записи при помещении в Баиловскую тюрьму и после этапирования в Гобустанскую тюрьму, медицинскую карточку А.Гумматова, записи о размещении заключенных в пятом корпусе. Есть также большое количество свидетелей, в том числе и на свободе. 

К тому же болезнь Гумматова, благодаря судебному процессу и усилиям его адвоката, хорошо задокументирована. Из медицинских записей видно, что диагноз «инфильтративный туберкулез в стадии распада» был установлен 22 апреля 1997 г. Точно такой же диагноз был поставлен А.Гумматову 12 марта 2000 г., когда Натиг уже сидел с ним вместе месяц. 27 января 2001 г. Гумматова опять лечат антибиотиками, а 13 декабря 2002 г., под давлением Совета Европы, у него опять обнаруживают туберкулез. Это лишний раз доказывает, что все это время он был заразным больным и лечение было неэффективным.

Специальный Докладчик ООН по пыткам сэр Найджел Родли, посетивший тюрьмы Азербайджана в мае 2000 г., отмечает: «Согласно начальнику Гобустанской тюрьмы, и это было подтверждено медицинскими записями о заключенных, кого это касалось, 9 заключенных умерли с начала года. Семеро, из них 6 пожизненников, умерли от туберкулеза. Необходимо отметить, что общее количество пожизненников в Гобустане менее 100. Этот более чем высокий уровень смертности от туберкулеза был объяснен заместителем министра (тогдашним начальником Главного Управления Исполнения Судебных Решений. – Э.З) тем фактом, что туберкулез широко распространен в следственных изоляторах, где больные заключенные не отделяются от остальных».

То есть о недопустимой с точки зрения национального и международного права практике помещения здоровых к больным в Баиловской тюрьме знали все – от рядового надзирателя до начальника управления. Но, безусловно, непосредственную вину несет администрация Баиловской тюрьмы.

Всего этот изначально незаконный опыт по искусственному привитию туберкулеза путем помещения здорового человека на несколько месяцев в одну камеру с больным, да еще инфильтративным туберкулезом в стадии разрушения, явился нарушением 2 статей Конституции и по меньшей мере 8 международных документов.

Как на это посмотрят за границей?

Может быть, у западного европейца умышленное заражение туберкулезом и вызывает ассоциации с печальной памяти доктором Менгеле, но у нас на такие случаи смотрят сквозь пальцы. Это означает, что жалоба больного, будучи нерешенной на национальном уровне, имеет все шансы попасть на весы европейской Фемиды. А в практике Европейского Суда по правам человека похожие случаи уже были.

Например, в деле Хохлич против Украины (№41707/98) заявитель был приговорен к смертной казни в условиях моратория и в течение 5 месяцев содержался в условиях следственного изолятора вместе с туберкулезным больным, а затем и сам заразился этой инфекцией. В деле Алиев против Украины (дело №41220/98), заключенный, хотя и не заболел, но также содержался несколько месяцев в камере смертников вместе с туберкулезным больным, который впоследствии скончался.

В деле непожизненного заключенного Калашникова против России (№47095/99) его помещение в одну камеру с заразными больными (туберкулез, сифилис) тоже было расценено ЕСПЧ как нарушение ст.3 Конвенции.

В этих случаях заключенных регулярно проверяли рентгеном, лечили, и к тому же, как видно из жалоб, условия у смертников в Украине в 1996-98 гг. были лучше, чем у пожизненников в Азербайджане в 2000 г. Тем не менее, Европейский Суд нашел здесь нарушение ст.3 («запрещение пыток») Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод в самих опасных для жизни тюремных условиях корпуса смертников.

В этих делах был скомпенсирован лишь моральный ущерб от условий содержания. Что касается расходов на лечение, то Европейский Суд принял во внимание качественность лечения, полученного этими заключенными в тюрьме. В случае Азербайджана очевидно, что и моральный ущерб побольше, и внимания к здоровью заключенных поменьше.

Отчаявшись, заключенный обратился с иском в Сабаильский суд, чтобы в соответствии со статьями 1096, 1097 и 1118 Гражданского Кодекса привлечь виновных к гражданско-правовой ответственности и возместить нанесенный здоровью вред. 

Что ответит наше правосудие?

Эльдар Зейналов

Опубликовано в газетах «Эхо», 10.12.2005 г., «Impuls» за 16 и 23.12.2005 г.

Выступление на встрече по выполнению Рамочной конвенции о защите нацменьшинств

Из книги: Михаил Алексеев, Константин Казенин, Мамед Сулейманов

Дагестанские народы Азербайджана. Политика, история, культура

Вопрос о том, что азербайджанские власти недостаточно заботятся о культурном развитии нацменьшинств, регулярно поднимают правозащитные организации республики. Вот что заявил по этому поводу известный азербайджанский правозащитник Эльдар Зейналов, выступая 19 декабря 2005 года в Баку на встрече по выполнению Рамочной конвенции о защите нацменьшинств: 

«Хотя Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств и была первой европейской конвенцией, ратифицированной Азербайджаном еще до вступления в Совет Европы, но процесс создания законодательных рамок для проблем национальных меньшинств не получил дальнейшего развития. Так, еще 4 года тому назад Азербайджан должен был ратифицировать Европейскую хартию по региональным языкам и языкам национальных меньшинств, а 2 года назад – принять закон „О национальных меньшинствах“. Это не было сделано, несмотря на принятые Азербайджаном обязательства. 

Однако даже хорошие законы сами по себе не гарантируют хорошей практики их исполнения. В этом контексте имеют огромное значение просвещение национальных меньшинств о их правах и обязанностях, достижение реальной независимости судебной власти от исполнительной власти, обеспечение участия национальных меньшинств во всех ветвях власти. Во всех этих областях ситуация обстоит неблагоприятно. 

Например, вы можете увидеть на книжных прилавках огромное количество пропагандистской литературы, изданной за государственный счет. И вместе с тем не увидите переводов на языки меньшинств (исключая русский) текста конституции, законов, касающихся культуры и местного самоуправления. Согласно указу президента, за государственный счет издаются более 100 наименований книг азербайджанской и мировой классики, но ни одной книги на языках нерусских меньшинств. 

Здесь уже говорилось о школьном образовании на языках меньшинств. Большинство этих школ ограничиваются лишь начальными классами, никто не готовит программ для среднего образования, хотя у некоторых таких же народностей в Дагестане они есть. В педагогических университетах не готовят педагогов для школ нерусских нацменьшинств. 

Пренебрежение школьным образованием нацменьшинств дошло до того, что после перевода азербайджанского языка с кириллицы на латиницу не было сделано никакого распоряжения насчет алфавитов языков национальных меньшинств, и дети в ряде начальных школ мучаются от двойной нагрузки, изучая сразу и латиницу, и кириллицу. В случае ратификации хартии правительству придется потрудиться и над укреплением начальных и созданием средних школ для национальных меньшинств».

https://www.lezgichal.ru/sites/default/files/media/Дагестанские%20народы%20Азербайджана.pdf