И тюрьма стала превращаться в морг...

Несмотря на расхожую поговорку “Для кого тюрьма, для кого мать родная", очень мало кто из заключенных действительно — считает тюрьму своим родным домом и рвется в нее обратно, поеживаясь от “неуютной” свободной жизни - даже в американские камеры с цветными телевизорами.

Всегда находятся горячие головы, которые решаются на побег - “уходят в рывок". Каждый раз это становится сенсацией и шоком для общества, казалось бы, надежно загнавшего своих блудных сыновей за железную решетку. Одним из таких сенсационных побегов заключенных произошел в ночь на 1 октября 1994 г., когда сразу 10 смертников убежали из пятого корпуса Баиловской тюрьмы.

Это был второй побег за столетие существования этой тюрьмы (первым бежал будущий кремлевский диктатор Сталин). Эта попытка никому не известных зеков во многом остается неясной даже теперь. В первую очередь из-за завесы секретности, которой окружено это неказистое здание. Поэтому рассказ о нем, как мозаику, пришлось склеивать из воспоминаний и писем многих людей, даже съездить для этого в Армению и поговорить с бывшими смертниками-армянами.

Все без исключения свидетели событий тех дней описывают жизнь в пятом корпусе того времени как “беспредел". На жаргоне заключенных это - ситуация, когда возможно совершение любых преступлений против личности, не ограниченное не только писаным законом, но и элементарными неписаными соображениями человечности, религиозными и национальными традициями.

В “пятом корпусе” заключенные столкнулись с обеими разновидностями беспредела - “ментовским"” (т.е. со стороны надзирателей) и “воровским" (со стороны уголовников). Этому способствовали тогдашний начальник тюрьмы Вагиф Ахмедов и старшина корпуса Аладдин. Последнего бывшие смертники характеризуют как “способного на все" и “не уважающего даже свою мать".

При попустительстве надзирателей в переполненных камерах зеки издевались над слабыми, били их, насиловали, доводя их до смерти разными способами. Терять озверевшим беспредельщикам было нечего - ведь смертный приговор был им уже вынесен, дважды не расстреляют...

Одной из мишеней для издевательств стали так называемые “погонники”, т.е. Те заключенные, которые до ареста были военнослужащими. Например, бывшего офицера Евгения Лукина специально посадили в камеру к уголовнику-садисту. Он был уже “конченым", когда его спасло помилование. Другой офицер - Василий Луговой, сам напросился в камеру к армянам, предпочитая спать там на каменном полу, чем терпеть издевательства сокамерников. Бывший офицер Игорь Крыжановский, пришедший в “пятый корпус" 23 апреля 1994 г., находился среди "погонников" в особом положении. Он не был сломлен морально, обладал приемами рукопашного боя, знанием восточных единоборств и психологии. До поры это помогало отбиваться от убийц и насильников. Но и он понимал, что в какой-то момент, ослабев, все равно станет жертвой сокамерников, и потому решил бежать.

"Я бежал не от правосудия, а от самих заключенных, ибо знал, что все равно рано или поздно кто-нибудь из них перережет мне во сне горло", вспоминал он позднее. Сознание безысходности и полученные на свободе инженерные знания подсказали ему план побега, который был принят заключенными двух камер. Кстати, уже позже Игорь получил подтверждение своим опасениям. Один из сокамерников уже после поимки признался ему, что когда Игорь перед самым побегом заболел, его хотели придушить во сне, чтобы он не вызвал доктора, и случайно бы не обнаружился уже готовый подкоп.

"Я был шокирован! - вспоминает Игорь.- Люди, которым я указал и помог открыть путь к свободе - пусть даже и незаконный, хотели убить меня за то, что я давал им шанс убежать от казни!" По плану Игоря и под руководством некоего Эльмана заключенные сняли каменную плиту под нарами в камере №131 и втечение трех месяцев ложками прокопали 5-метровый ход под расположенную совсем близко от корпуса внешнюю стену. Для сокрытия вынутого грунта вынули камень из стенки, соединив свою камеру с соседней и ссыпали землю в пустоту между двумя кладками. Дыры для маскировки прикрывали газетами.

Тут возникает очень существенный вопрос: чем объяснить факт прекращения технического досмотра камер в конце 1993 г.? Обычно по понедельникам каждую камеру осматривали, простукивая стены, осматривая пол, решетки на окнах, чтобы предотвратить возможность побега. А тут вдруг эти осмотры внезапно прекратились и ие проводились в течение 11 месяцев. Более того, в течение 8 месяцев смертников, которые были по закону лишены прогулок, невыводили даже в баню. Их не выводили даже на положенную утреннюю поверку, считая через глазок в двери.

Один из свидетелей считает, что “подкоп был заранее спланированной провокацией” администрации, для того чтобы иметь возможность в отместку поиздеваться над заключенными. Но надзиратели и так издевались над заключенными, в то время как побег остаться для охранников безнаказанным не мог.

Другую версию высказал мне один из офицеров Баиловской тюрьмы, объяснив это тем, что камеры к моменту прекращения осмотров были многократно перегружены, и смертники, пережившие в феврале 1993 г. шок от жестокого расстрела прямо в камере, были озлоблены и могли решиться на отчаянный шаг. Однако та внезапность, с которой прекратились техосмотры повсеместно, а не только в камерах, где сидели самые физически крепкие или отчаянные заключенные, наводит на мысль о приказе “сверху”.

Кроме того, ведь техосмотры продолжались еще более полугода после последних расстрелов, когда воспоминания о них были наиболее свежими. Возможна и третья версия. Прекращение осмотра камер и вывода из них заключенных совпадает по времени (конец осени 1993 г.) с утечкой информации о смерти в “пятом корпусе” двух армян-террористов. Она вызвала резкий всплеск интереса к судьбе смертников, заявления "Международной амнистии", резкое обращение к властям Международного комитета Красного Креста. Так что не исключено, что обозленное утечками информации начальство решило таким образом изолировать всех смертников.

Как бы то ни было, обстоятельства складывались благоприятно, и в ночь на 1 октября 1994 г. десять заключенных сбежали из “пятого корпуса”, подняв на ноги всю полицию страны. Несмотря на попытку государственного переворота и занятость полиции массовыми арестами “врагов народа", уже в первые 10 дней были арестованы 7 беглецов. Последнего же из беглецов, говорят, поймали только в 1997 г. и вскоре после этого помиловали. Другим повезло меныше — в течение короткого времени 3-4 беглеца были зверски убиты. Каждому из пойманных надзиратели радовались, как "родному". Обычной процедурой “встречи” были своеобразные "скачки", когда надзиратели ездили на них верхом по коридору, подгоняя ударами дубинок и хвастаясь друг перед другом, чья “лошадь” бежит быстрее.

Как вспоминает один из смертников, “одного из беглецов раздели догола и, опалив ему волосы по всему телу бумажным факелом, силой усадили его на бутылку".

Уже упомянутому Эльману сбрили усы и в женской белой косынке под свадебную мелодию “вагзалы” водили по корпусу, как невесту. Не выдержав издевательств, он умер 5 марта 1995 г. Другому беглецу по имени Гейдар открыто сказали: “Нам приказали тебя убить, лучше это сделай сам”, и даже дали для этого лезвие. Немного позже этот заключенный, действительно перерезав себе сонную артерию, умер от потери крови. Досталось не только беглецам, но и остальным заключенным “пятого корпуса”, вина которых перед надзирателями заключалась в том, что они якобы знали, что готовится подкоп, и не донесли. Уже на следующий день после побега, вспоминает один из смертников, “все вещи из всех камер были выброшены наружу, полиэтиленовая пленка, которая заменяла оконные стекла, была сорвана с рам. Всех заключенных заставили раздеться и остаться только в легком нижнем белье и спецовках”. И это в то время, когда на 6-7 заключенных в камерах было всего 2 матраса и 2 одеяла! Последствия этого почувствовались уже через пару месяцев, когда наступили зимние холода. Суточное кормление сократили до половины половника и половины хлебного пайка. Заключенные забыли, что такое чай, сигареты, сахар.

На фоне холода, голодания, болезней заключенных, по их выражению, “прессовали”. Для этого “каждый день по очереди открывали камеры, выводили заключенных с поднятыми руками, ставили лицом к стене и били до тех пор, пока человек бездыханным не падал на пол. Волосы вставали дыбом от криков и стонов. Падавших без сознания уволакивали обратно в камеру”, вспоминал бывший смертник.

Другой свидетель отмечал, что “беззащитных зеков избивали при помощи полицейских дубинок, деревянных палок и ручек от лопат, кусков многожильного электрического кабеля, либо же просто руками и ногами”. Тех, кто молил о медицинской помощи, забивали насмерть. Избиений избежали лишь некоторые, наиболее авторитетные заключенные, например “общак” (распорядитель воровского фонда) Расим, авторитетный уголовник Фируддин, умерший “своей” смертью (т.е. от туберкулеза), “крутой” Афлатун, когда-то убивший начальника Али-Байрамлинской полиции, и т.п. Не били и армян, которые к этому моменту уже посещались Красным Крестом и, соответственно, были хорошо накормлены и имели теплую одежду. Надзиратели и не скрывали, что целью “пресса” является убийство определенного количества заключенных. Мол, “после смерти 50 заключенных оставшихся, быть может, простят".

Если даже и был “заказ” на убийство 50 заключенных, то не меньшим мотивом творившихся зверств была месть ряда сотрудников тюрьмы, которые понимали, что их увольнение с работы - дело недель. Тон расправе якобы задал замначальника тюрьмы по режиму, который перед увольнением дал надзору команду бить заключенных. Его место занял “нахичеванец Газанфар”, затем Али, которые с заключенными обращались помягче. Однако среди персонала корпуса еще несколько месяцев оставались те, кто был наказан за побег, и потому был особенно зол. Особо зверствовал старшина корпуса Аладдин.

Не отставали от него и некоторые надзиратели, например, Эльчин, для которого смертники-армяне (которых, напомню, не били) долго не могли найти подходящей характеристики, остановившись на “убийца” и “не человек". Были садисты и из других корпусов, специально приходившие в корпус во время “шмона” (повального обыска в камерах), чтобы убивать. Один из них даже был в офицерском чине.

Результаты “пресса” сказались уже 1 декабря 1994 г., когда в камере №128 скончался 70-летний заключенный по имени Кямал. С этого момента "пятый корпус" начал превращаться сначала в концлагерь, затем в морг”, - вспоминает свидетель. Были дни, когда из корпуса выносили по 2 трупа. За год после побега количество умерших достигло 70 и, таким образом, перекрыло не только установленную “норму”, но и количество расстрелянных в тюрьме за все предшествовавшее десятилетие.

Тем временем 17 января 1995 г. в “пятом корпусе" появился новый начальник тюрьмы Фармаил Аббасов. Никто ему не жаловался, так как уже знали, к чему это может привести. С его приходом в камерах появились дополнительные одеяла - по одному на каждого заключенного. Правда, одеяла уже не помогли тем, кто в результате ежедневных избиений потерял здоровье и нуждался в срочной медицинской помощи. Заменили и старшину корпуса. Новый, Шахин Мамедов, по словам смертников-армян, по сравнению с Аладдином был “богом”, хотя за специфические наклонности характера все же заслужил у заключенных кличку “маленький Чикатило”.

“Либеральный” начальник тюрьмы обычно заходил в корпус дважды в месяц и лично знакомился с заключенными. По словам свидетеля, “понравившемуся заключенному он назначал 1 удар дубинкой, другим - столько, сколько ему вздумается, и уходил". После такой экзекуции иные зеки уже не вставали.

Например, заключенный из камеры №120 был в таком состоянии, что на требования начальника выйти в коридор так и не смог подняться с койки. Разозлившись на это, Аббасов крикнул: “Лекарство от его болезни - дубинка, вытащите его, ударьте пару раз - сразу выздоровеет”. Беднягу вытащили из камеры, и после 2-3 ударов дубинкой он скончался. “Чикатило” же использовал для убийств завербованных им заключенных, которые в качестве “премии” получали чай, сахар, сигареты и даже спирт, а также пустое обещание посодействовать в помиловании. В основном такие убийства осуществлялись в «петушиной» камере №133, где заключенные и без того мучились от болезней. Бывали времена, когда из нее выносили по 1-2 трупа в неделю. Как бы то ни было, "ментовской беспредел” со сменой начальства все же ощутимо пошел на убыль. И действительно, если за 6 месяцев “пресса” погибли 45 человек, то за 8 последующих месяцев - 25, а с декабря 1995 по март 1998 г. -“всего” около 10. С весны 1995 г. вновь разрешили свидания. В корпусе появились врачи, которые, правда, помогали лишь тем, кто посещался родными.

Это было знаком того, что времена меняются к лучшему - настолько, насколько это вообще было возможно в условиях “пятого корпуса”. А в начале 1997 г. без лишнего шума сняли и Ф.Аббасова. С ужасом вспоминая “беспредел” 1994-1995 гг., один из ныне отбывающих пожизненное заключение бывших смертников задает вопрос: "Если так жестоко и строго наказаны люди, совершившие преступления против государства и личности, в результате которых погибли люди, в каждом конкретном случае - не более 10 человек, то почему же не несут никакой ответственности изверги и убийцы 70 беззащитных заключенных? И еще - имеет ли государство моральное и юридическое право держать в заключении лиц, несколько лет подряд незаконно подвергавшихся пыткам, издевательствам и унижению со стороны представителей закона? Я считаю, что вбе лица, находившиеся в "смертном корпусе” в период с октября 1994 до февраля 1995 г., либо пришедшие туда в это самое тяжелое время, должны быть немедленно помилованы и освобождены, а лица, виновные в их истязаниях, подлежат суровому наказанию. В противном случае можно расценивать действия властей как полицейский террор, и ни о какой демократии и правовом государстве не может быть и речи"...

Эльдар Зейналов, 

Правозащитный центр Азербайджана

Газ. «Зеркало», 31.08.2000 г.