Эльдар Зейналов
Тянуть с финансовой
амнистией и политической либерализацией уже небезопасно…
Общаясь с западными коллегами, я достаточно часто встречаю у них
непонимание сути наших реалий и наивную убежденность в том, что
денационализация бывшей социалистической экономики автоматически ведет к
созданию рынка в западном понимании. На самом деле это далеко не так.
Вспоминается услышанная мною история, относящаяся к середине 1990-х и
характеризующая это непонимание даже продвинутыми западными учеными. На одном
из занятий в Летней школе по правам человека Марека Новицкого в Варшаве очень
интересно выступило некое европейское «светило» в области прав ребенка.
Аудитория, составленная из правозащитников из стран бывшего СССР, зачарованно
слушала. Когда дошло время до вопросов и ответов, азербайджанка спросила
совета: что делать, если в южных областях Азербайджана исполнительная власть
снимает детей со школьных занятий и гонит их на чайные плантации? Доктор
европейской науки неподдельно удивился: «А в чем проблема-то? Подайте иск в суд
против того работодателя, который заключил с этим ребенком контракт!» Зал
разразился хохотом, лектору что-то объяснили на ушко, но по недоверчивому выражению
его лица было видно, что он так и не поверил в то, что можно работать вообще без
контракта и что суд может просто не принять иск к рассмотрению. Сейчас мы уже
от этого отошли, но для Узбекистана, например, детский труд на плантациях до
сих пор остается реальностью, и Евросоюз, желающий дружить с поставщиком
дешевого хлопка, не знает, что делать с критическими голосами узбекских
правозащитников...
Как же так? Совхозы с колхозами разогнали (во всем Азербайджане остался
всего один, в молоканском селе Ивановка), заводы приватизировали, даже законы
приняли, а отношения все еще далеки от рыночных?.. Ответ прост: не каждая
частная собственность автоматически порождает рынок и капитализм. Например, при
рабовладельчестве, феодализме, у мафии частная собственность, но она далека от
рынка.
Ситуацию у нас в Азербайджане очень часто сравнивают с мафией, но это в
корне неверно. Ведь мафия – это сращивание преступности с государственными
органами, при котором преступность остается наказуемой со стороны не затронутой
мафиозными отношениями большей части государственного аппарата. Да и сфера
деятельности мафии ограничена определенными, очевидным образом для всех запрещенными
видами бизнеса вроде наркотиков или проституции. А что будет, если
экономическая преступность не срастется с частью госаппарата, а целиком им
овладеет? Когда можно будет зарабатывать не на наркотиках, а на всем – от импорта
картошки до экспорта нефти? Когда можно будет устранять конкурентов не с
помощью примитивного обреза-лупары, а путем принятия нужных законов и создания
монополий? Когда вымогательством у предпринимателей могут заниматься не бандиты
с бейсбольными битами, а государственные чиновники? Тогда это будет уже не
мафия, а хорошо всем знакомый базар.
Что представляет из себя рынок (market)? Это ориентация на клиента (он всегда прав),
открытость для конкуренции, экономический плюрализм, борьба с монополиями,
маркетинг и планирование на долгий срок (уступить сегодня, чтобы завтра
получить вдвое больше), уважение к писанному (формальному) закону, честный
имидж как часть процветающего бизнеса. На этой основе и общественные отношения
и государственные институты тоже проникнуты плюрализмом и конкуренцией,
ориентированы на уважение граждан как избирателей и налогоплательщиков – причем
независимо от форм государственного правления, будь то парламентская или
президентская республика или конституционная монархия, унитарное или
федеративное государство. Политические партии «продают» избирателям свои идеи и
программы.
В отличие от этой модели, базар (bazaar) является противоположностью рынку. Это закрытая
система, с авторитарным управлением «базаркома», который все решает и
контролирует. Базар не предусматривает никакой конкуренции – к бизнесу
допускаются лишь свои и абсолютно лояльные базаркому участники. Все пространство
разделено на ряды и прилавки, которые выделяются базаркомом доверенным людям и
оплачиваются путем выделения доли от прибыли. За порядком смотрят назначенные
базаркомом вышибалы. Формальный закон остается за забором базара, но
действующие внутри ограды правила, установленные базаркомом, священны и
напоминают уголовные понятки. Базарный бизнес не загадывает далеко, т.к. завтра
базарком может отдать прилавок другому. Поэтому все строится на одномоментной
сделке, с максимальной прибылью здесь и сейчас. В азербайджанском языке для
такой торговли есть термин «alver», причем не случайно «al» (возьми) стоит на первом месте, а «ver» (дай) – на втором: можно взять и не
дать, попросту говоря, «кинуть». Деловой имидж в данном случае не играет
большой роли, т.к. «кто смел – тот и съел» (или, в азербайджанском варианте, «bacarana
can qurban»).
При базарной экономике (а она не только у нас в стране), соответственно
строятся государственные институты и
общественные отношения («надстройка», по Марксу). Правление
авторитарное, все держится на несменяемом президенте. Фактически отсутствует
политический и экономический плюрализм. Не власть служит народу, а народ –
власти. Географически страна и ее
экономика поделены на зоны влияния (ответственности), т.е. «прилавки». К
писаному закону уважение чисто внешнее, т.к. он для мелких сошек. Чиновники
среднего и высшего уровня («братва») подчиняются строгой дисциплине и неписаным
понятиям. В целом ситуацию нельзя назвать беззаконием, т.к. закон есть, но
неписанный, и нарушение его карается быстро и решительно. Поэтому
правоохранители («вышибалы») обладают высоким авторитетом. И во внутренней, и
во внешней политике приходится опасаться нарушения взятых на себя обязательств
(«кидняка»). Например, страна берет обязательства перед Советом Европы и
вступает в него, а затем отказывается эти обязательства выполнять.
Некоторым романтикам кажется, что взятые на себя формальные обязательства и
экономическое сотрудничество с Западом автоматически трансформируют базар в
рынок. Отсюда идет и переоценка ими возможности давления Запада на восточных
«базаркомов». Но ведь формула выгоды как рынка, так и базара одна: «Деньги –
Товар – Деньги». И она не обусловлена теми или иными предварительными
политическими условиями. Поэтому торговать капиталистам можно и с первобытными
племенами, и с феодальными арабскими государствами, и с тоталитарными странами
типа СССР или Китая. Для Запада, идеальная модель государственного устройства
стран–источников сырья – это железная нефтяная бочка или газовый баллон с
краном и щелкой для монетки. Заплатил (желательно подешевле) и получил свое, даже
не поинтересовавшись тем, какой именно механизм спрятан в бочке. Клиент может,
конечно, осторожно постучать по железной оболочке и выразить «глубокую
обеспокоенность» теми криками, которые несутся изнутри. Но внутрь никто не
полезет, если устраивает цена сырья и стабильность его поступления из крана.
Перед глазами – пример Туркменистана, где пожизненный Туркменбаши и дни
недели переименовал, и клясться в верности себе по утрам заставлял, и свою
золотую статую, поворачивающуюся за солнцем, установил – при осторожном,
вполголоса, выражении недовольства западными покупателями туркменских
энергоресурсов. Но вдруг, когда Туркменбаши попытался резко поднять цену газа,
он однажды не проснулся. И снова все пошло почти тем же путем…
Но есть и другой пример – иранского шаха Реза Пехлеви. Когда тот при
благосклонности Запада задушил секулярную оппозицию, из тени мечетей вышли
исламисты. Лучше иранцам от этого, похоже, не стало, но у Запада появилась
постоянная головная боль. В последнее время, похоже, намек на что-то подобное
наблюдается и у нас. Основной политический капитал исламисты набирают как раз
критикой коррупции в стране. И не случайно число арестованных в Азербайджане
радикальных исламистов, в том числе успевших повоевать в Афганистане, Чечне,
Ираке и Сирии, в 9-10 раз превышает численность светских политзаключенных.
Опыт показывает, что без активного внешнего вмешательства (на уровне
военной интервенции) базарные экономики, например, туркменская или саудовская,
могут сосуществовать с рыночной экономикой Запада как угодно долго. Но власти
Азербайджана пошли другим путем. Они переступили порог Европы и осторожными
шажками приближаются к Европейскому Союзу. И сразу же столкнулись с
необходимостью бороться с коррупцией, т.е. фактически с собой.
Например, у многих еще на памяти шок, когда в 2005 г. была оглашена
стоимость имущества, присвоенного бывшим министром здравоохранения за 10 лет
пребывания в этой должности – она превышала достояние самого богатого человека
Турции. Можно только догадываться, сколько капиталов было накоплено другими,
более близкими к экономике чиновниками. А ведь все это пойдет прахом, если
подойти к делу так прямолинейно, как того требуют ратифицированные страной международные
конвенции против коррупции. Достаточно подсчитать зарплаты чиновников,
депутатов, судей, и сравнить полученные суммы со стоимостью их имущества, чтобы
приговор мог быть вынесен без всякого трибунала.
Но ведь возможна и финансовая амнистия таких капиталов? Разумеется, если
она будет одобрена как оппозицией, так и внешним миром. В России,
например, этот вопрос уже активно обсуждается лет 15, и благополучно
проваливается при голосовании теми, кому легче призывать людей к
раскулачиванию, и теми, кто еще не «наелся».
А тем временем часть азербайджанского капитала
перебралась за границу и в удалении
от всеобщего контроля «базарной» администрации начала приобретать новое «гражданство» и подозрительный
политический оттенок. Достаточно вспомнить о трениях между правительством Азербайджана и российским «Союзом
азербайджанских миллиардеров» (неофициальное название Союза азербайджанских
организаций России) весной-летом
прошлого года, когда объединившаяся азербайджанская оппозиция впервые в истории
страны выдвинула кандидатом в президенты Азербайджана гражданина России и власти
в этом узрели проделки «Союза». Я не говорю тут о том, насколько реальным было
это обвинение, но сам сценарий инвестиций зарубежных капиталов в политику после
недавней смены власти в Грузии выглядит вполне осуществимым.
Таким образом, тянуть с финансовой амнистией и политической либерализацией
уже небезопасно, и следующий год парламентских выборов мог бы стать началом
активного переговорного процесса. Для начала в парламент вместо певичек могли
бы допустить представителей секулярной оппозиции и с ними обсудить основанный
строго на законе переход к более либеральной модели и в экономике, и в
политике. Но хватит ли для этого политической мудрости у всех заинтересованных
сторон или они будут ждать, пока в двери «Белого дома» не постучат прикладами
автоматов боевики «Исламского Государства»?
---------------
Нам нужен рынок, а не базар! («Шли к рынку, а пришли к базару»)
(В.С. Черномырдин, из речи в Верховном Совете России 14.12.1992, в день своего утверждения премьер-министром)
(В.С. Черномырдин, из речи в Верховном Совете России 14.12.1992, в день своего утверждения премьер-министром)
