В ПАСЕ пройдут слушания по политзаключенным

Как стало известно, на 17 мая в Комитете по правовым вопросам и правам человека ПАСЕ намечены слушания по вопросу политзаключенных в Азербайджане. Ожидается участие представителей международных НПО, азербайджанских политэмигрантов, а также докладчика по политзаключенным в Азербайджане Сунны Эварсдоттир.

В этом нет ничего необычного или неожиданного. Есть список обязательств Азербайджана, взятых при вступлении в Совет Европы в январе 2001 г. Их исполнение было рассчитано максимум на 3 года, но многие из которых не выполнены до сих пор — некоторые полностью, как, скажем, принятие закона о нацменьшинствах, ратификация Европейской Хартии о языках нацменьшинств и региональных языках, создание альтернативной гражданской службы для отказников от армии по убеждениям, другие частично — например, по политзаключенным или безнаказанности пыток. Раз уж в свое время под этими обязательствами власти Азербайджана подписались, то нелогично жаловаться на то, что от них чего-то требуют в этой области и проявляют повышенное внимание в сравнении с другими странами СЕ, которые тоже не без проблем. Нельзя поступать в духе восточного базара: что-то пообещать при заключении сделки, а потом, получив свое, отказаться и обижаться на то, что деловой партнер напоминает о долге.

Слушания по ситуации с правами человека в Азербайджане с участием активистов гражданского общества иногда проводятся в Комитете по правовым вопросам и правам человека и в Мониторинговом комитете ПАСЕ. Я в таких слушаниях когда-то тоже принимал участие и считаю их полезной процедурой, позволяющей разносторонне оценить прогресс в выполнении взятых обязательств. Правда, для этого надо соблюдать баланс: помимо эмигрантов, давно оторвавшихся от своих корней и психологически настроенных видеть ситуацию в более мрачных тонах, стоит выслушать и тех активистов, которые продолжают работать в стране и потому имеют свой взгляд на происходящее. Тем более, что при использовании онлайн-конференций для этого уже не требуется куда-то ехать.

На этот момент, как утверждается оппозицией, в заключении находятся больше 100 политзаключенных. Цифры эти прямо зависят от критериев, используемых при составлении списков. Хотя составители обычно ссылаются на критерии ПАСЕ, принятые для стран СЕ в октябре 2012 г. (а для Азербайджана - фактически еще в октябре 2001 г.), в реальности их трактуют очень вольно и далеко от них отступают.

Если кто-то носит бороду и 5 раз в день молится, и при этом участвует в деятельности, которая в случае успеха вернет Азербайджан в XIX век, к шариатскому правлению, к упразднению прав и свобод, признанных в пактах и конвенциях, то пресечь такую деятельность — это не только право, но и обязанность правоохранительных органов, и арест таких людей не делает их политзаключенными и «преследуемыми за веру». А таких людей в нынешних списках — порядка двух третей.

Еще в 1948 г. Всеобщая Декларация Прав Человека предупреждала: «Ничто в настоящей Декларации не может быть истолковано, как предоставление какому-либо государству, группе лиц или отдельным лицам права заниматься какой-либо деятельностью или совершать действия, направленные к уничтожению прав и свобод, изложенных в настоящей Декларации». 

Статья 17 Европейской Конвенции по правам человека повторяет этот принцип почти дословно: «Ничто в настоящей Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо Государство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции».

Нельзя пользоваться своими правами и свободами для того, чтобы загнать женщину под чадру, дискриминировать иноверца, забивать камнями людей с другой сексуальной ориентацией, убивать журналиста за его атеизм и т. п. Не надо самообманываться или играть в наивность в вопросе религиозного экстремизма — мы видим, к чему он приводит от Ливии до Китая.

И недостаточно поставить диагноз форме правления в стране как авторитаризму, чтобы оправдать любых оппонентов правительства. Мы это проходили во время 70-летнего затмения в СССР, когда откровенных расистов и фашистов вроде Нжде или пособников нацистов вроде Власова возводили в ранг борцов за демократию. Нельзя вновь наступать на те же грабли.

Кстати, в 2012 г. критерии, разработанные первоначально для Азербайджана и Армении, были дополнены пунктом о недопустимости считать политзаключенными террористов. А террористы — это не только те, кто режет госчиновника, выкрикивая религиозные лозунги, режет журналиста или стреляет по полицейским, но и те, кто поддерживают и культивируют похожие идеи.

За вычетом религиозных радикалов, в списках политзаключенных остается не так много народа, и часть из них оказалась там тоже явно случайно. Например, как-то незаметно исчезло понятие «журналистский рэкет», который еще недавно дружно порицался журналистским и правозащитным сообществом. Теперь нередко журналистов-рэкетиров записывают в «пострадавшие за критику», хотя эта критика как раз всегда и является частью плана вымогательства отступных за ее прекращение.

Понятно желание держать тему прав человека в Азербайджане в повестке дня Совета Европы, когда события в Беларуси, России и Украине отодвигают ее на незаметный задний план. Но надо смириться с этим и продолжать работать без псевдосенсаций.

Кстати, подоспел и новый отчет организации Freedom House, оставившей Азербайджан в списке авторитарных режимов. При этом, по критериям Freedom House, Азербайджан является консолидированной авторитарной страной и отстает в оценках от соседней Армении, где режим тоже авторитарный, но полуконсолидированный.

С конкретным рейтингом (у кого положение хуже, у кого лучше) можно поспорить, но с общей оценкой надо согласиться. До демократии нам еще далеко, и даже правительство признает наличие коррупции и то, что реформы в стране саботируются чиновниками.

В чем же разница с соседями? По определению Freedom House, консолидированный авторитарный режим является закрытым обществом, в котором диктатор не допускает политического соперничества и плюрализма и способствует широкому проявлению нарушений основных политических гражданских прав и прав человека. Полуконсолидированный авторитарный режим пытается скрывать авторитаризм или полагаются на внешние силовые структуры, не придавая должного значения демократическим институтам и методам.

И там, и там сохраняются выборы, гражданское общество, СМИ, но действуют они под давлением централизованной власти. Борьба с коррупцией ведется, но имеет обычно политическую подоплеку. Но в одном случае лидер страны несменяем, а в другом — они меняются, служа одной и той же группе олигархов, но создавая видимость того, что мнение общественности и оппозиции чего-то стоит. В Армении и Грузии как раз такой случай корпоративного авторитаризма.

По сути, проблема не в том, как часто меняется лидер страны. Например, в 1992-1993 гг. в кресле президента Азербайджана по очереди сидели А.Муталибов, Я.Мамедов, снова А.Муталибов, И.Гамбар, А.Эльчибей, Г.Алиев. Ни в одной из соседних стран такого «расцвета демократии» не было. Но этот хаос не сделал нашу страну демократичной и привело к кризису, последствия которого чувствуются даже через три десятилетия.

Так что нужно лечить причину болезни, а не купировать ее симптомы. А причина в том, что у нас до сих пор нет полноценной рыночной экономики, без которой построение демократии невозможно. Без конкуренции в экономике невозможна конкуренция в политике.

В феврале прошлого года президент Ильхам Алиев сделал многообещающие заявления: вся экономика должна выйти из тени, все предприниматели должны платить налоги, «государственные органы установили переходной период» для предпринимателей. Понятно, что разразившаяся после этого пандемия и военное положение не способствовали реализации этих планов. Но похоже, что от них не отказались, на что указывают как кадровые перестановки, так и наказания чиновников, не принявших «новую экономическую политику» президента всерьез. Кажется, налаживается и диалог властей с гражданским обществом, прерванный 7 лет назад по вине тех чиновников, которых на сегодня уже отодвинули от рычагов власти.

Так что есть основания для осторожного оптимизма.

Эльдар Зейналов.

Тонкие грани определения «политзаключенный»

В марте 2001 года, то есть 20 лет назад, в Азербайджане начала работать так называемая «Группа Трекселя» по проблеме политзаключенных в Азербайджане и Армении. Это была первая внешняя экспертная группа по политзекам, признанная нашим правительством.

К октябрю 2001 г. она и разработала первые критерии этого понятия — пока только для Азербайджана с Арменией. А в 2012 г. приняли новые, хотя они фактически до запятой повторяли критерии Трекселя, лишь добавились 2 пункта — о недопущении считать террористов политзаключенными, и о том, что страны Совета Европы должны их применить.

 

Напомним, недавно по случаю Новруза было помилование по распоряжению президента Ильхама Алиева. На свободу вышли 38 политзаключенных, в том числе фигуранты «Нардаранского дела», «Гянджинского дела», активисты оппозиционной Партии Народного фронта. Тем не менее, и сейчас некоторые правозащитные организации готовят списки, в которых указано, что за решеткой в Азербайджане все еще находится значительное количество политзаключенных.

Своим видением того, кого именно можно считать политзеками, есть ли общие критерии этого понятия для Европы, для всего мира, поделился с "Зеркалом" известный эксперт, директор Правозащитного центра Азербайджана Эльдар Зейналов:

— Спор о том, есть у нас в Азербайджане политзаключенные или нет, ведется еще с поздних советских времен. Причем времена и государственная идеология менялись, а ответ меняющихся властей был категоричен: политзеков нет, потому что при данной, самой справедливой власти, их не может быть никогда, в принципе. Если осудили по статье Уголовного Кодекса — значит, это уголовник.

Диссиденты и правозащитники возражали, ссылаясь на определение, которое в начале 1960-х дала международная правозащитная организация Amnesty International («Международная Амнистия», МА). Под «политзаключенными» она подразумевала любого, чье дело содержало значительный политический элемент, относящийся либо к мотивации действий обвиняемого, либо к характеру этих действий, либо к мотивации властей. При этом «политическим» считался любой аспект, связанный с политикой, а не только членство в политической организации.

Наличие такого момента в уголовном деле заставляет насторожиться, так как может указывать либо на надуманность уголовных обвинений, либо пристрастность при расследовании и осуждении (если дело содержит состав уголовного преступления). Но политическая мотивация нередко является и самым сложно доказуемым аспектом дела.

Наряду с этим, МА ввела категорию «узников совести» — тех политзаключенных, кто был подвергнут лишению свободы за мирное осуществление гарантированных основных прав и свобод. Лишь для них МА требует немедленного освобождения, для остальных же политзаключенных — справедливого суда.

В 1995 году основные права и свободы были гарантированы главой III новой Конституции, в том числе и право каждого «защищать не запрещенными законом способами и средствами свои права и свободы», а также обязанность государства защищать права и свободы каждого (ст. 26). При этом добавилась проблема определения того, были ли примененные предполагаемым политзаключенным способы и средства защиты своих прав запрещены законом.

В 1996 г. появился национальный закон «О реабилитации жертв политических репрессий», который, правда, касался лишь советского периода, но внес свою лепту в понятие «политической репрессии», что было полезно для понимания политического аспекта в делах заключенных. Согласно этому закону, «политически» репрессированными являются «лица, считающихся социально опасными для государства и его политического устройства по классовым, социальным, национальным, религиозным или другим признакам», причем их наказание было применено государством по политическим соображениям и исполнено по решению суда и других органов, наделенных судебными функциями, либо в административном порядке исполняемые органами и должностными лицами исполнительной власти, либо органами, наделенными административными правомочиями.

Вот на основе этих, достаточно нечетких, критериев к середине 2000 года было составлено несколько списков предполагаемых политзаключенных — от 48 до 716 в каждом. Самый большой, составленный по критериям МА, был у Правозащитного центра Азербайджана. Он никогда не был тайным и по мере составления публиковался в журнале «Ганун» (1996-97) и газете «Азадлыг» (1998). Этот документ, куда вошли заключенные из разных политических групп, подвергался критике со стороны властей, для которых политзаключенных не было вообще; со стороны оппозиции, для которой политзеками были лишь члены «своих» партий; со стороны правозащитников, которые часто путали узников совести и политзаключенных.

На этом фоне произошло эпохальное событие: наши власти, хотя и чисто теоретически, приняли саму идею, что в Азербайджане могут быть политзаключенные, и что их дела надо пересмотреть. В документе, озаглавленном «Мнение 222 (2000)» от 26 июня 2000 г. этот пункт был в списке обязательств Азербайджана для вступления в Совет Европы (СЕ). В январе 2001 г. этот документ был официально принят, и наша страна вошла в СЕ.

Обязательство дословно гласило: «Освободить или дать право на новый судебный процесс тем заключенным, которые считаются «политическими заключенными» правозащитными организациями». Но как разобраться с несколькими существенно различающимися списками, которые эти правозащитные организации составили? И кто вынесет вердикт о том, являются ли лица из этих списков «политическими» или «уголовными» заключенными?

Для ответа на эти вопросы Генеральный секретарь СЕ Вальтер Швиммер предложил Комитету министров СЕ провести экспертное исследование таких дел на основе предложенных им полномочий, и «подготовить конфиденциальное заключение по указанным делам с указанием того, могут ли указанные лица быть определены как политические заключенные на основе объективных критериев в свете прецедентной практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и стандартов Совета Европы».

После принятия предложения Швиммера, 15 февраля 2001 г. эксперты были утверждены. Ими стали: проф. Штефан Трексель, проф. Эверт Алкема и Александр Арабаджиев. Все трое когда-то были судьями Европейской Комиссии по Правам Человека — подобия «предбанника» ЕСПЧ, который в 1955-1998 гг. проводил предварительную проверку жалоб в ЕСПЧ на приемлемость. То есть эксперты Швиммера были люди с богатым опытом определения факта нарушений прав человека, а Трексель и вовсе когда-то возглавлял эту комиссию.

Практически сразу эксперты столкнулись с множеством технических проблем. Так, они не могли найти английскую или французскую версию нашего Уголовного Кодекса, перевод уголовных дел и пр. Срывались согласованные сроки представления английских переводов текстов, некоторые тексты переводились плохо и из них ничего нельзя было понять (хотя, по-моему, иногда была проблема не с переводом, а с самим текстом приговора), и т. п. Тем не менее, в период с 6 марта по 18 апреля, они смогли сделать огромную работу: получить от правозащитников имевшиеся списки предполагаемых политзаключенных, общее описание дел на английском, а также отобрать 25 т.н. «пилотных дел», которые относились к разным группам заключенных и анализ которых должен был аргументированно ответить сначала на вопрос — есть ли в Азербайджане политзаключенные вообще?

Отмечу, что на этом этапе в списке были и 2 предполагаемых политзека из Армении. Это были бывший министр образования, лидер оппозиционный партии «Новый Путь» и бывший кандидат в президенты в 1998 г. Ашот Блеян, а также Аркадий Варданян, арестованный за несанкционированную демонстрацию 30 октября 2000 г. в центре Еревана против политики тогдашнего президента Р.Кочаряна. Однако власти Армении срочно их освободили, после чего они потеряли статус жертвы, и их дела в дальнейшем не рассматривались.

Наши же власти до этого не додумались, и эксперты принялись исследовать «пилотный список», в результате чего в 19 из 23 дел пришли к выводу, что это были политзаключенные.

Отмечу, что в настоящее время из этого «пилотного списка» в заключении находятся Э.Амирасланов и А.Кязымов. Был освобожден, но вновь арестован в 2011 году Р.Ахундов (Ахундзаде), а 4 годами позже к нему присоединился и его сын Мохаммедали.

Огромной заслугой экспертов Швиммера был анализ имеющихся критериев политзаключенных, вплоть до опыта Южной Африки, и составление на их основе «Объективных критериев определения «политических заключенных» в Армении и Азербайджане». С тех пор эти критерии используются всеми, кто хочет объективно оценить политический характер того или иного ареста.

Итак, «лицо, лишенное его или ее личной свободы, должно считаться «политическим заключенным»:

a. если тюремное заключение было применено в нарушение одной из фундаментальных гарантий, установленных Европейской Конвенцией по Правам Человека (ЕКПЧ) и протоколов к ней, в частности, свободы мысли, совести и религии, свободы выражения и информации, свободы собраний и объединений;

b. если тюремное заключение было применено по чисто политическим причинам без связи с каким-либо преступлением;

c. если, по политическим мотивам, длительность тюремного заключения или его условия явно непропорциональны преступлению, в котором это лицо было признано виновным или подозревается;

d. если, по политическим мотивам, он или она заключены в дискриминационной манере по сравнению с другими лицами;

e. если тюремное заключение является результатом процедур, которые были явно несправедливыми и это выглядит связанным с политическими мотивами властей».

Первый критерий (а) является основным, общим и описывает политическую мотивацию ареста. Наличие второго критерия (b) означает, что политзаключенный является «узником совести», по классификации МА. Критерии (c) и (d) относятся к прочим политзаключенным, в деле которых есть уголовный аспект, и которые должны содержаться в заключении, но без дискриминации. Критерий (е) означает, что уголовное дело для его дальнейшей оценки нужно пересмотреть заново.

Доклад экспертов Швиммера также гласил, что «утверждение о том, что лицо является «политическим заключенным», должно подтверждаться доказательствами «prima facie» (т. е. предварительными). После их выдвижения, правительство должно доказать, что «содержание под стражей полностью соответствует требованиям Европейской Конвенции по правам Человека (ЕКПЧ) в интерпретации ЕСПЧ в том, что касается существа дела, что требования соразмерности и недискриминации были соблюдены, и что лишение свободы является результатом справедливого судебного разбирательства».

Серьезной претензией к этим критериям было то, что они не были универсальными и применялись даже не к двум странам Южного Кавказа, для которых они были разработаны, а лишь к Азербайджану. Ситуация не поменялась даже после событий 1 марта 2008 года, когда в Армении с применением боевого оружия разогнали акцию протеста против фальсификации выборов. Тогда погибли 10 человек, были ранены около 230 демонстрантов и 33 полицейских, было введено чрезвычайное положение, в Ереван ввели войска из Карабаха. Официальное количество арестованных достигло 106, превысив число политзаключенных в Азербайджане. Были тогда политзеки и в Грузии. Но даже и в тот момент призыв правозащитников назначить докладчика ПАСЕ по политзаключенным всего Южного Кавказа отклика не получил. Его назначили лишь по Азербайджану. А расследование «первомартовского дела» в результате возобновили лишь годы спустя.

В 2012 году докладчик Кристоф Штрассер провел в Страсбурге слушания с участием нескольких азербайджанских экспертов, включая меня. Речь шла и о критериях политзаключенного. Я высказался за их универсальность для всего СЕ и за ограничение для признания политзаключенными левых, правых и религиозных экстремистов.

Мое мнение было учтено Штрассером и, хотя и в несколько искаженном виде, нашло свое отражение в Резолюции 1900, принятой по его докладу ПАСЕ 3 октября 2012 г. Документ упоминает, что «те, кто лишен их личной свободы за террористические преступления, не должны рассматриваться как политические заключенные, если они подверглись уголовному преследованию и приговорены за такие преступления согласно национальному законодательству и ЕКПЧ».

Хотя экстремизм, который я имел в виду — это не обязательно террор. Например, исповедующий исламский или христианский фундаментализм человек может быть осужден за телесные наказания детей, половую связь с несовершеннолетней «женой» или ненамеренное убийство при изгнании дьявола из соседа (это все реальные для нас ситуации). И тут будет совсем неуместно считать, что он осужден как «верующий», именно так представлявший свое следование канонам религии. А у нас в «невинно осужденные» готовы записать и членов тайных сообществ, члены которых стреляют по полицейским и убивают невооруженных парламентеров. Если тот или иной «верующий» поддерживает в принципе такой способ выяснения отношений с оппонентами, но в данной ситуации не убил кого-то — это не его заслуга и не индульгенция, а лишь стечение обстоятельств.

Упомянутая мною Резолюция также «приглашает компетентные власти всех стран-членов Совета Европы пересмотреть дела любых предполагаемых политических заключенных с приложением вышеупомянутых критериев и освободить или заново осудить любых таких заключенных, к кому это применимо». Хотя Грузия пока что единственная страна, которая применила эти критерии и в 2013 году освободила всех 190 тогда имевшихся у них политзаключенных.

Рауф Оруджев

6 апреля 2021, 20:09

https://zerkalo.az/tonkie-grani-opredeleniya-politzaklyuchennyj/