«Дело Наркомзема»

Проведенный в Кировабаде в августе 1938 г. суд копировал «Московские процессы»

В спорах о причинах репрессий против руководящих кадров СССР в 1937-38 годах, высказывается обоснованное мнение, что они были нужны вождям, чтобы оправдать в глазах простого народа очевидные провалы в хозяйственной политике большевиков, построенной на авантюризме и экономической изоляции от остального мира. Проще всего было списать их на сознательное вредительство со стороны врагов с целью ослабления власти трудящихся. Именно поэтому во время репрессий добивались не правды, а признаний. 

Десятилетием ранее, в качестве «козлов отпущения» выступили старые «буржуазные» специалисты, которых заставили признаваться и каяться на ряде показательных процессов. В Азербайджане, вредителей нашли тогда в нефтяной промышленности, в Каспийском пароходстве, в Азербайджанской дивизии. Их заменили на лояльных «красных директоров». 

В сельском хозяйстве правительство пошло на радикальные меры, взяв курс на сплошную коллективизацию и даже физическую ликвидацию зажиточной прослойки крестьян. Помещиков в Азербайджане лишили имущества еще в 1920-м, кулаков с 1928 г. постоянно раскулачивали и высылали. 

Но вместо решения продовольственной проблемы, Азербайджан столкнулся с голодом и восстаниями. Колхозы и совхозы, которые, по уверениям коммунистической пропаганды, были заведомо эффективней, не справлялись с решением продовольственной проблемы. На уже ликвидированных классовых врагов - помещиков, буржуазию и кулаков становилось все труднее списывать товарный и продуктовый голод в стране, аварии на производстве, срыв хозяйственных планов. 

И тогда новые враги нашлись уже в собственных рядах, в лице правых, левых и национальных уклонистов от генеральной линии партии, выразителем которой в Азербайджане Кремль назначил бывшего руководителя АзЧК-АзГПУ Мир Джафара Багирова. В 1932 г. он возглавил правительство (Совнарком), а в 1933 г. стал 1-ым секретарем ЦК АКП(б). Вскоре он возглавил чистку кадров, стартом которой стали т.н. «Московские процессы». 

Сценарий постановочных процессов в Азербайджане был адаптирован к местным условиям. Да и шаблон «Московских процессов» - «дворцовый переворот» с индивидуальным террором против первого лица - в Азербайджане не мог выглядеть основным. Это в Москве во главе Компартии сидел несменяемый И.Сталин, а в Азербайджане они менялись довольно часто. За неполные 14 лет до Багирова, АКП(б) возглавляли 10 человек. Каждый раз кто-то кого-то подсиживал, но ничего по сути не менялось – Азербайджан и его Компартия продолжали быть зависимыми от Кремля. Внутрипартийная борьба здесь чаще всего принимала формы не фракционности, а групповщины и взаимного подсиживания, а левая фраза причудливо переплеталась с национализмом, который был чужд российским оппозиционерам. 

Следствие искусственно объединило всех коммунистов-противников Багирова в единый центр, который якобы должен был поднять массовое восстание против Советской власти, приуроченное к началу войны СССР с капиталистическим окружением. По сценарию, почвой для восстания, когда после «советизации» на коммунистической пропаганде уже выросло целое поколение граждан, могли быть социально-экономические проблемы. Они в Азербайджане действительно были -оставалось лишь выдать их за искусственно созданные новыми вредителями. Как заявил Багиров в 1937 году, оппозиционеры «восприняли все те методы, формы вредительства, которые имелись раньше в нашем народном хозяйстве, прибавив к ним новые, более гнусные, более пакостные методы». 

Оставалось привести пример. Так появились дела о вредительстве в различных отраслях хозяйства республики, завершавшиеся тайными судами или заочными приговорами. Но были и редкие постановочные публичные процессы. 

Так, в октябре-ноябре 1937 г. был проведен суд по «Шемахинскому делу». Его главный фигурант - один из лидеров большевиков Гамид Султанов, который сам беспощадно подавлял восстания в 1920-х, был представлен в противоположной ипостаси - как организатор крестьянского повстанчества. Уже на этом процессе были затронуты вопросы вредительства в сельском хозяйстве, пока лишь в пределах одного Шемахинского района. 

Еще больший акцент на вредительстве имел открытый суд, проходивший 4-18 августа 1938 года в Кировабаде (Гяндже) по делу «контрреволюционной, буржуазно-националистической, повстанческо-террористической, вредительской организации в системе Наркомата земледелия Аз.ССР». Утверждалось, что организация ставила перед собой целью свержение Советской власти в Азербайджане, его отделение от СССР и восстановление капитализма. Для этого ее члены, используя диверсии, вредительство и террор, намеревались ухудшить условия жизни, вызвать недовольство населения и поднять его на восстание. 

В Москве к тому времени арестовали всех наркомов земледелия, занимавших этот пост с 1929 г. И в Азербайджане, наркомзем Гейдар Везиров в июле 1937 г. также подвергся «проработке» в ЦК АКП(б). Багиров заявил: «За исключением Вас персонально, весь аппарат [Наркомзема] или арестован, или разоблачен, или в стадии разоблачения… Речь идёт о том, что аппарат Наркомзема сознательно вёл антисоветскую, антиколхозную работу. Так обстоит дело… Есть достаточные основания заявить здесь о том, что всё, что делалось антисоветского, антигосударственного, антиколхозного, контрреволюционного в сельском хозяйстве Азербайджана, возглавлял Везиров». По мнению лидера коммунистов, Везиров был «из тех врагов, которые по сегодняшний день остались неразоблаченными в наших рядах». 

Везирова вывели из ЦК, исключили из партии, сняли с поста наркомзема и передали его дело в НКВД. Он был арестован, сломался под пытками и дал показания на себя и других о том, что готовил теракты против Берия и Багирова и восстания в 46 районах. Однако, как и многие крупные фигуры «заговора», он не был пригоден для открытого суда, где мог бы публично отказаться от признаний. Поэтому наркома осудили в закрытом заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР, и расстреляли в октябре 1937 г. 

На публичный же процесс вывели 14 фигур помельче из числа работников системы Наркомзема во главе с бывшим замнаркома Аджи Полад-заде. Среди них были, например, нач. управления животноводства НКЗ АзССР Бахрам Аллахвердиев, его заместитель Мамедали Биляндар-заде, директор животноводческого совхоза Гусейн Гусейнов и другие. Из них лишь двое - Афан Икмек и Мамед Султанов не признали себя виновными на следствии, выдержав все пытки. Остальные были сломлены, и от них суд не ждал неприятных «сюрпризов». 

И, как оказалось, зря. Заседания Специального Присутствия (коллегии) Верховного Суда Аз.ССР проходили в Государственном театре им. Берия в Кировабаде. Зал был переполнен подготовленной публикой, еще около 2000 человек собралось снаружи, на площади около репродукторов. В условиях такой иллюзорной гласности, во время подготовительного заседания суда 4 августа 1938 года, восемь из 14 подсудимых (Г.Гусейнов, А.Икмек, Ч.Исмаилов, М.Панахов, А.Полад-заде, С.Султанов, М.Султанов и М.Биляндар-заде) отказались признать себя виновными полностью, а еще один – Я.Джигитов признал себя виновным лишь частично. 

Ночью «отказников» доставили в Кировабадский горотдел НКВД. Начальник горотдела Гамрекели, следователь НКВД Л.Гинзбург и прокурор Алигусейнов всю ночь их «обрабатывали». Биляндар-заде, например, «угрожали высылкой детей, арестом жены и безусловным расстрелом». На следующий день обвиняемый выступил с опровержением своего отказа. Аналогичные жалобы были и от других отказавшихся. 

На протяжении последующих 11 дней подсудимые рассказывали о вредительстве. По их словам, планы доводились до хозяйств с запозданием; племенной скот использовался неэффективно; скот держался в антисанитарных условиях; навоз выбрасывался рядом с сеном, что приводило к болезням. Не были освоены деньги, выделенные на строительство помещений для скота и для снабжения 40 тыс. бескоровных колхозников коровами. В 1935 г. на 3 тыс. га сократили посевы люцерны. Несвоевременная вакцинация привела к тому, что в 1937 г. 30-40% лошадей в колхозах и совхозах были больны и не использовались. И т.д. 

В подтверждение сказанного было представлено заключение судебно-технической экспертизы. Но еще в 1940 г. ВС СССР констатировал, что экспертиза являлась «свидетельским показанием, а не выводом, основанным на точных данных, все заключение экспертизы носит явно выраженный обвинительный уклон». Она «дала оценку отдельных действиям подсудимых как вредительским, что в функции экспертизы не входит». 

Читая эти обвинения, поневоле сравниваешь с нынешним положением сельского хозяйства страны. Падение урожайности сельского хозяйства, массовый завоз продуктов питания из-за рубежа в ущерб местным производителям, закупка зараженной «картофельной болезнью» муки, почти полное исчезновение хлопководства и чаеводства, массовый забой птицы из-за несвоевременных мер против птичьего гриппа, отсутствие эффективного плана по продовольственной безопасности, миграция сельчан в города из-за нерентабельности сельского хозяйства… 

Все это, с позиций 1937-38 годов смотрелось бы, мягко говоря, подозрительно и, при наличии «революционного правосознания» у следователей и судей, вполне могло бы быть оценено по соответствующим статьям Уголовного Кодекса. Именно это сравнение с современностью и является одним из главных обиходных аргументов в пользу невиновности обвиняемых и фиктивности обвинений. Если даже сейчас, в отсутствие классовой борьбы, люди с высшим образованием и с доступом к мировым достижениям, могут «наломать дров» в сельском хозяйстве, то правильно ли было ожидать большего 80 лет назад и искать политический умысел в действиях людей с начальным образованием? 

Во время реабилитации в 1955 г., кстати, недоказанность принадлежности «вредителей» к контрреволюционной организации автоматически подвела к выводу, что «вскрытые экспертизой должностные преступления обвиняемых не могут быть квалифицированы как преступления, совершенные с контрреволюционным умыслом». Сами же должностные преступления, возможно надуманные, спустя около 20 лет перепроверить оказалось невозможно. 

…Вечером 16 августа 1938 г. прокурор Агагусейн Алигусейнов выступил с речью, обрушив в адрес сидящих на скамье подсудимых «подлых фашистских выродков» обвинения в подготовке вооруженного восстания и террора, вредительстве, создании антисоветской организации. Это тянуло по 4 «подрасстрельные» статьи (21-64, 69, 21-70,73) УК АзССР, и именно расстрела как высшей меры социальной защиты от «шайки», прокурор и потребовал для 12 из 14 подсудимых, лишь для двух запросив 20 и 25 лет (причем тюремного заключения, а не лагеря). Следующий день прошел в заслушивании последнего слова осужденных. 

Суд проявил «либерализм» и 18 августа осудил к расстрелу «лишь» 10 человек. Среди счастливчиков, получивших срок, оказались А.Икмек (25 лет), А.Исмиев (20), С.Мамедов (15), М.Панахов (12). Однако тот факт, что их осудили судом союзной республики, предполагал, что осужденные могут подать жалобу на приговор в вышестоящий суд (ВС СССР), что они и сделали. На их счастье, к этому моменту, после замены Ежова Берией, уже начали сворачиваться массовые репрессии. В частности, там, где дело строилось лишь на признании как «царице доказательств», отказ группы обвиняемых от взаимных оговоров разваливал дело и приводил к пересмотру. 

Под эту волну попало и «дело Наркомзема». 20 февраля 1939 г. ВС СССР отменил приговор и отправил дело на новое рассмотрение в ВС Аз.ССР. 18 августа 1939 года суд вынес новый приговор, где уже не было ни одного смертного приговора, а сроки колебались от 8 до 25 лет (максимальные получили Полад-заде и Биляндар-заде). 

29 января 1940 г. Пленум ВС СССР снова отменил приговор с направлением дела на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия. На этом «либерализм» Берия закончился. Вместо того чтобы выполнить решение ВС, он добился рассмотрения дела Особым Совещанием (ОСО) при НКВД СССР, куда дела направляли в случае, если они не имели судебной перспективы. 

В стране уже шла война, когда 5 сентября 1942 года ОСО заново рассмотрело дело и подтвердило виновность 10 обвиняемых. В ответ на их жалобы ОСО лишь снизило сроки до 7-10 лет ИТЛ. К тому моменту Бахрам Садых оглы Аллахвердиев, Мамедали Гусейнкулу оглы Биляндар-заде, Ясон Иванович Джигитов и Гусейн Рагимович Шихалиев уже умерли от каторжных условий труда в лагерях. 

При Хрущове дело снова пересмотрели. В заключении КГБ при СМ Аз.ССР от 26 марта 1955 г. отмечались путаница в показаниях обвиняемых о вербовке в организацию и игнорирование судом заявлений о вынужденном характере показаний. Допрошенные в 1955 г. эксперты Леонид Дмитриев и Василий Липницкий указали на давление следствия на комиссию. Новая экспертиза на основе старых данных 1937-38 годов не подтвердила многих из высказанных первой экспертизой выводов. 

Следователь Лазарь Гинзбург признал что к обвиняемым «применялись угрозы в процессе следствия, также как и уговоры, давать правдивые показания», избиения по меньшей мере к двум его подследственным, и что он лично выезжал на суд в Кировабад и следил за поведением подсудимых, «рекомендуя» им придерживаться прежних показаний. Гособвинитель по делу Агагусейн Алигусейнов заявил, что с материалами дела не был знаком и даже не принимал участие в составлении обвинительного заключения, с которым он выступил на суде. 

Особое место в заключении КГБ заняли заявления о применении к обвиняемым «мер физического воздействия и других незаконных методов следствия», о которых осужденные сообщали в своих жалобах. Так, по словам Биляндар-заде, «110 суток меня держали в сыром подвале, угрожали арестом жены и репрессиями семьи. До потери сознания держали на ногах во время бесконечных круглосуточных допросов. Применением всяческих других незаконных мер воздействия меня довели до состояния полного отчаяния…» 

Точку в «деле Наркомзема» поставило определение Военной Коллегии ВС СССР 18 июня 1955 года, оправдавшее всех осужденных. 

Надо заметить, что по «делу Наркомзема» были арестованы и осуждены много других людей, но уже тайно, заочными решениями тройки при НКВД Аз.ССР и ОСО при НКВД СССР. За связь с Г.Везировым осудили к лагерям начальника Зернового управления НКЗ Аз.ССР Г.Нуриева, работника НКЗ А.Мехтиева, директора Азербайджанской селекционной станции И.Ашурлы. 

Мы знаем о них сейчас лишь потому, что когда-то, в 1956 году, их имена всплыли на суде по делу М.Д.Багирова. В целом же архивы НКВД до сих пор цепко хранят имена жертв репрессий, информация о которых по какой-то причине даже спустя 80 лет считается содержащей «тайны оперативно-розыскной деятельности» и «затрагивающей личные интересы» уже давно умерших информаторов НКВД и свидетелей фальсифицированных обвинений. 

В Грузии и Украине, например, архивы ЧК-ГПУ-НКВД времен репрессий открыты для исследователей. Интересные материалы из них на регулярной основе публикуются самими архивистами этих стран. Остается лишь надеяться, что и в Азербайджане возьмут с них пример, и хотя бы внуки и правнуки узнают Правду. 

Эльдар Зейналов.

В сокращении:

https://minval.az/news/123813076