Пятый корпус: "Буржуй" (17)

Еще одним феноменом тюремной жизни является наличие «буржуев». С революционных времен таким завистливо-уважительным прозвищем в тюрьмах награждают наиболее состоятельных заключенных.

Вспоминая о днях, проведенных им в Баиловской тюрьме в царские времена, писатель М.С.Ордубади пишет о том, что в это же время в тюрьме находились гочу (телохранители) Кяблеи Агакерим и Сеймурбек: «В отличие от других заключенных, их содержали в чистых, аккуратно убранных камерах, их прислуга имела свободный доступ в тюрьму. Гочу могли принимать посетителей, проводили даже совещания, в которых участвовали бакинские миллионеры. Ежедневно им присылали с воли десять-пятнадцать самых различных обедов, которыми заключенные гочу делились с тюремным начальством и заключенными из соседних камер. Надзиратели и тюремное начальство беспрекословно исполняли любые пожелания гочу».

Степень такой состоятельности, обеспечивающей некоторые покупаемые за деньги привилегии, зависит и от доходов «буржуя», и от режима в тюремном учреждении. В перегруженном «корпусе смерти», где на всех было одно клеймо, и где каждый мог однажды пойти в «подвал», эти «привилегии» были понятием относительным. Подразумевалось, однако, что «буржуй» должен был иметь лучшую камеру, регулярные встречи с родственниками, обильные продуктовые передачи 1-2 раза в месяц, адвоката, не положенные тюремными инструкциями «карманные деньги» для оплаты текущих нужд. От пребывания в одной камере с «буржуем» выигрывали и сокамерники, с которыми «буржуй» обычно делится за оказание каких-то услуг или просто, чтобы обеспечить к себе хорошее отношение.

После побега смертников где-то полгода о «буржуйском» существовании никто не мог и мечтать. В это время почти не разрешали свидания и передачи, на которые был негласный запрет. Однако это посадило на «голодный паёк» и самих тюремщиков, и поэтому с апреля 1995 г. вновь начали давать «левые» (не разрешенные) свидания и передачи. По воспоминаниям бывших смертников, в 95% случаев это решение зависело от старшины Кахина, и лишь в 5% вмешивался начальник тюрьмы. Такое положение позволяло старшине изолировать тех или иных неугодных заключенных и, с другой стороны, обеспечить более «комфортное» существование кучке «буржуев».

В апреле 1995 г. одну из недавно отремонтированных «больших» камер (№132), которую в первый период «пресса» использовали вместо морга, старшина превратил в подобие «буржуйской». Он за мзду перевел туда из перегруженных камер тех заключенных, которых регулярно «грели» родственники, позволил держать там опрятное постельное белье, кое-какие съестные припасы и т.п. Этот тонкий ручеек «грева» помог спасти жизни и небольшой группе неимущих заключенных. В последний период существования смертной казни таких камер - «буржуйских хат» было уже 3.

В одной из таких камер, уже в относительно спокойный период «поселился» бывший министр, о котором я хочу рассказать. При относительно «большом» размере 3,25 х 2,10 м (менее 7 кв.м) в ней помещалось «всего» 4 заключенных. То есть «комфортность» ее была, конечно, понятием относительным.

"Буржуйская хата" (раньше 2-го яруса, шкафов и занавесок не было).

«Буржуй» этот был человеком достаточно неоднозначным, о чем еще долго с оттенком «классовой ненависти» вспоминали все смертники, не говоря уже о сокамерниках. «С бывшим министром М. я познакомился не случайно - он сам уговорил тюремное начальство пересадить меня к нему, мотивируя свою просьбу тем, что он болен - расшатаны нервы и т.д., а я знаком с системой китайских лечебных массажей и упражнений, о чем ему рассказывал долгое время просидевший со мной К. Я, поначалу, на предложение перейти в N-ую камеру ответил отказом. 

Однако через 2 дня в камере у М. «разгорелся» скандал между ним и сокамерниками, который, кстати, специально спровоцировал М., чтобы был повод пожаловаться начальству на плохое обращение с ним «уголовников» и удалить одного сокамерников, создав «вакансию». Вызвал меня первый замначальника Баиловской тюрьмы и сказал, что нужно помочь пожилому человеку, что в камере нас будет только четверо (для 2 нар неплохо - притом, что в остальных камерах сидело по 6-7 человек), да и продукты бывшему министру привозят регулярно - в общем, рай среди ада! - и не став слушать мои возражения, приказал собирать манатки… 

Делать нечего - собрался и через час уже был в N-ой камере. К. я, конечно, обрадовался - мы с ним год просидели в тесной камере и здорово сдружились, с еще одним сокамерником, Э., я был незнаком, но внешне он производил вполне удовлетворительное впечатление, хотя постоянно жаловался на целую кучу каких-то болезней. Что же касается самого М., то будь проклят тот миг, когда я встретился с этой толстозадой образиной! Десяти минут нахождения в камере и «наведения справок» у К. мне хватило, чтобы понять, с кем мне предстоит неизвестно как долго общаться… 

Первоначально обстановка в камере была вполне сносной и терпимой - возможно, что, не успев привыкнуть и присмотреться к новым людям, М. как-то умудрялся себя сдерживать. По несколько раз в день я делал ему успокаивающий массаж, и он тут же засыпал, чему мы все были несказанно рады, но вот сам процесс делания этого самого массажа доводил меня едва ли не до бешенства. М. буквально требовал этого, причем в такой наглой и разнузданной форме, что, если бы К. с Э. не просили меня «усыпить эту толстозадую крысу», то я, наверное послал бы его куда подальше и потребовал бы у старшины вернуть меня обратно в ту камеру, откуда я был так беспардонно выдворен...

Трус он был, что называется, высшей марки, да и скандалист к тому же. Постепенно он свыкся с камерной командой и, в силу своего характера, стал устраивать скандалы и с нами, и с надзирателями, и с тюремной администрацией. Орал он так, что у сокамерников едва не лопались барабанные перепонки! На все лады ругал правительство, «ментов» и президента. Себя, как ни странно, он считал невиновным ни в чем. Хотя статью 88-1 УК (хищение государственной собственности в особо крупных размерах по старому Уголовному Кодексу – Э.З.). ему надо выгравировать на лбу и позолотить, чтобы не потускнела. Рассказывал он о своих «темных делишках» и махинациях немного, но все равно – «энное» количество миллионов долларов, «добросовестно» им награбленных у народа, осело в его карманах, на счетах нескольких иностранных банков, в тайниках - в виде золота, валюты и бриллиантов и т.д. 

А теперь представьте себе этого миллионера, трясущегося над какой-то паршивой котлетой в тюремной камере. Жадность довела его до того, что он, вместо того, что бы поделиться своими продуктами с сокамерниками, раздавал их надзирателям, отсылал в другие камеры или же попросту топил продукты в унитазе – лишь бы его глаза не видели, что кто-то из нас что-либо съел из его продуктов. Себе он оставлял необходимое количество еды, которого должно было хватить до следующей передачи, тщательно, по нескольку раз в день, пересчитывал поштучно яблоки, котлеты, сахар, пакетики с растворимым чаем, куски сыра, чеснок и т.д. Иногда, сбившись, начинал пересчитывать и мы здорово потешались, подкинув ему лишнее яблоко или же переложив одно куда-нибудь, а затем вернув на место. О том, чтобы взять хоть что-нибудь себе, не могло быть и речи - надо потерять всякую гордость и чувство собственного достоинства! 

Зато, когда передачу получал кто-либо из нас, М. ни от каких угощений не отказывался. Жрал и пил все, что не предложишь - куда только лезло? Даже требовал свою долю. Помню, принес я 2 блока сигарет и, поскольку сам не курю, то отдал ребятам, сказав, что в счет своей доли возьму 2 пачки - отправлю бывшим сокамерникам. Так некурящий «буржуй» тут же потребовал и свою долю и тут же кому-то ее послал, лишь бы нам не досталось. Мы могли, конечно, с ним и не делиться, но тогда чем бы мы были лучше него?.. 

С курением М. вел решительную борьбу: прекрасно понимая, что курящий человек скорее согласиться лишиться части хлебного пайка, чем сигарет, он воровал у сокамерников сигареты и, тут же смяв и разорвав их, топил в унитазе. Из-за этого частенько возникали ссоры, но двое моих сокамерников, внешне похожих на ходячие скелеты, настолько оба были худыми, не могли перекричать и переспорить лоснящегося от жира и обладающего большим, как у беременной женщины, животом, двухметровым ростом и более чем 100-килограммовым весом М. Я участия в этих перебранках не принимал, затыкал уши ватой, закутывался в одеяло и спал. Зато постовые сбегались как на цирковое представление и смеялись до колик в животах… 

Как-то принес М. со свидания с адвокатом 400 тыс. манат в купюрах по 5 «ширванов» (обиходное название купюры в 10.000 манат с изображением Дворца ширваншахов в Баку.- Э.З.) и все их раздал постовым. Просто так - нам на зло. А на нарах валялось два больных и тощих «фитиля» Э. и К. - последнего менты за худобу окрестили «Кощеем». Нет бы дать одну бумажку доктору, помог бы ребятам. Я однажды уже в 1997 г. добился встречи с представителями Красного Креста и принес в камеру кое-какие медикаменты - так почти весь «Аспирин» и «Боралгин» сожрал «буржуй». Говорил, что болеет - как было не дать? Я ведь пороком министерской жадности не страдаю. А свои медикаменты М. «крысил», т.е. никому нет давал. Снизошла на него как-то благодать - попросил у своей жены принести баночку витаминов «Юникап», да только успел К. взять 3 или 4 таблетки - остальное М. слопал сам. Только и видели! 

На это все еще вполне можно было бы закрыть глаза, если бы М. не вел себя, как последняя свинья. Ест яблоко - огрызок бросает прямо на пол между нарами, конфетные обертки - туда же, плюется на пол, после того, как сходит по малой или большой нужде - рук не моет, и затем лезет или в сахарницу или берет хлеб, другие продукты. Из-за этого мы держали свой хлеб отдельно. Когда М. умывается - половина камеры залита водой, на бетонном полу целая лужа, а вытереть их за собой не желает - как же, «Его Величество» не привыкли… Спал он на своих нарах один - никого к себе не пускал и не слезал с нар почти круглосуточно. А пердел - прошу прощения - с таким звуком, что тараканы со стен падали, а из соседних камер спрашивали, что случилось. 

По ночам он спал плохо и мог, проснувшись, начать громко свистеть, кричать, петь песни, правда, пение у него было больше похоже на вытье, но на очень высокой ноте. Как-то не вязался тонкий голос с его массивной свиной тушей. 

Скандалы в камере устраивал по любому поводу, и когда менты приходили разбираться - жаловался, что мы его ругаем, бьем, и всячески обижаем. Поначалу ему верили, и нам здорово досталось несколько раз – «дубинал» нам выписали по полной норме, но затем менты разобрались, в чем тут дело, и перестали прислушиваться к буржуйским жалобам. 

Дважды он довел дело в камере до физического воздействия на «господина министра». Первый раз я, устав слышать камерную ругань, попытался пристыдить М.: мол, как не стыдно солидному пожилому мужчине устраивать склоки. Но М. моим увещеваниям не внял и начал орать на меня и хамить, я же пожал плечами и сказал ему, что с таким дерьмом, как он, я в пререканья вступать считаю недостойным. М. не выдержал и попер на меня точно танк на курятник - учитывая разницу в габаритах и в весе, он вполне мог размазать меня по двери, спиной к которой я стоял. Опасаясь быть раздавленным этой жирной свиньей, я решил поставить его на место. 

Бить его по лицу, а затем объяснять администрации происхождение синяка на министерской роже мне не хотелось и я от души врезал ему ногой в жирное брюхо, чуть пониже солнечного сплетения. Нога идет по дуговой траектории и бьет в цель всей плоскостью стопы. Я опасался, что наткнувшись на пузо ударной ногой, я могу завалиться назад - ведь такая туша прет! - но вышло наоборот, я ощутил, что моя нога куда-то провалилась. Удар «ушел» как в подушку, и я едва не упал вперед и, чтобы сохранить равновесие, вынужден был наклониться. 

А когда выпрямился, то увидел, что М. лежит между нар и таращит на меня испуганные глаза, а Э. поддерживает ему голову, которой тот едва не грохнулся о металлический стол. Не теряя инициативы, я пригрозил М., что если он не прекратит свои скандалы и свинство в камере, то я его изобью, а если еще раз не вытрет за собой воду, то я вытру ее им самим. Вроде подействовало, но ненадолго.

Через три недели состоялся «второй раунд». Во время утреннего технического осмотра М. каким-то образом обозвал или обругал то ли Э., то ли «Кощея». Между ними началась словесная перепалка, которая закончилась тем, что «буржуй» со всего маху ударил Э. в плечо и тот, отлетев к стене, буквально прилип к ней. К. попытался урезонить М.: «Как не стыдно пожилому человеку бить больного сокамерника? Тот и на ногах-то с трудом держится!» Но «буржуй», что называется, уже вошел в раж. Драться он, по-видимому, не умел, поэтому раскинув руки в стороны и сжав немалого размера кулаки, он проделал что-то вроде гимнастического упражнения «мельница». Отвел левую руку назад, а затем, резко повернувшись всем корпусом, врезал левым кулаком по К.! Я испугался, что «Кощей» развалится, но тот всего лишь улетел на «буржуйские нары», мягко зарывшись в подушку. 

Мы с К. - давние друзья, друг за друга готовы на многое, и позволить этой жирной министерской свинье бить моего товарища и сокамерника я не мог, а посему и врезал «буржую» кулаком со всего маху по его жирной наглой и опостылевшей роже! Аж ноги в воздухе сверкнули! Странно, что на его роже не осталось синяков - врезал я ему основательно, рука несколько дней ныла в запястье… Опять я увидел испуганные и бегающие поросячьи глазки «господина министра». Захотелось врезать ему еще раз, но за спиной открылась дверь, и пришлось выходить в коридор на «ментовскую разборку». 

Странно, что никто нам ничего не сделал. С меня попросили честное слово, что я не трону «буржуя», на что я сказал, что если он будет вести себя по-человечески, его никто не тронет. Пусть подавится своей жратвой, чаем и деньгами, но пусть придержит за зубами свой гнилой язык! Временно в камере наступили «мирные дни»… 

Не могу не рассказать и еще о некоторых пороках М.. Например, он был непревзойденным симулянтом. Он так искусно разыгрывал сердечные приступы и судороги, что только долго и непрерывно наблюдавший за ним человек мог догадаться, что он не болен. Впрочем, баиловские эскулапы, видать, видывали и не такое - они живо разобрались, что к чему, и пригрозили М., что сделают такой укол, от которого тот и вправду заболеет. Куда только девались все болезни - в 5 минут он стал совсем здоров!

Странно, что он вышел на волю. Очевидно «раскошелился» таки и подкупил ряд чиновников, а те, введя в заблуждение президента, добились для него помилования». 

Остановимся на этих наблюдениях изнутри и приведем мнение постороннего, которое несколько отличается и проливает дополнительный свет на кое-какие моменты этой истории.

«Когда М. привели в пятый корпус, он был помещен в N-ю камеру. С этого дня Кахин сам как будто превратился в узника пятого корпуса. Поставив у себя в комнате кровать, он начал ночевать в корпусе. Причина в том, что он не доверял надзирателям, стараясь, чтобы М. не контактировал ни с кем и обращался со своими проблемами только к нему. Он хотел за счет этого хорошо заработать. Ровно 11 месяцев Кахин вертелся вокруг М. как юла, но все было попусту, т.к. «буржуй» любил деньги больше чем себя. 

Учитывая это, Кахин решил прибегнуть к физическому и психологическом воздействию. В первую очередь Кахин перевел в другие камеры осужденных, содержащихся в N-ой камере, разместив там «своих». По указанию Кахина, они начали чинить зверства над ним. Ночью они ему не давали спать и грозились убить. Днем же, на глазах Кахина, избивали». 

Помните сцену с избиением М. во время техосмотра? «Наконец, М., не выдержав, во время очередного техосмотра наотрез отказался возвращаться в камеру. Он требовал смены или камеры, или сокамерников. Это его требование было встречено смехом - Кахин ему ответил: «Умрешь, но в камеру войдешь». В это время М. сел на пол и стал плакать как ребенок (или делал вид, что плачет). Но это ни на кого не подействовало. «Буржую» пришлось вернуться в камеру. 

Кахин, после того, как довел М. до такого критического состояния, по указанию руководства приступил к активным действиям... 

Хочу отметить, что, находясь в пятом корпусе, М. днем и ночью материл Президента и весь его род. За эти «ругательства» его помиловали!» (Конечно же, не за это, а за хорошую сумму денег, о количестве нулей в которой бывшие смертники до сих пор спорят...) 

Можно понять тех смертников, которым решение президента показалось несправедливым, хотя сравнивать его дело с делами тех, с кем он делил камеру, не хочется. Один сожительствовал с женой дяди, потом убил ее и ее 8-летнего сына. Другой обвинялся в организации убийства 4 человек, третий – в убийстве 7. 

«Буржуй» же, похоже, был плохо приспособлен для камерного «общежития», где на всех одинаковое клеймо, и смотрят не на заслуги, а на поведение в быту. Вполне возможно, что он искренне полагал, что раз делится своими передачами с сокамерниками, то должен быть в камере главным, и ему никто не должен перечить. А раз кто-то с ним не считается и осмеливается дать отпор, то и лишняя котлета летела в «очко», и сигареты отсылались в другие камеры, и деньги раздавались «надзору» в коридоре. Естественно, что это не улучшало его отношений с сокамерниками. К счастью, впоследствии он несколько умерил свои амбиции и даже немного сдружился с сокамерниками, хотя периодически принимался за старое. 

Итак, сокамерники буржуя ненавидели, временами ругали и били. Но отметим, что никто из них не требовал перевода оттуда в «нормальную» камеру, хотя им этого и хотелось, или не пытался убить опостылевшего «жирного борова» во сне (а ведь ребята были неробкие, да и два раза бы их не расстреляли). Более того, тот же человек, который бил М., делал ему же массаж, несмотря на то, что М. требовал этого в «неподобающей» форме. Почему? Для заключенного «пятого корпуса» вопрос лишний – ведь соседство с «буржуем» гарантировало относительно безбедное существование, отсутствие систематических избиений. И тут интересы сокамерников определенно совпадали с мечтами Кахина о получении своих «процентов» со свиданий и передач.

За вычетом некоторых нюансов – кто кому мешал спать, и кто был инициатором скандалов, картина, нарисованная обоими свидетелями, сходится. «Буржую» определенно на первых порах администрация устроила веселую жизнь, изолировав его от родственников и не вмешиваясь во внутрикамерные «разборки». Не случайно «массажист» так удивился, что его не наказали - ведь по правилам должны были наказать виновных и разъединить по разным камерам конфликтующих заключенных. 

Если бы власти на самом деле хотели расправиться с М., то могли бы это сделать без особых проблем – приход его в корпус совпал со временем «пресса», хотя уже и умеренного. Но, видимо, сделав ставку на страдания этого «денежного мешка», взяточник Кахин, хотя сам и не трогал его, но пытался получить материальную пользу из ситуации, когда заключенному «перепадало» от сокамерников.

В конце концов, М. действительно пошел на поклон к старшине, став его «дойной коровой». Стало хорошо и старшине, и «буржую». Послушаем его сокамерника: «Всю «буржуйскую» передачу принимал лично старшина нашего корпуса – Кахин и тут же тащил ему в камеру все эти термосы, тазики и прочие посудины с едой, которые фактически никем не проверялись, вместе с запиской от жены М.. В камере забирал пустую посуду, белье в стирку и ответную записку, в которой указывалось, сколько ему заплатят за «услуги» и тут же бежал назад, к жене М., чтобы получить эти деньги. По договоренности между корпусным старшиной и родней М., последние приносили передачу либо в обеденный перерыв, либо вечером, когда начальства в тюрьме не было, и все спешили уйти домой». 

Справедливости ради надо отметить, что не вся «буржуазия» была такой. Некоторые из заключенных в «пятом корпусе» министров оставили о себе куда более благоприятные воспоминания.

Эльдар Зейналов

Продолжение:

Пятый корпус: Смертники-армяне (18)

http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/09/18.html

Пятый корпус: "Петушиная хата". Суки (16)

В «пятом корпусе» в начале 1994 г. «петухов» отсадили в т.н. «петушиную хату» («петушатник») - камеру №133.

В Советское время в камерах туалетов не было, заключенные пользовались баками-«парашами», а дважды в день – утром и вечером их по одному выводили в туалет («север»), имевший два помещения и располагавшийся напротив расстрельной камеры. Он использовался как туалет и баня. Когда в последний период Советской власти (в конце 1989 или начале 1990 г.) в камеры подвели воду и устроили там отдельные туалеты, один из «северов» стал просто баней, а второй перешел в пользование исключительно надзирателей.

В конце 1993 г. «пятый корпус» был уже перегружен смертниками, и бездействующий «север» в течение месяца приспособили под камеру, которой присвоили №133. В отличие от всех других, она имеет гораздо больший размер (3,1х3,25 м) - по нормам советского времени, площадь для 4 заключенных. В туалете оставили одно «очко», поломали бетонный умывальник, слегка подремонтировали стены, поставили «шконки». Первоначально «шконки» в ней были расположены буквой «Г» вдоль двух стен (два места), затем добавили еще одну двухместную одноярусную шконку вдоль третьей стены (буквой «П»). От бани осталось не имеющее жалюзи большое зарешеченное окно – предмет зависти других камер, обитатели которых страдали от недостатка свежего воздуха и не видели солнечного света. «Иногда, при одновременном открытии и нашей, и их «кормушек», я видел это чудо - солнечный луч! И каждый раз не мог скрыть чувство зависти»,- вспоминает бывший узник расположенной напротив камеры №125.- «Теперь, в Гобустане, у меня в камере окно без намордника, и в солнечные дни поток света на 1-2 часа в день заливает камеру. В эти часы я перемещаюсь по камере за лучом, стою или сижу под ним, радуясь, как ребенок!»

В камере поставили длинный стол и скамью, забетонированные в полу. Получилась нестандартная 4-местная камера. В дальнейшем к «шконкам» наварили второй ярус, и там можно было разместить до 6-8 человек. На деле количество «жильцов» камеры временами доходило до 14 человек.

Туда отсадили всех «испорченных», за исключением упомянутой «Эльмиры ханым», которую попросил оставить в своей камере его «муж». Контролёры смотрели на такую «любовь» просто и не препятствовали «семейным» гомосексуальным отношениям, которые были неотъемлемой частью уголовного мира. Кстати, сами контролёры, как утверждают ветераны «пятого корпуса», не соблазнялись на услуги «петухов».

Интересным было то, что к «петухам» подсадили «неопортаченного» - Э., который попал в «пятый корпус» летом 1994 г. Э. был очень обеспокоен этим и просил удалить его от «петухов». Да и сами «петухи» тоже просили убрать его из камеры. Однако администрация ни в какую не соглашалась, и тогда заключенные придумали, как быть Э., чтобы не оскверниться. Он должен был не допускать никого к «кормушке», сам получать пищу на всех в свою посуду и отливать каждому в его миску. И в дальнейшем туда нет-нет, да сажали «неопортаченных».

Но это было лишь начало. После побега осенью 1994 г., как и все другие камеры (за исключением «армянской» №126), эта тоже стала местом издевательств. Камеру открывали в последнюю очередь, и эта сцена была завершением утреннего цикла пыток. В ходе «операции пресс» содержавшихся в ней заключенных тоже били, но до избиения они должны были на четвереньках с лаем бегать по коридору подобно собакам, облаивать и кусать друг друга. Других заставляли под ударами дубинок танцевать и петь, бегая по коридору. Иных «спаривали», заставляя совершать друг с другом гомосексуальные акты. Это доставляло неописуемое удовольствие хохочущим истязателям. После примерно часа такого «развлечения» в полуживом состоянии заключенных забрасывали в камеру.

В дальнейшем, когда количество заключенных в камере выросло до 14 человек, администрация начала им потакать, и в их компанию специально подсаживали «неопортаченного» заключенного, который чем-то не угодил администрации. Естественно, что вскоре против него начинался «беспредел», подобный тому, что ранее испытывали сами «петухи» в обычных камерах. «Беспредельно опущенные» мстили помещенному к ним «беспредельщику», и заключенный в конечном счете оказывался «опущенным», а затем убитым или умершим от болезней. Это была «пресс-хата» похлеще Фединой.

По словам свидетеля-смертника, «содержащиеся в этом камере мучались от желудочно-кишечных заболеваний и тяжелой формы туберкулеза. Камера была настоящим моргом. Было время, когда каждую неделю из камеры выносили 1-2 трупа. Стоны и крики, доносившиеся из этой камеры, невозможно описать». Смерти при этом, как водится, списывались на самих заключенных.

Отмечу, что в этой камере своими зверствами отличался и вышеописанный Расул, который таким образом мстил за свое унижение и, с другой стороны, удовлетворял свою гомосексуальную манию.

Другим знаменитым обитателем этой камеры, говорят, был некто Г. с характерной кличкой «Кинг-Конг» (или «Мангука») - единственный старожил камеры, кто смог пережить всю ее 4-летнюю историю. Возможно, этому помогло то, что он от рождения был душевнобольным и не принимал близко к сердцу те издевательства, которым подвергался. Сам он был безобидный, неавторитетный зек, не «петух», из тех, кого называют «бедолага» и «джындыр» (оборванец). А кличку свою он заслужил тем, что во время пресса, когда он потерял все передние зубы, его клыки высовывались изо рта, выглядя особенно страшно на фоне опухшего и почерневшего от побоев и грязи лица. Сам он выговорить своё «погоняло» не мог, называя себя «Кинко», хотя вряд ли понимал, что означает эта кличка.

«Кинг-Конг», игнорируя все наказания, высовывался в «кормушку» камеры сразу же, как ее открывали, и начинал, обливаясь слезами, побираться, выпрашивая сигарету, кусочек сахара либо кусочек газеты для самокрутки. «Кормушка» в 133-й камере была еще туалетной, большого размера, чтобы иметь полный обзор (а может, для передачи «параш»), и не имела обычного защелкивающегося при закрывании замка. Поэтому на ней была приколочена щеколда и временами, видимо, для комиссий на нее навешивали висячий замок.

Как только на «кормушке» щелкала щеколда, «Кинг-Конг» сразу высовывал из кормушки руку, плечо и голову. Некоторые «шутники»-надзиратели, зная эту его привычку, перед открытием «кормушки» заранее подготавливали ведро или банку холодной воды. Когда «Кинг-Конг» высовывался в открытую «кормушку» и поворачивал кверху свой беззубый клыкастый рот, его под издевательский хохот окатывали водой. Иные надзиратели проделывали это по несколько раз за смену, но отучить беднягу высовываться так и не смогли. Чаще всего он хоть что-то все-таки урывал для себя.

«Бедолаги» 133-й камеры жили одним днем, и такое существование иногда принимало совершенно уродливые формы. Например, для них настоящим праздником были дни, когда кто-то умирал в их или ближайшей камере. В этот момент подученный сокамерниками «Кинг-Конг», воодушевившись, начинал кричать, требуя чай, сахар, табак, в противном случае угрожая рассказать следователю об обстоятельствах смерти покойного. В дальнейшем, когда корпус начали посещать различные комиссии, он тоже пользовался этим незамысловатым шантажом. Не успокаивался, пока не получал жменю сахара, пару заварок чая, пачку-две каких-нибудь дешевых сигарет без фильтра. Камера гуляла! Но только до следующего утра, когда на техосмотре ее усиленно «прессовали». Как выражались по этому поводу заключенные, вчерашнее удовольствие «вытекало через нос»...

Впоследствии 133-я «хата» из «петушатника» стала «шерстяной». «Голубых» обитателей 133-й «хаты» разбавили другими «мастями». На тюремном жаргоне «шерстью» обычно зовут «ссучившихся» блатных. Есть мнение, что, если правит «шерсть», то это одна из разновидностей «красной масти», так как «суки» специально культивируются администрацией и творят беспредел по отношению к «правильным» заключенным.

Интересно, что в Советское время, ошибочно полагая, что изоляция «голубых» заключенных от «черных» исправит ситуацию, как-то раз в порядке эксперимента отсадили «обиженных» в отдельную колонию. И что же? Спустя некоторое время в «петушиной зоне» появилась копия воровской иерархии - со своим «паханом», «мужиками», «понятками» и даже собственными «петухами». Так что 133-я камера являла собой в миниатюре копию «беспредела» всего корпуса.

Осталось добавить, что после этапирования последних смертников в Гобустан в один период в 133-ю камеру собрали со всей Баиловской тюрьмы венерических больных.

СУКИ

«Суки», «стукачи», «сетки» (от русского «наседки») являлись неотъемлемой частью «корпуса смертников», насаждаемой администрацией.

Дело в том, что старшина расстрельного корпуса, а также начальник оперативной части «кум» очень умело вербовали среди осужденных людей слабых и без убеждений, взамен чего голословно обещали добиться для них помилования, а то и подбрасывали денег, еды.

Немного об обязанностях такой внутрикамерной агентуры - «сеток». В большинстве случаев, во время процесса расследования, следователь довольствуется каким-либо одним конкретным преступлением, в целях скорейшего закрытия уголовного дела, и не очень интересуется прошлыми преступлениями подследственного. То же самое происходит и в суде, и приговор выносится на основании обвинительного акта. Таким образом, остаются какие-то нераскрытые грехи («висяки»). К таким осужденным, да и вообще ко всем поступившим в «пятый корпус», подставляли агентуру. Приговоренные к смертной казни, полагая, что терять им уже нечего, развязывали языки. Завербованные узнавали от них о нераскрытых преступлениях и через старшину Саладдина передавали сведения начальнику оперативной части («куму»). Было достаточно много подозрительных случаев, когда уже после вынесения приговора, в тюрьму вдруг приходил следователь и открывал новое уголовное дело.

У завербованных были и обязанности по выявлению нарушителей внутреннего распорядка. Приговоренным к смертной казни действительно терять нечего, кроме надежды, конечно. Если же осужденные потеряли и надежду, то тогда от них можно было ожидать всего: покушения на надзирателей, самоубийства, побега и других противоправных действий. Чтобы не допустить этого, все разговоры в камерах доносились Саладдину «сетками».

Как и в любой шпионской деятельности, слабым местом, особенно в условиях камеры, где каждый на виду у всех, являлась связь. Каким образом можно было передать информацию «хозяину», чтобы не вызвать подозрений? Ведь любое пребывание за пределами камеры (допрос, вывод на суд, свидание, встреча с адвокатом) были в «пятом корпусе» явлением чрезвычайным, вызывавшим множество вопросов. А уединенное общение со старшиной и вовсе было достаточным для возникновения самых тяжких подозрений.

Можно было, конечно, послать через «надзора» записку, якобы родственникам или в следственный корпус, чтобы прислали «грев», и под этим предлогом отослать «куму» донос. Но щедрые пожертвования «друзей» и «родственников» всегда вызывали зависть и нездоровое любопытство. И не странно ли, что «братва» из следственного корпуса шлет кому-то грев и при этом не передает приветы авторитетным блатным?

Другим, внешне невинным способом «стукачества» является скандал или даже громкий разговор, в котором, как бы невзначай и по горячке, вслух раскрываются секреты товарищей. В тишине корпуса такие разговоры легко подслушать из коридора либо стоя под окном. Этим занимались надзиратели или «суки» другого рода, например, заключенные из хозяйственной обслуги. «Сдав» таким путем товарищей, можно списать все на простую оплошность. Отсюда, кстати, идет обычай настоящих «блатных» не выяснять отношения в камере на громких тонах.

Бывает также, что «суки», изображая из себя нервных, неуживчивых людей, провоцируют драки, скандалы. В камеру врываются надзиратели, чтобы разнять дерущихся, и – конечно же, случайно! – при сопутствующем этому «шмоне» обнаруживают что-то запретное, например, «заточку», подготовку побега и т.п. Доказать злой умысел порой достаточно сложно, и поэтому заключенные с опаской относятся к любителям побравировать физической силой («быкам») и провокаторам конфликтов («мутильщикам»), видя в них опасность для своего положения.

Конфликты («разборки») с драками по правилам полагалось решать переводом одного из вовлеченных в них заключенных в другую камеру. Это же было и способом перевода «суки» в другую камеру. Поэтому заключенные, часто меняющие камеры («выламывающиеся из хаты», «ломовые»), всегда вызывают нехорошее чувство – ведь если он не «сука», так точно «мутильщик», «бык», «пидор» или же «запорол косяк». Поэтому наиболее авторитетные заключенные, дорожащие своей репутацией, стараются никогда не менять своих камер, даже если они и не особенно комфортные. Например, Рамиз всегда сидел в 123-й камере, Федя – в 129-й.

Может шокировать, что даже в самый страшный «концлагерный» период «суки» не унимались и продолжали предавать своих товарищей, например, когда те каким-то чудом раздобывали «контрабандное» съестное. Ведь при этом и сами «суки» лишались своего пая! Тем не менее, так и было.

...И это не было чисто «баиловским» феноменом. Например, в блоке смертников нацистского концлагеря Маутхаузен, откуда был единственный выход только через трубу крематория, группа советских офицеров спланировала побег. Однако буквально за 2 дня до даты «рывка» почти все организаторы побега были «сданы» немцам и казнены. Оставшиеся неизвестными предателю несколько человек из числа второстепенных участников заговора все же решились сбежать и смогли организовать побег спустя неделю. Из 500 смертников смогли сбежать всего 17 или 19. Среди счастливчиков вполне могли оказаться и те, кто накануне «настучал» немцам на товарищей, т.к. в ту ночь никто не отказался от побега – бежали, выражаясь нынешним тюремным жаргоном, и «честные арестанты», и «суки», и «козлы» (лагерные функционеры).

Не нужно искать каких-то сложных объяснений этому феномену. «Суки» живут лишь сегодняшним днем, исходя из подлых правил: «Сдохни ты сегодня, а я завтра», «Человек человеку – волк!» Тем более, что поведение сокамерников часто подтверждало эти дурно пахнущие «истины». Зачем «суке» терзаться угрызениями совести по поводу людей, которые тебя бьют, насилуют, издеваются?

В условиях «корпуса смертников» стимулом для «стукачества» были не какие-то особые привилегии, которые сразу бы «засветили» предателя, а туманные обещания помочь с помилованием, организовать свидание с семьей, передачу («дачку») и т.п. В обстановке ежедневных унижений и гнетущего страха смерти, даже тени надежды было порой достаточно, чтобы заключенный поступился общечеловеческими принципами, выбрав путь предательства.

При этом одни «суки» играли роль простых информаторов администрации о том, что происходит в камере («стучали»). Другие провоцировали конфликты между заключенными («мутили»), чтобы потом тех подвергли наказанию. Третьи выполняли роль киллеров, выполняя заказные убийства сокамерников. Четвертые прощупывали, не готовится ли побег, активно предлагая свои планы и тем самым «засвечивая» соучастников.

Вся история «пятого корпуса» пронизана предательством и взаимным недоверием. Но если в обычной «зоне» предательство оборачивалось простым наказанием жертв, то в «корпусе смерти» преданных «суками» часто ожидали губительные избиения надзирателями или помещение в «пресс-хату». Поэтому «сук» по строгим воровским «поняткам» раньше вообще было положено убивать: «Для петуха в камере место найдется, для суки – нет!» Но «пятый корпус» не был местом соблюдения «строгих поняток». Ведь классический «идеалист» уголовного мира в принципе должен избегать «мокрых» дел (связанных с убийством), тем более изнасилований, и потому смертный приговор получал редко. В отсутствие «идеалистов» и при изоляции заключенных по разным камерам «стукачество» часто оставалось безнаказанным.

Среди «сук», насколько я знаю от бывших смертников и бывших сотрудников тюрьмы, были самые разные люди: молодые и старые, «блатные» и бывшие «погонники», уголовники и политзаключенные. Иные, разделив судьбу своих жертв, так и унесли свою страшную тайну в могилу, до сих пор пользуясь посмертным уважением среди выживших ветеранов-смертников. Другие, выжив, продолжают изображать «честных арестантов». Третьи, «засветившись», продолжают жить, со страхом ожидая момента, когда помилование приведет их в общую «зону», где с них «спросят».

Много ли их было? Считается, что в результате манипуляций с переводом «сук» из камеры в камеру, администрация имела свою агентуру в каждой камере. Особенным вниманием пользовались политические заключенные.

Рассказывают, что существовал даже некий список «сук», который случайно стащил у старшины Кахина один из заключенных, выходя на свидание с родственниками. Старшина долго потом искал эту бумажку и ругался, но так и махнул на список рукой, решив, что документ унесли надзиратели.

Напоследок, провожая в конце марта 1998 г. этапы в Гобустан, Кахин безжалостным образом расшифровал перед остальными заключенными некоторых из своих, уже больше не нужных ему «сук». Так, одному из них он заехал пинком под зад со словами: «Пошел, ограш! Из-за твоих ложных доносов скольких я людей зря загубил!» Однако наиболее солидных «сеток», как говорят, оставили тогда в «пятом корпусе», чтобы они присматривали за еще остававшимися там важными политзаключенными- пожизненниками.

«Стукачество» процветает среди пожизненников и сейчас, уже в Гобустане. Но это уже тема другого разговора.

Эльдар Зейналов.

Продолжение:

Пятый корпус: "Буржуй" (17)

http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/07/17.html

Пятый корпус: "Голубые"... (15)

(Предыдущая глава)

На другом полюсе тюремной иерархии находится «голубая масть» заключенных, которую по-азербайджански называют «уздан ираг» (неприкасаемые). Она на деле не так однородна, как кажется со стороны. И есть определенная разница между относящимися к ней «пидорами» («педрилами»), «обиженными» («обиженниками»), «фуфлошниками», «петухами» («опущенными»).

Из них лишь «пидоры» изначально являются добровольными пассивными гомосексуалистами, перевод которых в «голубые» не требует какой-либо провинности и ритуала «посвящения» в свою «масть». Остальные попадают в «голубые» либо в результате совершения ими на воле определенных преступлений (чаще всего, изнасилования), а таких, по статистике преступности, насчитывается 3-3,5%, либо уже в тюрьме, преступив воровские «понятки» - долю таких некоторые смертники оценивают в одну четверть от общего числа приговоренных к расстрелу. 

Татуировка "петуха"

«Обиженники» же имеют несколько более высокий статус. Например, если заключенных набрал не особенно серьезных «грехов» перед уголовным сообществом, то он должен от него «получить». Тот уголовник, которому это поручено, обычно слегка ударяет провинившегося по ушам или по голове чётками (тасбех), после чего ему ставится «рамка» его жизни (по-азербайджански «таван», т.е. потолок, ограничение). Он не должен вмешиваться в общий разговор, начинать по своей инициативе разговор, принимать участие в общих делах, ему отводится наихудшее место в камере. Короче, заключенный становится «побитым» («вурулмуш»). Отметим, что в России практикуется несколько другая процедура «спроса»: лоб провинившегося разбивают в кровь «чифирбаком» - кружкой для приготовления «чифира».

По своему статусу такой человек ниже «блатных» и «мужиков», т.к. не имеет голоса, но существенно выше «петухов». При выходе за указанную «рамку» его могут и «опустить». Однако практикуется и снятие «рамки», в случае, если она была установлена неправильно, либо если человека простили.

Татуировка "фуфлошника"

В результате невыплаты карточного долга или невыполнения других финансовых обязательств перед «братвой» становятся «фуфлошниками», считается, что у человека всегда есть некая последняя «монета» для расплаты – его зад, или «фуфло», на тюремном жаргоне. В переносном смысле «фуфло» - это нечто пустое, бессмысленное, например, «фуфловый базар» - бессмысленный разговор. Однако решение о том, что заключенный стал «фуфлошником», принимается единолично тем, кому человек задолжал. «Фуфлошнику» тоже ставят «рамку» в поведении.

«Рамку» ставят и «крысам» («крысятникам»), т.е. тем заключенным, кто ворует у своих же. Их отделяют от «мужиков», но не насилуют, разве что «по беспределу».

Татуировка "крысятника"

В «правильных» тюрьмах вообще считается, что «задом не наказывают», и изнасилование применяется крайне редко. Другое дело – «малолетка» (тюрьма для несовершеннолетних), где «опускают» за любую мелочь, или же «беспредельные» камеры, где ни с кем и ни с чем не считаются.

Там могут и «опустить», то есть ритуально перевести в низшую категорию пассивных гомосексуалистов. Вопреки распространенному мнению, что эта процедура обязательно предусматривает изнасилование, заключенного могут просто усадить голым на туалет («север») - с куском хлеба или без него, сунуть бутылку в задний проход, переодеть женщиной, провести членом по губам, вымазать спермой и т.п. В любом случае он становится «опущенным», или «петухом». 

Безусловного «опускания», по «правильным поняткам», заслуживают насильники и педофилы. Однако в последние времена, когда пожизненники сидят попарно или поодиночке, с них не всегда «спрашивают».

Иногда «беспредельничают» и сами насильники, если они физически сильнее сокамерников. Так, например, имевший гомосексуальную склонность Ислам по кличке «Гарик», один из последних расстрелянных, в 1992 г. сидел в камере №118 с неким М. Вероятно, старшина полагал, что тот поладит с Гариком, будучи его земляком и также осужденным за изнасилование с убийством. Будучи физически очень сильным, Гарик пытался силой «опустить» М., но тот сопротивлялся, не без успеха угрожая ему убить его, если тот не отстанет. Однажды М. скрутил Гарика и, как говорят, «опустил». Во всяком случае, выщипав у Гарика брови и соорудив у него на голове подобие женского платка, М. выставил Гарика на всеобщее обозрение к «кормушке», которая в 118-й камере была большого размера. 

Так же глухонемой попытался поступить и с посаженным в эту камеру в августе 1992 г. неким С., имевшим похожую историю преступления. Перед тем, как его привели в пятый корпус, старшина Саладдин сообщил заключенным 130-й камеры, где тогда сидели двое, что сейчас сюда к нам в камеру приведут новичка: «Он свое дело знает, будет спать возле «севера» и убирать камеру». Через пару минут зашёл С. и сел ближе к северу. Заключенные не успели даже познакомиться, как открыли дверь и С. перевели его в 118-ую камеру, где уставший от домогательств Гарика М. давно просил себе компаньона. М. стало чуть полегче, но С., изображая «идейного», возражал против соседства с «петухом» и грозился, что себе перережет вены. В конце концов Саладдин подошёл к камере, открыл «кормушку» и собственноручно протянул ему лезвие: «На, режься, сколько хочешь!». С. сразу замолк, а Саладдин открыл двери, вывел его и, огрев пару раз дубинкой, громко произнес: «Ты хочешь, чтобы все знали, кто ты такой?». С. поклялся, что больше не будет. 

М. всё время жаловался, что С. трус и не может укрощать Гарика, хотя по телосложению был намного мощнее и М., и Гарика. Однако все равно в камере воцарился мир, а вскоре Гарика и вовсе расстреляли...

Почти половина смертников до поступления в «пятый корпус» уже прошла тюрьмы один или более раз. Среди них, естественно, были и «обиженники». Считалось обязательным, чтобы заключенный, представляясь сокамерникам, сразу же назвал свою «масть» и статьи обвинения, чтобы, если он окажется «голубым», товарищи не осквернились («опортачились») прямым общением с ним.

Обычно петухов помечают татуировками, часть из которых намеренно располагается на видимых частях тела (руках, лице), а другие под одеждой (спина, ягодицы), доступны при коллективном посещении бани. Это может быть кокетливая «мушка» над губой, «перстень» на пальце, обнаженная женщина, обвитая змеей, на спине и т.п. Наметанный глаз опытного арестанта может вычислить и «масть» такого сокамерника, и даже причину перевода в «голубые». Сводить эти татуировки запрещено под страхом смерти, но их не всегда успевают нанести до приговора…

Татуировка-кольцо педофила

Рассказывают историю про некоего Расула, который не только утаил свою «масть», но и обманом пользовался привилегиями «блатного». Она относится ко времени ранее осени 1994 г., когда принадлежность к «блатным» много что давала.

При поступлении в корпус Расула поместили в камеру №124. Через какое-то время он послал «ксиву» в 130-ю, тогда «общаковую» камеру, прося разрешения туда переселиться - в то время переход заключенного из камеры в камеру был возможен лишь по согласию заключенных «принимающей» камеры. «Положенцы» навели о нем справки. Выяснилось, что был неоднократно судим, провел 9 лет в различных тюрьмах и «зонах» России, в том числе и в знаменитой колонии особого режима «Белый Лебедь», где содержали особо опасных рецидивистов. 

…Уже много позже заключенные прочитали в какой-то газете, что Расул состоял на всесоюзном учете как маньяк-гомосексуал и вроде бы был ранее судимым за изнасилование малолетней. И у смертников возникло предположение, что Расул мог стать гомосексуалистом именно в России. Ведь в «Белом Лебеде» при Советской власти целенаправленно «ломали» рецидивистов, и больше половины заключенных этой «зоны» выходили оттуда «обиженными». Но это было уже потом…

А поначалу «героическая» биография Расула была принята как лучшая характеристика, и его приняли в «общаковую хату». В своих воспоминаниях о былой жизни он представлял себя чуть ли не «авторитетом». Проходили дни, а Расул в обстановке всеобщего уважения все рассказывал о своих героических похождениях, пользовался привилегиями «положенца».

Конец его сладкой жизни положила публикация в газете «Фемида». В один из дней кто-то передал в «пятый корпус» один из ее выпусков, где описывалось ужасное преступление.

…У некой молодой семьи около десяти лет не было детей. Наконец, их молитвы были услышаны, и Аллах подарил им мальчика по имени, кажется, Джейхун. Когда ему исполнилось 9 лет, некий мужчина, приблизившись к нему, пообещал велосипед, если он пойдет вместе с ним. Заведя мальчишку в лесопосадки около бакинского поселка Ахмедли, незнакомец ударом кулака свалил ребенка на землю, зверски изнасиловал, убил, а затем там же закопал, предварительно отрезав ему половой член.

По сообщению газеты, насильника вскоре поймали и приговорили к расстрелу. Называлось и имя осужденного – Расул.

Статья вызвала шок даже у бывалых убийц. А самое главное, что мерзавец должен был находиться где-то среди них, в «пятом корпусе», который всегда был единственным местом содержания приговоренных к высшей мере наказания в Азербайджане.

Естественно, что подозрение пало на Расула – единственного человека в корпусе с таким именем, которому тотчас же устроили допрос. Тот отнекивался, сначала назвав вымышленную фамилию и заявив, что совпадение имен случайное. Выяснить правду было легко – достаточно было выяснить настоящую фамилию Расула. Это помог сделать старшина Саладдин, подтвердив эту информацию через спецчасть тюрьмы.

…У каждого заключенного теперь было право убить Расула за то, что он скрыл свою сущность и «запачкал» общавшихся с ним заключенных. Хотя общавшиеся со скрытым «петухом» и не знавшие о его прошлом заключенные и не считались «обиженными», но делом чести «опортаченных» было наказать самозванца. Да и мерзкое преступление типа совершенного Расулом, воспринимались в уголовной среде непримиримо – место таким было только на «севере». Поэтому старшину Саладдина сразу же предупредили, чтобы он ни вмешивался в «разборку».

Естественным правом устроить Расулу «спрос» обладала 130-ая «хата», где сидели авторитетные заключенные и куда он втерся обманом.

Наказанием Расула в основном занимался физически крепкий заключенный К. Помимо своей репутации «торпеды», К. был болен кожной болезнью вроде экземы, отчего его руки имели облезлый вид. Сокамерники брезговали его и запрещали прикасаться к хлебу, продуктам, общаковым вещам. Совсем другое дело – указать место «опортаченному». 

От обеда до ужина К. избивал Расула, не оставив на его лице и теле ни одного живого места. Стены камеры были красны от крови Расула, однако никто – ни заключенные, ни надзиратели не реагировали на ужасные крики. В конце избиения Расула окунули лицом в туалетное «очко», тем самым «опустив». Это было наказанием за то, что Расул скрыл свое прошлое и сознательно «испоганил» других заключенных. 

Затем его подвергли повторному, еще более ужасному избиению тяжелой металлической миской. Обычно такое наказание применяется в российских тюрьмах – берется литровая кружка-«чифирбак», для веса в нее кладут пачку соли или сахара и бьют по голове – «указывают место». В результате и голова, и лицо самозванца превратились в одну сплошную кровоточащую рану. Потерявший сознание Расул в распростертом виде остался на «севере». Отныне «север» стал его постоянным местом.

Место "петуха" в камере смертников

Поводом для этого второго наказания было совершенное им преступление. Расул никак не мог внятно ответить на ежедневно задаваемый ему один и тот же вопрос – зачем он отрезал у мальчика пенис? И каждый раз, не сумев объяснить, получал новый удар миской.

Примерно через десять дней из «общаковой» 119-й камеры в 130-ю перевели «смотрящего» Эльмана. У него болели почки, один раз под вечер у него был приступ и даже вызвали «Скорую помощь». Врач рекомендовал ему перебраться в камеру попросторнее, чтобы больше двигаться, что и было сделано на следующий день. В результате Расулу сменили место – он мешал нормально пользоваться туалетом. Его загнали на пол под «шконку», причем, по «поняткам», он должен был каждый раз просить разрешения перед тем, как оттуда выйти. Бывали дни, когда он безвылазно лежал под «шконкой» целые сутки. 

Вскоре он был уже в предсмертном состоянии, и лишь перевод в 133-ю «петушиную» камеру позволил ему продержаться еще несколько лет (он умер в конце 1997 или начале 1998 г.). От пережитого он сначала распух до немыслимых размеров, а затем, наоборот, высох как щепка и, по словам свидетеля-смертника, «сдох как собака».

В противоположность такого рода «петухам», те заключенные, которые с самого начала честно признавали свою «масть», пользовались даже некоторым уважением. Ведь среди них были «опортаченные» следователями, безвинно «опущенные» заключенными-«беспредельщиками», жертвы обстоятельств и т.д. Все это принималось сокамерниками во внимание, хотя и не изменяло установленных воровским законом «рамок». Просто отношение к таким «петухам» было более человечным.

Была и другая категория «петухов» - заключенные, которые не признавали своей «масти», но вместе с тем самоизолировались от сокамерников под вымышленным предлогом, например, прерванной «разборки». Например, кого-то могли заподозрить в серьезном «косяке» или в принадлежности к тем же «петухам», но не могли представить достаточно веских доказательств. В этот момент заключенный мог получить приговор или переводился в другую тюрьму, и «разборка» прерывалась. Таких заключенных, хотя и не признавали «обиженными», но изолировали от остальных до прояснения дела.

С такой легендой в камеру №124 поступил некий Э., которого за молодость сразу прозвали «Малышом», чтобы отличать от другого, более старшего заключенного с тем же именем. Он сторонился заключенных, объяснив это тем, что в следственном изоляторе у него была разборка с «беспредельником», которая прервалась по причине его перевода в «пятый корпус», и поэтому у него нет права участвовать в общих делах. Вел он себя странно, и его решили проверить. 

Обычно роль такой «инспекции» играли заключенные-«строгачи», т.е. рецидивисты, ранее отбывавшие на строгом режиме. Некоторые из них отсидели много лет и, набравшись практического опыта в человеческой психологии, могли «расколоть» самозванца двумя-тремя вопросами. Один из них, Д. из камеры №132, дал знать сокамерникам Э., что берется выяснить его дело. На следующий день «Малыша» перевели в его камеру, и уже к вечеру, подойдя к «кормушке», «строгач» объявил, что в корпусе есть не два, а один мужчина по имени Э., а того, что рядом с ним, можно называть «Эльмира-ханым». Все поняли, что «Малыша» разоблачили как «петуха».

Уже потом выяснилось, что у себя в районе парень изнасиловал и убил маленькую девочку, свою родственницу. Отец убитого ребенка от горя умер. Тогда дядя убитой пришел в районную полицию и попросил пустить его к Э., пообещав, что не убьет его. Начальник полиции вначале опасался, но потом, получив изрядную сумму денег, пустил его в КПЗ - камеру предварительного задержания, где держат задержанных несколько дней до перевода в следственный изолятор. Тот действительно не стал убивать Э., но изнасиловал его, на всю оставшуюся жизнь сделав обитателем тюремного дна.

За утаивание этой истории «строгач» «опустил» Э. Видимо, Э. ему понравился, потому что он начал содержать его как «ханым» (даму). Из-за тесноты в камеры, «Малыш» спал под «шконкой», но усилиями «строгача» был внешне опрятен и не подвергался чрезмерным притеснениям. Естественно, что в его «женские» обязанности входила уборка камеры и сексуальное обслуживание «строгача». В конце концов парень вошел во вкус и превратился в настоящего пассивного гомосексуалиста-«пидора», часто и уже добровольно вступая со «строгачом» в половые отношения. В дальнейшем «строгач» был помилован и ушел из корпуса, и «Малыш» остался сам по себе.

В отличие от «Малыша», которого развратили в тюрьме, некий И. из той же камеры №132, похоже, имел нетрадиционную сексуальную ориентацию еще на свободе. Рассказывают, что как-то раз, выждав ночью момент, когда все в камере спали, он сделал вышедшему из «севера» молодому сокамернику весьма заманчивое предложение. Имея медицинское образование, он сообщил, что его организму требуется сперма, так как она богата необходимыми организму гормонами и т.п. Парень согласился и пристроился к И. Правда, утаить секрет не смог, и в один из дней произошла «разборка» - И. «опустили» всей камерой за то, что он скрыл свою «масть», и тем самым замарал остальных.

Сам же И. уже после помилования уверял новых сокамерников в «строгой хате», куда его временно поместили после помилования перед этапом в Гобустанскую тюрьму, что его «опустили беспредельно». На это один из его бывших сокамерников резонно возразил: «И. хорошо «грели» его богатые родственники, практически ежемесячно присылавшие обильные посылки. Ими кормилась вся камера. Когда же он был разоблачен как «пидор», у него, естественно, никто ничего не мог брать, и мы сели на голодный паек. Так что же мы, сами себе враги, что ли?»

Конечно же, не враги. Но общеизвестно, что на самом деле даже по «строгим поняткам» у «петухов» вполне можно брать те продукты, которые упакованы и тем самым не подвергаются физическому контакту с их руками, например, тушенку или закрытую пачку сигарет. А если передачу вообще первым примет не сам «петух», а кто-то из сокамерников, то и вовсе нет ограничений – только надо не забыть передать хозяину «грева» причитающуюся ему долю. 

Кроме того, парень, якобы первым пристроившийся к И. и утаивавший это несколько дней от остальных, по тем же «поняткам» совершил «грех» и вполне мог бы подвергнуться такой же участи, что и И. Кроме того, сомневающиеся в этой истории бывшие смертники приводят в качестве аргумента религиозность первого партнера И., который является сыном человека с духовным саном, да и сел за двойное убийство, совершенное якобы на религиозной почве. 

Рассказывают и то, что еще до перевода в камеру №132 сексуальная ориентация И. якобы была раскрыта «честным арестантом» Федей в камере №129, куда его первоначально поместили. Федя выгнал его из своей камеры со скандалом, так что едва ли тот смог бы что-либо утаить. За это, кстати, старшина подверг его «прессу» и унизил. Тем более, что о таких вещах принято сообщать «общаково». Так что вопрос, был ли И. «пидором» еще на воле или же его изнасиловали в «пятом корпусе», может быть, даже «беспредельно», остается открытым. Факт, что его знали и использовали как «пидора».

Как и некоторые другие гомосексуалисты, И. был завербован старшиной Кахином. Он регулярно доносил ему обо всем, что творилось в камере, а тот, по образному выражению свидетеля, «валял солому на их шкуре». Вообще, И. нельзя было и слова сказать без того, чтобы тут же не вмешался Кахин. Даже после его помилования и ухода из «пятого корпуса» сокамерникам И. досталось из-за того, что с его подачи их обвинили в изнасиловании. Кахин, не разбираясь, в декабрьский холод 1995 г. на три дня оставил всю камеру без постелей и без теплой одежды. 

В отличие от других «наседок», И. не очень-то скрывал свои связи с администрацией, которые впоследствии расширились еще больше, дав ему разного рода льготы, вплоть до работы по специальности. Кое-кто предполагал, что, будучи умелым педерастом, он «обслуживал» и офицеров, и потому пользовался особым статусом. Уже после помилования И. заболел какой-то болезнью и умер, немного не дожив до освобождения.

Особой категорией «петухов» были заключенные, изнасилованные по произволу «беспредельщиков». Такие «петухи поневоле» тоже имели пожизненный статус неприкасаемых, но такие случаи резко осуждались авторитетными уголовниками, и к таким «опущенным» относились с сочувствием, уравнивая с «обиженными». Один из таких «беспредельных» случаев, с заключенным по имени Мубариз, в котором была замешана «общаковая хата» №123, даже привел к отставке «общака».

Особо отличался в пополнении числа «обиженных» содержавшийся в камере №129 Фазиль по кличке «Федя». Там, где хватило бы обычной внутрикамерной «разборки» на словах, он доводил дело до драки, и гордился тем, что «ломал» физически сильных сокамерников, превращая в своих «обиженников». Со временем он вошел во вкус и даже сколотил свою команду «прессовщиков», которой охотно пользовалась администрация.

Например, в 1991 г. к нему подсадили некоего гёйчайца Чингизхана. При поступлении в корпус тот представил себя в качестве «идеалиста» уголовного мира, то есть не имеющего проступков. Однако уже вскоре всплыли некоторые его «грехи». За обман он должен был «получить» от своего более авторитетного сокамерника Феди. Способов «получения» было много, но обычно заключенными практиковался более гуманный – признавшего свои грехи чётками били по ушам и устанавливали «рамку», после чего ему уже не давали «хода».

Федя такие полумеры не признавал. Сначала он сильно избил Чингизхана, затем хотел загнать его под «шконку». Такой «честный бой» практикуется в уголовной среде - проигравшего в драке пинками прогоняют под «шконкой», сделав «обиженником». Однако тогдашний «общак» Физули не позволил ему этого и подозвал Чингизхана к «кормушке». Тот публично признал свои «грехи», покаялся перед корпусом и попросил прощения. После этого Физули посоветовал Чингизхану больше не вмешиваться в общие дела корпуса. Таким образом, Чингизхан стал «побитым», а легко мог бы стать и «опущенным».

«Сломанный» Федей Чингизхан стал настоящим наказанием для сокамерников в 122-й камере, куда его отсадили от Феди. Рассказывают, что он убил там двоих человек, в том числе аксакала корпуса, 83-летнего Шамиля-киши, получившего расстрел за убийство собственного сына. Возрастное ограничение на смертные приговоры (не старше 65 лет) было наложено уже позднее, а в описываемое время в корпусе сидели старики старше 70 лет вроде Кямала или Шамиля. Чингизхан воспользовался своим физическим преимуществом и однажды поломал Шамилю киши ребра и череп. Происшествие было преподнесено как несчастный случай…

Что касается «рамки» для «голубых», то обычным арестантам запрещается подавать им руку, принимать от них какие-то предметы, пользоваться их бельем, спать рядом, разговаривать без дела и т.п. Правда, запрет на телесные контакты не распространяется на секс с ними. Первоначально, пока корпус еще не был перегружен, у них еще могла быть своя «петушиная шконка» (нары). Но в дальнейшем, в условиях переполненных камер пятого корпуса, они уже спали либо на «севере» (в туалетном углу), либо на полу. Можно было передать им какой-либо предмет, но не из рук в руки, а бросив на пол. При длительном отсутствии половых контактов с женщинами и на «петухов» находится спрос. Таких любителей «петухов» в тюрьмах называют «печниками». Активный гомосексуализм там не возбраняется, хотя и не поощряется: стойкие гетеросексуалы отмечают, что активные гомосексуалисты рано или поздно переходят в пассивные.

Наколка активного гомосексалиста

Некоторые из проигравших в карты свою жизнь становятся «торпедами», которых используют для любых поручений, например, чтобы кого-то убить их руками.

Обычно «петухи» составляют в тюрьме меньшинство. Однако наличие большого количества «петухов» приводит к тому, что при попустительстве администрации они могут терроризировать «чистых», не «опортаченных» заключенных, выступая в качестве «прессовщиков». А при содержании в камерах – тем более.

Эльдар Зейналов.

Перепечатка ранней версии:
http://subscribe.ru/archive/psychology.zona/200501/31123200.html

Продолжение:

Пятый корпус: "Петушиная хата". Суки (16)
http://eldarzeynalov.blogspot.com/2015/07/16.html

"Надейся на лучшее, готовься к худшему"

Директор Правозащитного центра Азербайджана Эльдар Зейналов в беседе с echo.az рассказывает о проблеме пределов допустимой обороны

11.07.2015  Н.АБАСОВ

- Пределы допустимой обороны - стоит ли их расширить?

- Сначала их нужно четко определить. В статье 36.3 нашего Уголовного кодекса определено, что "превышением пределов необходимой обороны признаются умышленные действия, явно не соответствующие характеру и степени общественной опасности посягательства".

Парадоксально, но проблема часто именно в этой "явности", которой в материалах таких дел не всегда хватает.

Обычно для оценки соответствия обороны степени опасности нападения сопоставляют использованное сторонами оружие, и если человек оборонялся с помощью более опасного предмета, то считают, что предел был превышен.

Но ведь есть еще и такие моменты, как навыки владения оружием, физическая сила и т.п. Какой-нибудь спецназовец сможет убить карандашом или даже ребром ладони, в то время как домохозяйка или "ботаник" может не совладать и с пистолетом против ножа.

Так что в таких делах основной проблемой, на мой взгляд, является отсутствие четких критериев при оценке самообороны и то, что в нашем судопроизводстве пока еще не получило достаточное распространение прецедентное право, которое бы позволило опираться на опыт Европейского суда прав человека.

Остается радоваться, что по закону право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения и от возможности обратиться за помощью к государственным органам или другим лицам, а также возможности избежать общественно опасного посягательства.

- В соседней России, судя по публикациям в СМИ, множество людей, фактически невиновных, оказались за решеткой из-за трактовки пределов допустимой обороны. А какова, на ваш взгляд, ситуация в Азербайджане?

- В моей практике были случаи, когда субъективность и необоснованность вывода суда о превышении пределов необходимой обороны была, как мне кажется, очевидной.

В одном случае два подвыпивших бомжа повздорили, и это кончилось поножовщиной, причем один (Владимир Г.) был ранен ножом в спину, другой был убит ударом в сердце. Нашлись и свидетели того, что раненый убегал от своего собутыльника, а тот за ним гнался.

Было логично предположить, что драку начал тот, кто был убит, потому что после удара ножом в сердце он не смог бы погнаться и ранить своего противника в спину. Тот, защищаясь, обернулся к нападавшему и ударил его в сердце.

Для меня было шоком узнать, что вину за поножовщину возложили на Владимира, и что этот случай был расценен не как самооборона и даже не как убийство в состоянии аффекта, а как умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Парень отсидел более 10 лет в тюрьме.

В другом случае отставной полковник милиции Мамед М. был подставлен собственным сыном, который наделал долгов и сбежал от кредиторов. Те послали к отцу должника двух "вышибал", которые неоднократно ему угрожали.

Однажды они пришли к нему домой, вооруженные пистолетами, и пригрозили убить и его, и жену. Полковник снял со стены охотничье ружье и двумя выстрелами убил обоих. За это он в свои 68 лет получил расстрел (это уже позже "подрасстрельный" возраст снизили до 65 лет).

Приговор возмутил даже смертников, и не только их. Возможно, по этой причине уже через несколько месяцев он был помилован с заменой расстрела на 16 лет (впоследствии по амнистии были сняты еще 5 лет).

Всего этот человек, защищавший свой дом и свою семью от бандитов, отсидел 10 лет и вышел на свободу больным стариком.

Сложно судить о том, насколько типичны такие случаи, и в какую сторону развивается ситуация, не имея на руках статистических данных.

Убийство или нанесение увечья при превышении пределов обороны в отдельную строку в отечественной статистике не выделяются и относятся к "другим преступлениям" вместе с десятками других.

- Есть ли разница, где оборонялся человек - в собственном жилище или, скажем, на улице?

- Безусловно, факт, что кто-то был убит, вломившись в чужое жилище, характеризует общественную опасность нападения. Но сам по себе факт вторжения в чужое жилище не может быть оправданием убийству или нанесению увечий.

Например, в квартире могут повздорить хозяин и пришедший к нему в гости сосед. Хозяин убивает соседа, потом вкладывает в его руку нож и заявляет, что оборонялся. Свидетелей, видеозаписей и пр. нет. В таких условиях принять версию убийцы стало бы судебной ошибкой.

- Российские эксперты называют три правила, которые могут помочь оборонявшейся жертве не оказаться за решеткой: вызвать скорую, вызвать полицию и грамотно дать показания с помощью адвоката. Вы с этим советами согласны?

- Согласен. Но это не гарантирует, что человека все же не арестуют на время следствия, особенно, если для этого есть некоторые формальные основания. Поэтому я бы дополнил список советов четвертым: надейся на лучшее, готовься к худшему.

Под худшим я подразумеваю ситуацию, когда происшествие будет квалифицировано по другой статье, предусматривающей лишение свободы, например, как убийство в состоянии аффекта или убийство по неосторожности, нанесение тяжких телесных повреждений и т.п.

Часто это происходит на основании показаний самого подозреваемого. Поэтому так важно обзавестись адвокатом на самой ранней стадии расследования и не давать показаний без консультаций с ним.

http://www.echo.az/article.php?aid=86748