Слепок с общества

Эльдар Зейналов,
директор Правозащитного Центра Азербайджана

Тюрьма - это место, где недостаток пространства 

компенсируется избытком свободного времени

Виталий Лозовский

Если обоснованно мнение, что реальное развитие общества надо оценивать не по количеству школ, чугуна и стали на душу населения, не по рекордам спортсменов, а по отношению к наиболее отверженным членам общества, то положение в тюрьмах будет одним из самых лучших показателей. 

Среднестатистический заключенный – это не выродок, неизвестно откуда свалившийся в нашу тихую обитель и резко отличающийся от всех нас психически и даже антропологически. Это почти обычный человек, взращенный нашей системой, ходивший с нами в одну школу, и который, проведя за решеткой определенное время, вновь станет нашим соседом по двору. Он несет на себе все основные стигматы нашего больного общества: цинизм, корыстный индивидуализм, пренебрежение моралью и пр. 

Обратимся, например, к статистике преступности за первую половину текущего года. Из зарегистрированных 8045 преступлений почти четверть - 1868 связаны с покушениями на чужую собственность, причем на относительно небольшое количество насильственных преступлений в этой сфере (168 разбоев и ограблений) зарегистрировано почти впятеро больше (765) преступлений, связанных с мошенничеством – почти вровень с кражами (935). По данным Госкомстата, количество зарегистрированных случаев мошенничества выросло по сравнению с прошлым годом на 9%!

А ведь мошенничество, в отличие от тайно совершаемой кражи – это преступление, которое творят, бессовестно глядя вам в глаза. Так, как это сделало наше государство лет 10 назад, обобрав нас с «прихватизацией», ваучерами, замороженными банковскими вкладами, финансовыми пирамидами… Поступая так, государство снизило моральную планку, сделав мошенника себе ровней. Помните классическое: «Вора бьют не за то, что он вор, а за то, что дал себя поймать» или «Если ты украл доллар – ты вор, если миллион – то миллионер»?

Вор – личность глубоко несимпатичная. Но едва ли можно всерьез сравнивать ущерб от тысяч инкриминируемых уголовникам т.н. «ширванных дел» (с ущербом на несколько долларов) с тем, что делает какой-либо «белый воротничок» - высокопоставленный чиновник, курирующий строительство, нефть или импорт. А много ли таких чиновников село за решетку? С этой точки зрения вор действительно выглядит всего лишь неудачником, своровавшим слишком мало и при этом давшим себя поймать…

Свою долю «справедливости» добавляют и карательные структуры. Если судья просит взятку в несколько тысяч долларов, чтобы «простить» преступление с десятикратно меньшим материальным ущербом, если даже за свой, заслуженный приговор человеку надо платить, чтобы не приписали более тяжкую статью - едва ли судья заслужит благоговейное уважение от тех, кого он судит. И едва ли осужденный таким образом преступник выйдет из зала суда с раскаянием.

Если в полиции на пойманного воришку навесят еще пару «висяков», которые портят картину раскрываемости преступлений, будет ли он считать свое наказание справедливым? Вдумайтесь: по словам замминистра внутренних дел Захида Дуньямалыева, раскрываемость преступлений составила фантастическую цифру 94,1%. В советское время при тотальном контроле за населением эта цифра, может быть, и не очень удивила бы, но сейчас?..

Даже при этом, в прошлом году Судом по тяжким преступлениям было вынесено 11 оправдательных приговоров, 12 дел отправлено на доследование в прокуратуру, 36 человек отправлены на принудительное психиатрическое лечение (в 2002 году этот суд отправил на доследование 29 дел и оправдал 6 человек). Эта статистика невиновности и психрасстройств явно неполная. Так, по неофициальным данным, сейчас в тюрьмах сидит до 200-250 заключенных, чье место явно не на тюремных нарах, а в «психушке».

А наказали ли кого-либо из следователей за то, что они на долгие месяцы незаконно лишили свободы невиновных или пытали психбольных (а пребывание последних в тюрьме вместо больницы во всем мире приравнивается к жестокому обращению)? А ведь в нашем Уголовном Кодексе (УК) на все эти действия легко найдется статья…

Поэтому, какие бы покаянные слова ни писали эти ребята в линялой тюремной робе в своих слезных прошениях о помиловании, в глубине души они себя считают не более виновными, чем те, кто их наказывает. Такое «наказание» вместо исправления только калечит.

КОМУ ТЮРЬМА, КОМУ МАТЬ РОДНА

И действительно, в тюрьмах высокий процент рецидива (порядка 70%). Попадая туда несмышленым юнцом за «ширванное дело», преступник вскоре понимает, что в тюрьме не так страшно, как ему до того казалось. Особенно, если это бездомный, безработный, беженец, который бесплатно получает здесь пищу и крышу над головой, в которых общество ему отказывало на свободе.

Он набирается опыта у бывалых товарищей по отсидке, что вместе с убеждением, что уж второй-то раз он не даст себя поймать, делает его к моменту освобождения сформировавшимся и еще более закоренелым преступником.

Согласно официальной статистике, преступность вроде уменьшается. Как сообщает МВД, по сравнению с 1992 годом преступность снизилась на 32,2% (с 22450 до 15206). Число умышленных убийств снизилось в 3,1 раза, разбоев и грабежей - в 4,1 раза. Но вместе с тем, если в 2002 г. Суд по тяжким преступлениям осудил 1142 человека, то в 2003 г. – уже 1707 человек. Это говорит о том, что на общем радующем глаз фоне снижения преступности увеличивается доля «ненасильственных» тяжких преступлений. Иными словами, в результате «исправления» повышается преступная «квалификация».

С этим надо как-то бороться. Я буду не прав, если скажу, что в этом направлении ничего не делается. Так, в 2000 году в Уголовный Кодекс были введены новые наказания, не связанные с лишением свободы. Это теоретически позволит впервые оступившемуся не окунаться в тюремную клоаку, будучи в контакте с обществом, не опуститься еще ниже. Но суды по-прежнему практикуют самые тяжкие наказания.

Если присмотреться, то в отношении женщин лишение свободы редко применялось еще раньше, при старом УК. Именно поэтому у нас в женской колонии №4 всегда было всего 250-300 женщин на 17-20 тыс. заключенных (менее 2%). И «виноват» в этом позитивном явлении отнюдь не УК, который не давал преступницам скидок, а национальный менталитет, который не мог примириться с тем, что женщина-мать оказывалась за решеткой. Этот внутренний барьер у судей «ломается» лишь в случаях убийств, мошенничества и распространения наркотиков, за что в основном и сидят наши тюремные «дамы». Но в случае прес тупников-мужчин почему-то милосердие судей не срабатывает…

А особо опасных рецидивистов, для которых тюрьма действительно стала «родной матерью» ввиду отказа от них семей и общества, не так уж много. Из них около 200 сидят в колонии особого режима №8, несколько десятков – в «крытой» Гобустанской тюрьме.

РЕФОРМЫ?

Система исправительных (пенитенциарных) учреждений определенно требует реформ. К счастью, в Министерстве Юстиции – «хозяине» тюрем этого никто и не отрицает. Но понимание реформ различно. Иные чиновники торопятся записать в «копилку» реформ даже такие достижения как установку статуй Гейдара Алиева и Фемиды, публикацию собственных книг на исторические темы. Другие рапортуют о «ресторанном» меню питания заключенных, существующем лишь на бумаге. Третьи кропотливо подсчитывают все семинары, конференции и банкеты, проведенные с гостями из Совета Европы.

Это не реформы! Для реформ нужны деньги, хорошо проработанный и утвержденный план действий и добрая воля.

О деньгах. За прошедшие 7 лет инвестиции в пенитенциарную систему увеличились в 6 раз! Существовать в колониях стало веселей – в голодные обмороки на поверке не падают, как в 1993-м. Но и определенно, в 6 раз больше кушать тоже не стали. Это означает, что инвестиции разошлись в основном по иному назначению вроде постройки стадиона, воздвижения мемориалов и т.п.

Даже и сейчас расходы пенитенциарной системы далеки от европейского стандарта. Там в день на заключенного минимально расходуют 8 долларов, в то время как у нас в текущем году на примерно 17 тысяч заключенных тратится 87,4 млрд. манат (примерно 3 доллара в день). Это на администрацию, охрану, здравоохранение, ремонт и немного на питание…

Каким образом из такой мизерной суммы можно выкроить средства на постройку новых тюрем в провинции, перестройку колоний в дорогостоящие тюрьмы с камерным содержанием и т.п. проекты, которые иногда анонсируются в прессе чиновниками Минюста? Этого никто объяснить не может.

Теперь о плане. Временами в отчетах тюремной системы фигурирует некий стратегический план реформ на 1999-2014 гг. Однако мало кто знает, что этот план официально так и не был утвержден, хотя и прошла треть его срока. Как можно работать без утвержденного плана и адекватных инвестиций, известно лишь самим реформаторам. В 1960-е годы это бы назвали волюнтаризмом.

Как концепция руководства, волюнтаризм базируется в первую очередь на твердой воле руководителей, а уже во вторую – на анализе реальной обстановки. Это грозит возможностью споткнуться о непредвиденное препятствие. В данном случае этим препятствием может быть позиция руководства Минюста. Хотя руководители Главного Управления Исполнения Судебных Решений (ГУИСР) при случае и любят ссылаться на поддержку министра юстиции, но она довольно условна. По неофициальным данным, в мае с.г. на Коллегии МЮ деятельность ГУИСР подверглась достаточно резкой критике. Тогда же из ГУИСР было выведено Медицинское Управление.

Со стороны создается впечатление, что у ГУИСР и МЮ разные концепции реформы или, по крайней мере, серьезные разногласия. Для реформ, которые проводятся волюнтаристским образом, нет ничего опасней.

«КАМЕРА ХРАНЕНИЯ»

Один из начальников тюрем в беседе со мной объяснил свою задачу предельно примитивно: «У меня здесь камера хранения. Мне сдают человека, и я должен через нужный срок его вернуть его в целости и сохранности». 

Такая незатейливая концепция привела к тому, что «исправительно-трудовые учреждения» Советского времени превратились в некие «учреждения по отбыванию наказания». Причем наказание понимается лишь как изоляция без какой-либо осмысленной трудовой или образовательной деятельности. Почти везде позакрывались промышленные зоны, профессионально-технические училища, не разрешается получение заочного высшего образования. 

Что в таком случае будет перевоспитывать заключенного? Чтение книг о Чапаеве, в свое время позаимствованных из библиотек частей расформированной Советской Армии? Созерцание многочисленных плакатов с плохо подобранными изречениями Гейдара Алиева? Сознание того, что на его содержание семья тратит последние гроши?

От западной тюремной системы планируют позаимствовать лишь камерное содержание заключенных, но никак не западную образовательную систему, не западные спортивные программы, не западное меню питания. Ощущение, что большую камеру хранения хотят разбить на меньшие ячейки для еще большей изоляции.

Такая «реформа» - это шаг назад даже от несовершенной советской системы. Ведь западная концепция лишения свободы обязательно предусматривает перевоспитание путем разнообразных, в том числе индивидуальных программ обучения, социальную реабилитацию после освобождения. Она опирается не на изоляцию преступника от общества, а на поддержание постоянных контактов между ними. 

Да и рекомендации западных экспертов по изоляции осужденных заключаются отнюдь не в рассаживании их по одиночкам. В колониях рекомендуется создать вместо больших (на 100-120 человек) спальных помещений комнаты с содержанием не более чем по 20 заключенных в каждой. Другие рекомендации, для «крытых» тюрем, рекомендуют даже не изолировать пожизненников от других категорий заключенных. Вообще предполагается, что в камерах заключенные будут содержаться лишь в ночное время, а в дневное будут свободно ходить по территории, заниматься спортом, образованием, работой. Да и много чего другого предлагается, о чем обычно не вспоминают наши доморощенные реформаторы.

Содержание всех заключенных – и опасных, и нормальных - в камерах является концепцией, от которой отказались еще в XIX веке. Возвращаться из компьютерной цивилизации во время графа Монте-Кристо – та ли реформа, которая нам нужна?

А вот в России, например, в тюремной системе реализуется уже вторая по счету государственная программа по трудоустройству, что позволило обеспечить работой более половины заключенных. А ведь это не только способ времяпровождения, а и возможность оплатить судебный иск (и выйти из тюрьмы раньше), ослабить финансовую нагрузку на семьи.

У нас же оступившегося человека подержат в «камере хранения» какое-то время и выпускают в общество физически и морально больного, неприспособленного к жизни на воле, изменившейся за столько лет его отсидки…

«ШИРОКО ОТКРЫТЫЕ ДВЕРИ» ИЛИ «ПРОХОДНОЙ ДВОР»?

Прозрачность реформ для общественности – это неплохая подстраховка даже для гораздо лучше продуманных реформ, чем наша. И в проклятые Советские времена, и сейчас для этого были предусмотрены соответствующие положения пенитенциарного законодательства. Например, в нашем Кодексе Исполнения Наказаний существует ст.20, согласно которой «общественные организации принимают участие в исправлении осужденных и осуществляют общественный контроль за деятельностью учреждений и органов, исполняющих наказания».

Готовитесь аплодировать? Рановато, т.к. второй частью этой же статьи предусматривается, что эта деятельность «определяется нормативно-правовыми актами». Какими? Это и я хотел бы знать. Ведь за 4 года действия этого Кодекса ни ГУИСР, ни МЮ не создали ни одного всеобъемлющего нормативно-правового акта, где были бы расставлены точки над «i» (а еще лучше над «ё») в вопросе доступа в тюрьмы неправительственных организаций (НПО).

Правда, в 2001 г. были заключены протоколы о сотрудничестве с тремя НПО (в том числе с нашим Правозащитным Центром Азербайджана), утвержденные приказом в январе 2002 г. Но в дальнейшем сотрудничество с этими организациями было в одностороннем порядке свернуто руководством ГУИСР. Причем в недавней статье в газете «Бакинский рабочий» было по этому поводу заявлено, что «эффективность этого взаимодействия оказалась невысокой, что негативно влияло на общий ритм работы исправительных учреждений». Можно согласиться с тем, что эффективность этого сотрудничества в результате противодействия некоторых чиновников оказалась невысокой, но чтобы три НПО, из которых две представляют собою филиалы авторитетных международных организаций, могли нарушить «общий ритм работы» тюрем?... Явный перебор! Тем более непонятный, что ГУИСР не аннулирует соглашения о сотрудничестве с этими организациями, а за границей даже козыряет сотрудничеством с ними.

Проявившееся не так давно нежелание «дружить» с неподконтрольными властям НПО особенно подчеркивается фактом создания при ГУИСР «Общественного Совета» (ОС), в состав которого вошли «представители неправительственных и других общественных и государственных организаций. Членом совета являются также заместитель министра юстиции» (т.е. глава ГУИСР). Общественный Совет с участием госчиновников? Мониторинговая структура с членством тех, кого нужно будет проверять? Более чем странное понимание общественного контроля, скорее напоминающее желание ограничить реальный контроль за тюрьмами со стороны общества… 

Интересно, что идею этой мониторинговой структуры еще в 2002 г. выдвинули как раз те НПО, которыми сейчас оказалось недовольно руководство ГУИСР. Но в том варианте подразумевалась полная независимость от ГУИСР и плюрализм форм сотрудничества НПО и ГУИСР. Ведь не могут же членами ОС быть десятки и сотни НПО, которые хотели бы работать в тюрьмах? Да и не имеет смысла участие в ОС тех НПО, чей интерес к пенитенциарной системе ограничивается лишь одноразовыми проектами.

Когда примерно год назад начались «перебои» с допуском НПО в тюрьмы, на мою вполне обоснованную претензию начальник одного из отделов ГУИСР заявил в прессе, что не допустит превращения тюрьмы в «проходной двор». Вот их уровень - считать правозащитника, на равных принимаемого в ООН и СЕ, «проходимцем»!

Еще одна грань проводимых в пенитенциарной системе реформ «засверкала» после того, как в 2002 г. граждане страны получили доступ к Европейскому Суду, а чуть позже – и к Конституционному Суду. Хотя по Конституции судебная система и исполнительная власть представляют собою разные ветви, ГУИСР выступил в роли ревнителя интересов суда, воздвигая искусственные препятствия к посылке заявлений, снятию копий с документов, встречам заключенных с доверенными лицами.

Вот такой «странный», а по сути очень знакомый подход к общественному контролю. Ведь концепция наказания как изоляции от общества в камере хранения уживется лишь с декоративным псевдообщественным контролем.

«ПОЗИТИВНАЯ» И НЕГАТИВНАЯ КОРРУПЦИЯ

Должна быть какая-то логика в том, что проводимая в стране реформа по приближению к европейским стандартам так причудливо (если не сказать уродливо) преломилась в деятельности ГУИСР.

Посмотрим на проблему под углом борьбы с коррупцией, новый этап которой начнется в январе после вступления в силу соответствующего закона. Эта борьба должна заключаться не только в том, чтобы поймать за загребущую руку какого-то конкретного взяточника, но и в принятии превентивных мер по предотвращению коррупции.

Вот тут-то превращение тюрьмы в «проходной двор», т.е. в переводе с языка чиновника, действенный общественный контроль над пенитенциарной системой может оказаться губительным. Готов согласиться, что публикация с нашей помощью памятки, где излагался доселе скрывавшийся от заключенных список всего положенного, распространение нами в тюрьмах сотен книг о правах заключенных с малоизвестными приказами ГУИСР существенно нарушили «ритм работы» взяточников.

Тем более, что по ходу нашей более чем 7-летней работы в тюрьмах нам неоднократно приходилось сталкиваться там с близкими и дальними родственниками чиновников ГУИСР. По странному стечению обстоятельств, все они занимали «хлебные» должности и вызывали критику со стороны заключенных и их родственников как взяточники. Правда, едва ли кто из заключенных решится пожаловаться ввиду того, что эти нечистые на руку люди не скрывают, кто является их «крышей».

Есть и другой момент, мешающий бороться с этим явлением, который я с долей иронии назвал бы «позитивной коррупцией». В уголовном мире есть такое понятие как «положение». Т.е., чтобы заключенный вернулся из «камеры хранения» здоровым, не терял связей с семьей, ему нужно обеспечить все положенное по закону - «положняк». Большинство тюремных бунтов происходит не из-за каких-то там особых привилегий, а когда администрация покушается на «положняк». Обычно уголовники создают свой денежно-вещевой фонд, т.н. «общак». Вокруг «общака» и «смотрящих» за ним заключенных складываются специфические отношения, параллельные органы власти. Поэтому с этим явлением администрация борется.

А теперь представьте, что начальник колонии сам становится «смотрящим», т.е. за счет поборов с заключенных создает свой «общак», из которого улучшает «положение» в своей тюрьме. А именно так и заявил мне один из начальников: «Здесь нет общака, я сам тут общак». И это было правдой.

Выше я уже говорил, что по уровню финансирования наши тюрьмы не дотягивают до европейских. Так вот, там, где вы увидите более «европейские» условия, явно раскошелился начальнический «общак». Отвлекаясь от конкретной правовой оценки этого феномена, могу сказать, что без этой полудобровольной поддержки общества заключенным положение в тюрьмах было бы много хуже. 

Почему бы тогда, спрашивается, не сделать при этих пенитенциарных учреждениях общественные фонды с попечительскими советами, независимыми от ГУИСР? Наверное, и Минюст мог бы пойти навстречу и зарегистрировать их как общественные организации. Хорошая инициатива легализовалась бы… и при этом засветила ту часть незаконных поборов, которые шли бы на личное обогащение чиновников. Потому, вероятно, в ближайшем будущем мы этого не дождемся. Пока что создан лишь один при детской колонии, под колпаком администрации, который не работает.

Я могу лишь приветствовать идею переноса тюремных учреждений за пределы Баку. Правда, остаются в тени два существенных вопроса. Земля в городе стоит довольно дорого. Если колония покинет город, то ее территория перейдет кому-то под строительство. Дадут ли эти деньги ГУИСР или «отблагодарят» кого-то в частном порядке? Другая проблема – кто будет строить новые колонии? ГУИСР или гражданская организация, отобранная Минюстом? Именно поэтому я некоторое время назад предложил использовать для новых колоний полуготовые постройки, например, военные казармы.

Теперь об идее перевода заключенных на камерное содержание. Помимо ее анахроничности и ущербности с точки зрения психологического климата, этот проект предполагает масштабное и дорогостоящее строительство, которое опять же будет осуществлять ГУИСР. Если даже на одном заключенном строители сэкономят 15 ширванов, то общая «экономия» составит полмиллиона долларов.

Чем более изолированы заключенные в тюрьмах, тем более они зависят от «посредников» в решении любого жизненного вопроса. Это тоже стимул, правда, никогда не высказываемый вслух, для сторонников «завинчивания гаек» в тюрьмах.

Под углом перспективы коррупции сомнительна даже высказанная в «Бакрабе» идея передачи чиновникам ГУИСР функций суда по определению режима содержания заключенных. Уже сейчас видно, как произвольно обращается администрация с уже имеющимися у нее по Кодексу Исполнения Наказаний полномочиями по улучшению условий внутри одного режима. Известны случаи, когда «демагогов» и психически ненормальных заключенных под надуманными предлогами переводят из колоний в «крытую» тюрьму (в 2000 г., например, в Гобустане «закрыли» около 100 политзаключенных). Пожизненника, отсидевшего 10 лет, не переводят на улучшенный режим, и т.д. Так что зажиточные семьи смогут улучшить режим даже закоренелых преступников, в то время как раскаявшийся, но бедный преступник или же политический заключенный будет «тянуть весь срок» в худших условиях.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Что-то сделать в тюремной системе можно будет лишь тогда, когда заключенных будут рассматривать не как «спецконтингент», а как граждан, пусть и оступившихся. При таком подходе тюрьмы перестанут быть камерами хранения или зверинцами. Такой путь уменьшит изоляцию тюрьмы от общества, положительно скажется на перевоспитании преступников. Реальный общественный контроль пресечет коррупцию, благотворительные организации усилят социальную защиту заключенных…

И вот тогда, возможно, рядом с уже установленными около тюрем статуями лидеров и богинь поставят памятник сделавшему все это шефу тюремной системы.

Доживем ли мы до этого?