Не перекладывать защиту узников на Аллаха

Эльдар Зейналов

На днях меня попросили подготовить некоторые материалы к 30 октября - Дню политзаключенного бывшего СССР. Да, Союз развалился, но проблема осталась, и во многом общая для всех его бывших республик. В этой связи хотел бы поделиться некоторыми соображениями по проблеме прав человека в Азербайджане.

Когда меньшинством нарушаются права большинства, и наоборот, либеральная идеология борьбы за права каждого отдельного индивидуала не может удовлетворить массы. Не может быть свободным отдельный человек (если не иметь в виду чисто внутреннюю, духовную свободу), если порабощена вся его социальная группа. Вот почему борьба за права человека в наших условиях естественным образом связана с борьбой за изменение устройства общества, т.е. с политикой. Это объясняет, почему сейчас в этой области особенно активны не профессионалы-юристы, а политики. Да и правозащитные организации как явление появились скорее как ответ на репрессии в отношении отдельных групп оппозиционеров, чем как осмысление глобальных проблем гуманности.

Многообразие правозащитных организаций отражается поэтому и на подходе к проблеме политических заключенных, среди которых активисты самых разных политических направлений: партий Народный Фронт, Труда, Демократической, "Мусават", Национальной независимости, Демократического Союза молодежи, Лезгинского национального движения "Садвал", Комитета "Ниджат", Общества им.Худу Мамедова, Равенства Народов Азербайджана (бывшая Талышская Народная), Курдской Рабочей партии (ПКК), "Джейшулла", "Хизболла", "Хизб-ут-Тахрир", сторонники обоих экс-президентов, экс-премьера С.Гусейнова, ОПОНовцы. Соответственно и среди политзеков появились свои "меньшинства" и группы риска быть забытыми в правозащитных кампаниях.

Так кто же они, политзаключенные?

По мнению координатора программы мониторинга политических преследований в бывшем СССР Института Прав Человека (Россия) Валентина Гефтера, опирающегося на определение "Международной Амнистии", "общепринято под (уголовно) преследуемыми по политическим мотивам или, как чаще говорят, политзаключенными понимать любого, чье дело содержит значительный политический элемент, относящийся либо к мотивации действий обвиняемого, либо к характеру этих действий, либо к мотивации властей. При этом термин "политический" используется для ссылки на все аспекты отношений, связанные с политикой: принципы и законы, организация и механизмы функционирования общества, государства и поддержания порядка в них; связь этих вопросов с языком, этническим происхождением, полом, религией, социальным статусом и др.

Поэтому правозащитное движение тщательно рассматривает все случаи преследования, особенно уголовного, когда имеются хоть малейшие подозрения в использования правоохранительной системы постсоветских государств для:

- пристрастных "организации" и рассмотрения дел 

- заведомого ужесточения судебного наказания людей, совершивших мелкие или бытовые правонарушения, в т.н. "рядовых" случаях не подлежащие преследованию в уголовном порядке, с целью хотя бы временного поражения в правах или ограничения свобод активистов гражданского общества и просто неугодных кому-либо лиц.

- придания действиям или намерениям обвиняемого заведомо преступного и юридически неадекватного характера, например, обвинения журналиста в клевете на официальное лицо (учреждение) не по их гражданскому иску, а в общеуголовном порядке как за преступление против государства.

- преследования за деяние, совершенное в политическом контексте: например, организацию или участие в официально несанкционированных мероприятиях, а также за обычные преступления в ходе их проведения.

- извращения мотивов или преувеличения меры ответственности и вины лица, совершившего преступление в составе политически оппозиционной, в т.ч. вооруженной, группировки или с целью ее поддержки; например, по обвинению в измене родине или в антиконституционной деятельности.

Для тех политзеков, кто не подходит под понятие узников совести, правозащитники требуют гласного безотлагательного и беспристрастного судебного разбирательства, отвечающего критериям презумпции невиновности, права на юридическую защиту по их выбору, на участие в слушаниях своего дела, на то, чтобы не давать показания на самого себя и не признавать себя виновным.

В отличие от так понимаемых "политзаключенных" в самом широком смысле этого термина, для тех, кого во всем мире называют узниками совести, правозащитное сообщество везде и всегда требует немедленного и безоговорочного освобождения.

Люди могут стать узниками совести по разным причинам, независимо от того, находились ли в невооруженном противостоянии правящему режиму или работали в легитимных рамках политической системы данной страны, отстаивали свои неотъемлемые права и гражданские свободы или стали жертвами ничем не спровоцированного преследования со стороны властей, в любом случае, если их держат под следствием или в заключении:

- из-за участия в ненасильственной политической деятельности как в индивидуальном порядке, так и при работе в группе, объединенной, например, по социальному, религиозному, этнонациональному признаку;

- из-за их принадлежности к меньшинству, отстаивающему свою автономию;

- потому что они настаивали на соблюдении такой религиозной практики, следование которой не принято в данной стране или местности;

- из-за участия в общегражданских или профсоюзных акциях, таких как забастовки, митинги, пикеты и демонстрации;

- по причине преследования за совершение приписываемого им уголовного преступления, тогда как на самом деле они только критиковали власти;

- потому что они публично защищали права и свободы конкретных людей, гласно, в т.ч. в СМИ, обличали виновников их нарушений;

- потому что они отказались от несения воинской службы или участия в насильственных действиях по религиозным соображениям или по убеждению;

- потому что они сопротивлялись предпочтительному использованию только официального языка страны проживания;

- потому лишь, что они жили в той же местности или принадлежали к тому сообществу, члены которого преследуются властями;

- потому лишь, что один из членов их семьи - известный оппонент или вооруженный противник официальных властей".

То есть в мировом движении относятся к политзаключенным с большим разбором и уж во всяком случае не требуют их поголовного освобождения. Что касается властей, то они проблемы политических заключенных вообще не признают, и на этом хотелось бы остановиться подробнее.

Прежние правительства, а также и нынешнее до подписания нефтяного контракта были особо чувствительны к международному имиджу страны. Поэтому политических оппонентов осуждали чаще всего по "неполитическим" статьям. Яркий тому пример - группа политзеков из Партии Народный Фронт. Каждый из их арестов сопровождался кампанией политических обвинений, апофеозом которой стал отказ в регистрации ПНФА летом 1995 года. Власти заявили тогда, что партия практикует насильственные методы политической борьбы, указав в качестве подтверждения на то, что 19 ее членов осуждены за... бандитизм, 3 - за злостное хулиганство, 15 - за незаконное ношение огнестрельного оружия. Группа активных сторонников "Талыш-Муганской Автономной Республики" на первых порах тоже обвинялась в основном по уголовным статьям УК.

То есть политические гонения на этом этапе подкреплялись в основном уголовными обвинениями, которые в основном влекли малые сроки наказания (некоторые из арестованных в 1993-1994 гг. уже освободились), и давали повод утверждать, что в стране нет политзеков.

После укрепления властей путем проведения президентских выборов в октябре 1993 г. и подписания нефтяного контракта в сентябре 1994 г. проблема международного отклика на политические репрессии потеряла свою остроту. Первыми это почувствовали участники октябрьских событий 1994 г. в Гяндже, которым практически поголовно предъявили обвинения в измене родине (ст.57). Часть из них была простыми полицейскими, дезеpтиpами или даже рекетирами. В дальнейшем это обвинение коснулось тех, кто с какой-то стороны был причастен к событиям марта 1995 г. - не только ОПОНовцев, но и гражданских лиц: лачинцев-земляков лидеров мятежа братьев Джавадовых, друживших с ними директора гостиницы, кооператоров и т.д. Соответственно ужесточаются и наказания: "политические" статьи требуют не менее 10 лет. 

При том, что официальное число арестованных по октябрьской попытке переворота превысило 200 человек, а по мартовской - 500 человек, власти вновь утверждают, что политзеков нет. На сей раз - из-за того, что "в Уголовном Кодексе нет такого раздела политические преступления". Измена родине, использование войск против конституционных органов власти или призывы к насильственному свержению правительства, похоже, уже не расцениваются "верхами" как часть политической борьбы.

Власти полагают, веpоятно, что pади pешения пpоблем 700 тыс. беженцев можно допустить, чтобы летели "щепки" в виде поломанных судеб и загубленных жизней отдельных гpаждан. А чтобы наши вpаги не использовали эти "отдельные недостатки" пpотив властей, патpиотичным будет замалчивать случаи наpушений пpав человека. 

Тем временем к 1999 г. число лиц, обтекаемо называемых "арестованными из соображений (государственной) безопасности", по данным Правозащитного Центра Азербайджана, превысило 900 человек. Так что, как и в печально известный период 1930-х годов, построение развитого демократизма сопровождается обострением борьбы. Сходство не только в сути (подавление политического инакомыслия), но даже в деталях: арест за подброшенную обойму патронов, "допросы третьей степени", преследования близких родственников, требующие крови "народные собрания" и т.п.

Нарушаются все мыслимые процессуальные нормы: несанкционированно арестовываются депутаты, пpоизвольно не допускаются адвокаты, сроки рассмотрения простых дел о незаконном хранении оружия растягиваются до длительности Нюрнбергского процесса и т.д. Адвокатов на суде никто не слушает, и приговоры суда практически копируют обвинительные заключения.

Самое трагичное в том, что ситуация в тюрьмах не дает 100-процентного шанса не только на "исправление", но и на простое выживание. Из наших тюрем ежегодно выносят сотни покойников, в том числе и пока еще немногочисленных "политических". Боевик НФА, осужденный на 13 лет, не прожил даже года; народный депутат, внесенный в тюрьму на носилках, протянул две недели; выданный из России заговорщик - чуть более месяца; исламиста выдали умирать через неделю...

При этом многолетние переговоры Красного Креста и других международных организаций с властями о праве посещать всех узников и получать исчерпывающую информацию по их делам (pазумеется, с учетом ноpмально понимаемой тайны следствия), не дают результатов. Крупнейшая республика Закавказья, подписавшая чуть ли не все международные конвенции и протоколы в области прав человека, Азербайджан является одним из немногочисленных государств, где МККК не может посещать никого из заключенных, кроме пленных и сотни туберкулезников.

Кстати, о туберкулезе. Несколько лет назад довелось слышать мнение лидера общественного Комитета по борьбе со СПИД Людмилы Мамедовой о том, что СПИД и туберкулез - "близнецы-братья", и СПИДом часто заболевают люди с ослабленной туберкулезом имунной системой. По ее данным, в наших тюрьмах умерло уже двое больных СПИД, а сколько их там еще, никто не знает, так как СПИД-тестирование заключенных не проводится. А ведь СПИД не имеет четко выраженной картины, и больной человек может "сгореть" от туберкулеза или почечных заболеваний.

Перед смертью один из больных СПИД поведал Л.Мамедовой, как его жестоко били в Бакинском горотделе полиции. "У них все кулаки были в моей КРОВИ, но я молчал. Пусть их накажет Аллах за то, как они обращаются с заключенными..." Но логичней было бы, чтобы с нарушителями прав человека разбирался не Аллах, а наше общество с его институтами власти.

Эльдар Зейналов,

Директор Правозащитного Центра Азербайджана.

1999