Яна Мадатова
среда, 31 августа 2022 г.
Армянам надо просто искать получше, в том числе скелеты в собственном шкафу
Яна Мадатова
суббота, 20 августа 2022 г.
Можно ли заходить в метро с ножом?
Метро – самый быстрый и удобный вид столичного общественного транспорта, которым ежедневно пользуются сотни тысяч граждан и гостей столицы. Безопасность подземки – один из приоритетов, что радует. А вот подход к ее обеспечению вызывает вопросы. Ради этой самой безопасности на станциях установлены сканеры, проверяющие багаж пассажиров. Но насколько это действенно? Где-то относятся к проверке спустя рукава и часть пассажиров, даже с большими сумками, сканер игнорирует. Где-то перестраховываются, заставляя класть на ленту даже миниатюрную женскую сумочку, в которой поместится только телефон и помада. В результате в часы пик на входе в метро настоящее столпотворение. А после инцидента, когда мужчина в метро угрожал топором представителям секс-меньшинств, все больше пассажиров стало испытывать сложности с провозом тех или иных предметов.
Так, жительница Баку Эсмиральда Шихамирова пожаловалась на то, что на днях ее дважды за один день задержали в подземке с требованием выбросить нож из сумки.
«Вообще-то, это был даже не нож, а резак, нужный мне для работы. Там же лежали и два шпателя, но их опасными не посчитали, хотя потенциально и они тогда могли представлять угрозу. В общем, дошло до того, что мне пришлось звонить в 102. На станции метро «Гянджлик» по телефону некто по фамилии Гаджиев долго мне рассказывал про того мужчину с топором, а когда я спросила, как мне провозить свои инструменты, которые я 20 лет ношу с собой, он посоветовал мне положить их в карман, прежде чем зайти в метро, или воспользоваться автобусом. Многие мастера, рабочие везут свои инструменты, и надо отличать их от оружия. Или же, скажем, человек берет с собой нож, чтобы порезать еду на работе или на пляже. Получается, что в метро ему вход воспрещен, если нож в сумке, а вот если в кармане, то пройдешь с ним без проблем. Считаю такие ограничения в корне неправильными и нелогичными. Кстати, на одной из станций в монитор никто не смотрел, охрана мило беседовала друг с другом, и им было абсолютно не интересно, что у меня в сумке», – рассказала она.
Женщина написала об этом инциденте и на своей странице в фейсбуке, и, оказалось, что не только у нее такой негативный опыт. Некоторые уже для поездки на пляж все нарезают дома, боясь, что к ним в метро придерутся.
Кстати, по словам Шихамировой, ей после инцидента позвонили из полиции и уточнили ее фамилию, имя и дату рождения, для чего – пока неизвестно.
Ситуацию прокомментировал "Зеркалу" глава Правозащитного центра Азербайджана Эльдар Зейналов:
– Полицейский в данном случае руководствовался не какой-либо инструкцией, а перестраховкой и практическими соображениями: сумки положено проверять, а вот личный досмотр граждан проводится лишь в крайнем случае, при наличии конкретных подозрений. Примерно так же обстоит дело в аэропорту: можно везти колющие и режущие предметы сданными в багаж, но не проносить с собой в салон.
Другое дело, что инструмент, о котором идет речь, каким бы острым и страшным с виду бы он ни был, едва ли может считаться «холодным оружием» по официальному определению, которое дается в статье 2 закона АР «О служебном и гражданском оружии» от 30 декабря 1997 года. Это должно быть оружие, которое по конструкции, размерам и материалу не предусмотрено для непосредственного использования в производственных или хозяйственно-бытовых целях, способно нанести повреждение посредством использования мышечной силы человека во время непосредственного общения с объектом повреждения.
Уже из этого определения видно, что резак по дереву, сапожный нож и т.п. клинки для использования в производственных или хозяйственно-бытовых целях под определение не подпадают.
В самом законе нет никакого описания типов, размеров и материалов холодного оружия. Так что, в случае сомнений следствия в предназначении ножа, назначается и проводится его экспертиза по 40 параметрам, которые известны еще с советских времен. Если длина ножа меньше 90 мм, и он заточен с одной стороны клинка, если клинок при этом толщиной менее 2,6 мм или толще 6 мм в обухе, если клинок не заточен, а нож имеет травмоопасную рукоять или его клинок выполнен из мягкого материала, то экспертиза никогда не признает этот предмет холодным оружием. Соответственно, на его ношение не требуется разрешение, и его даже не имеют права конфисковать.
Разумеется, даже такой нож нельзя носить в общественных местах открыто, создавая тем самым опасность травм или наводя им страх на людей.
Если говорить конкретно о Бакинском метрополитене, то там действуют правила, утвержденные постановлением Кабинета Министров АР №179 от 19 октября 2010 г. Правило 5.1.17 этого документа, действительно, запрещает провоз колющих предметов, не уточняя, каких именно. А ведь под это определение может подойти гвоздь, маникюрная пилка, отвертка, шило, даже деревянная зубочистка или заточенный карандаш. То, что колющие предметы упомянуты наряду с огнестрельным оружием, наводит на мысль, что авторы имели в виду холодное оружие. Либо же это правило частично дублирует правило 5.1.9, которое запрещает провоз любой неупакованной и незастегнутой ручной клади, способной причинить вред пассажирам. То есть, по логике правил метро, предмет, который не является оружием и не запрещен для ношения, но может в открытом виде причинить вред пассажирам, должен быть надежно упакован, чтобы никого не колоть.
Маньяк с топором, кстати, пронес его в метро в закрытом виде. Но, на мой взгляд, полиэтиленовый пакет для упаковки не годился, не гарантируя, что пассажиры не получат повреждений, даже просто налетев на топор при толчке вагона. К резаку, который несли в сумке или ящике, в этом плане претензий не должно быть.
Так что, полицейскому надо напомнить о названном мною законе об оружии — блюститель закона сам должен разбираться в том, что считается холодным оружием.
Автор: Эля Бельская
Дата: 2022/08/20, 20:11
https://zerkalo.az/mozhno-li-zahodit-v-metro-s-nozhom/
пятница, 19 августа 2022 г.
«Кировабадское дело»
19 августа 2022 | 15:00
ИСТОРИЯ
На суде в городе Кировабад (ныне Гянджа) в 1938 году восемь из четырнадцати «вредителей» отказались от вынужденных признаний. Этот процесс попал в историю как «Дело Наркомзема АзССР», или «Кировабадское дело».
На исходе «Большого террора», с 4 по 18 августа 1938 года в Кировабаде проходил открытый процесс Специального присутствия Верховного Суда АзССР по делу о «контрреволюционной, буржуазно-националистической, повстанческо-террористической, вредительской организации в системе Наркомата земледелия (НКЗ) АзССР».
На скамье подсудимых оказались 14 бывших работников Наркомата: замнаркома Аджи Полад-заде, начальник управления животноводства Бахрам Аллахвердиев, его заместитель Мамедали Биляндар-заде, директор животноводческого совхоза Гусейн Гусейнов и другие.
Подсудимые якобы желали свержения советской власти в Азербайджане, его отделения от СССР и восстановления капитализма. Как утверждалось, для подготовки благоприятной почвы для переворота планировалось ухудшить жизнь широких слоев населения, спровоцировать их на проявление недовольства и поднять на восстание.
Против сплошной коллективизации
По сути, в Азербайджане действительно росли нужда и недовольство среди трудящихся, ради которых якобы и была совершена «советизация» Азербайджана. И в этом действительно были виновны госчиновники, в том числе НКЗ.
В СССР с лета 1929 года большевики дали старт политике «сплошной коллективизации» сельского хозяйства. Так, в Азербайджане уже за четыре года предполагалось ликвидировать частные хозяйства и заменить их коллективными. Деревня ответила в начале 1930 года массовыми восстаниями, которые подавляли с помощью Красной армии, с применением бронетехники и жесточайшего террора. Крестьяне пытались сопротивляться, но силы были неравны.
На Север, в Казахстан и Сибирь потянулись сотни семей кулаков, выселяемых из Азербайджана. Но врагов становилось все меньше, а дела в селе шли все хуже. И тогда в Баку по примеру российских коллег во «вредителей» определили чиновников НКЗ.
Вынужденные признания
К июлю 1937 года за исключением наркома Гейдара Везирова практически весь аппарат НКЗ АзССР был «или арестован, или разоблачен, или в стадии разоблачения». На собрании в ЦК КП(б) Азербайджана первый секретарь Мир Джафар Багиров обвинил аппарат НКЗ в «антисоветской, антиколхозной работе» и озвучил свой вывод так: «Все, что делалось антисоветского, антигосударственного, антиколхозного, контрреволюционного в сельском хозяйстве Азербайджана, возглавлял Везиров», который был «из тех врагов, которые по сегодняшний день остались неразоблаченными в наших рядах».
Везирова исключили из партии и арестовали. Под пытками он признал себя и своих сотрудников виновными в том, что они создали организацию, готовившую восстания в 46 районах АзССР, а также теракты против Багирова и Берии. Нарком был тайно осужден выездной сессией Военной коллегии ВС СССР и расстрелян в октябре 1937-го. На открытый суд вывести его не решились...
Суд в Театре имени Берии
Куда надежнее выглядели те 14 человек, которые предстали перед публикой в Гяндже. За исключением двоих – Афана Икмека и Мамеда Султанова – все признали свою вину, были сломлены и готовы к тому, чтобы на заказном судилище публично подтвердить собственные признания.
Государственный театр имени Берии в Кировабаде был переполнен, еще около двух тысяч человек собрались на площади, слушая трансляцию суда через репродукторы. Заметив общественный интерес, восемь подсудимых (Г.Гусейнов, А.Икмек, Ч.Исмаилов, М.Панахов, А.Полад-заде, С.Султанов, М.Султанов и М.Биляндар-заде) отказались признать себя виновными полностью, а Я.Джигитов признал вину лишь частично. Это был скандал!
Ночью непокорных подсудимых обработали в Кировабадском горотделе НКВД его начальник Гамрекели, следователь Л.Гинзбург и прокурор Алигусейнов. Например, «угрожали высылкой детей, арестом жены и безусловным расстрелом». На следующий день обвиняемые покаялись и 11 дней рассказывали о своем «вредительстве». Зачитали и заключение экспертизы, еще в 1940 г. раскритикованное ВС СССР за «явно выраженный обвинительный уклон».
…Вечером 16 августа прокурор Агагусейн Алигусейнов потребовал смертную казнь для 12 из 14 подсудимых. Но «гуманный» суд осудил к расстрелу «лишь» десятерых. Однако оставалась призрачная надежда на то, что высшая инстанция – ВС СССР – отменит приговор.
Пересмотр дела
Репрессии уже сворачивались, и дело действительно пересмотрели. В феврале 1939 – сентябре 1942 года приговоры по этому делу неоднократно пересматривали, постепенно сократив сроки до 7-10 лет. К финалу пересмотра Бахрам Аллахвердиев, Мамедали Биляндар-заде, Ясон Джигитов и Гусейн Шихалиев уже погибли в лагерях.
При Хрущеве дело снова пересмотрели, допросив выживших обвиняемых, следователя, прокурора и экспертов. 18 июня 1955 года Военная коллегия ВС СССР оправдала всех осужденных.
М.Д.Багирову «Дело Наркомзема», кстати, вышло боком – как иллюстрация к нарушению «социалистической законности», когда год спустя судили его самого. Куда больше по этому делу приговорили без суда и следствия – заочными решениями «тройки» и Особого совещания. К сожалению, архивы бывшего НКВД АзССР, все еще закрытые для исследователей, до сих пор как зеницу ока хранят подобные тайны.