вторник, 19 марта 2019 г.

«Али Инсанов в тюрьме страдал от своих же «реформ»»

16 марта Ильхам Алиев помиловал около 400 осуждённых. В их числе были и несколько оппозиционеров, которых ранее международные правозащитные организации назвали политзаключёнными. Среди освобождённых — лидеры партии «Народный фронт» Гезель Байрамлы и Фуад Гахраманлы, а так же активисты молодёжной организации «N!DA». Среди помилованных был и экс-министр Али Инсанов, отбывавший срок тюремного заключения с апреля 2007-го года за обвинение в попытке финансирования государственного переворота.

Кроме того, в 2017-м году Инсанов получил дополнительный срок – за найденные у него в камере психотропные препараты.

Первыми словами Али Инсанова, сказанными для СМИ после выхода из тюрьмы была фраза: «Я не намерен уходить из большой политики». Но стоит ли воспринимать всерьез заявление экс-министра здравоохранения?

На этот и другие вопросы Minval.az отвечает в блиц-интервью правозащитник Эльдар Зейналов.

— Почему в Азербайджане отсутствует такое понятие как «политическая амнистия»?

— Во-первых, большой разброс приговоров: от пары лет до пожизненного. Во-вторых, отсутствие единого, согласованного со всего списка политзаключенных, без которого любая амнистия будет комментироваться какой-то политической или оппозиционной группой как «неполное».

Трех человек из помилованных объединяет то, что в их делах был личный момент. В данном случае это Али Инсанов — бывшей член команды президента, который его предал, и двое ребят, разрисовавших памятник Гейдара Алиева — Байрам Мамедов и Гияс Ибрагимов.

— Как вы считаете, Али Инсанов, грозившийся «возвращением в большую политику» — политический труп? Или все же еще способен на какие-то поступательные движения?

— Смотря, что планировать. Чтобы просто устроить беспорядки, достаточно проплатить хулиганам, которые поломают машины, подожгут что-то, подерутся с полицией. Но чтобы захватить власть, нужно иметь много больше: команду, политическую программу, поддержку основных групп оппозиции, «добро» от дипломатов каких-то влиятельных стран.

Достаточно вспомнить заявление Инсанова о том, что 4 из 10 млн жителей Азербайджана — выходцы или потомки выходцев из Армении и, мол, поэтому они «поддержат старика» — это, по меньшей мере, наивно. Мы это уже проходили однажды в 2005-м, когда Инсанова арестовали, и никто из выходцев из Армении за него так и не вступился.

— Как был обставлен быт Инсанова в тюрьме? Помнится, он жаловался на какие-то притеснения, о чем некоторое время назад писали в СМИ?

— Он, в принципе, сидел, как все. Правда, не в общем бараке на 100 человек, а в небольшой комнате, размером поменьше, куда собрали всех политзаключенных.

— Он часто обращался к правозащитникам с жалобами?

— У Инсанова одно время были жалобы, но потом все как-то урегулировалось. Он на момент попаданию в тюрьму был же уже в преклонном возрасте, к тому же — бывший туберкулезник, с одной стороны, и фтизиатр, с другой. Как врач, он прекрасно понимал, что может там снова заболеть. Поэтому его заботили условия содержания. Правда, в его время Минздрав отказался сотрудничать с тюремной системой, и в том, что не все гладко в тюрьмах, есть и несомненная «заслуга» Инсанова. То есть, он страдал от своих же «реформ».

— Не дискриминировали ли его в тюрьме? Или Инсанов оплатил свое безопасное пребывание в «местах не столь отдаленных»?

— Не дискриминировали. У Инсанова было несколько адвокатов, которые постоянно его навещали, приходил к нему и его сын. Для того, чтобы что-то подстроить, нужно изолировать заключенного от семьи и адвоката, чтобы не было своевременной реакции. Но это был не случай Инсанова.

Все бы ничего, но под конец срока своей отсидки Али Инсанов связался с Нацсоветом, стал делать какие-то оппозиционные заявления, и ему отомстили. Причем использовали для этого не подброшенный наркотик или нож под подушкой, а его врачебную практику, которой сами же и разрешили ему заниматься, хотя и неофициально (лекарственные психотропные препараты под его нарами). Может быть, имея при этом в виду, что в случае чего смогут использовать это против Инсанова.

Дело в том, что какие-то обычные лекарства в повышенной дозировке вызывают эйфорический «приход», поэтому врачи какие-то «колеса» (таблетки) вообще не дают, какие-то — только в строго необходимой дозе). Поэтому все лекарства в колонии должны быть в шкафчике под замком и выдаваться под роспись. Не должно быть лекарств в свободном обращении. Но это была вина, в первую очередь, администрации.

— А как насчет молодых активистов — членов N!DA? Как они прошли свое «крещение» тюрьмой?

— У ребят особенных проблем после приговора не было. Были мелкие придирки в пределах допустимого законом. Вот, например, у Гияса провели личный досмотр, обыскали карманы, наказали за плохую заправку постели. При этом под предлогом не правильной заправки постели Гияса заставили 6 часов стоять на ногах. Как выяснилось, таким образом администрация попыталась создать недовольство между Гиясом и другими заключенными.

Байраму дали место ближе к туалету, и он объявил голодовку протеста. Но ведь и там же кто-то должен был сидеть? Разве в колонии кто-то должен быть лучше других? Адвокаты подали ходатайство, но в Пенитенциарной службе опровергли информацию о плохих условиях содержания Мамедова и отметили, что материально-бытовые условия Байрама Мамедова соблюдаются в соответствии с Кодексом...

У многих заключенных, когда они выпадают из фокуса общественного внимания, возникает зуд сделать что-то, что это внимание снова привлечет, «актуализировать» свое дело.

Им мало, что несколько адвокатов занимаются их делом в Европейском и местных судах, что о них постоянно информируют западных дипломатов. В прессе же ничего про них нет, а это выглядит именно как политическая смерть. Именно поэтому некоторые политзаключенные проявляют беспокойство, и временами создается ложное впечатление, что кто-то на них намеренно давит. На деле же это давление — не более чем реакция бюрократов на нестандартное, «не по уставу», поведение этих заключенных.

— Как вы считаете, можно ли считать отбывание в тюрьме оппозиционеров и политических заключенных «воспитательным процессом»?

— Безусловно, посадка в тюрьму носит воспитательный характер. В том числе и в кавычках, т.е. для отбития у человека интереса к занятиям оппозиционной политикой. Кто-то после тюрьмы уходит из политики вообще, кто-то переходит на сторону властей. Сохраняет свои принципы лишь тот, кто изначально понимает риски занятия политикой в Азербайджане, т.е. готов к аресту, и относится к товарищам по заключению ровно и без попыток кого-то унизить своим «политическим» статусом.

Еще в середине 1990-х уголовники вынесли решение о толерантном отношении к политическим заключенным и, насколько можно судить, придерживаются этого решения. Поэтому, если политический заключенный не пытается показать окружающим, что «его дерьмо пахнет лучше», то процесс «отсидки» в тюрьме происходит более ровно. Таких, кто с достоинством держит удар тюрьмы (тем более незаслуженный удар), уважают и заключенные, и администрация.

Нет ничего неконструктивней, как стараться выместить на пенитенциарщиках и других заключенных свое недовольство работой следствия, решениями судов, отсутствием видимого внимания со стороны международных организаций.

— Говорят, что политзэкам в тюрьме очень «не сладко». Как обстоят дела на самом деле?

— В Азербайджане спор о том, как относиться к политическим заключенным, был решен уголовниками еще в начале 1996 г. на собрании («сходняке») во главе с «лоту» Бахтияром. Тогда в колонии стало поступать много политических заключенных из числа бывших «погонников» (солдаты-суретовцы, омоновцы), и по классическим «поняткам», это было «смешение мастей», которое должно было плохо закончиться для политических. Уголовники почувствовали, что в разборке между бывшими и нынешними «погонниками» администрация определила им роль палачей. И было принято решение («фетва»): политические заключенные не должны вмешиваться в дела уголовников, а уголовники — в дела политзаключенных (их конфликт с правительством, жалобы, акции протеста и пр.); при соблюдении «поняток» к «политикам» нужно относиться как к «мужикам». Эта «фетва» неукоснительно соблюдается.

Кстати, большинство помилованных составляют не секулярные (светские), а религиозные заключенные. Некоторые из них были наказаны строже, чем заслуживали, что доказывает и факт их помилования. Но, за малым исключением, много ли мы слышали об их проблемах (которые такие же, как у всех, а иногда, из-за их религиозности, и побольше)? Все потому, что эти заключенные воспринимают тюрьму не как наказание, а как испытание, и стараются проходить это испытание достойно.

Яна Мадатова

Minval.az

Дата: 2019/03/19 14:17

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.