«Каждый член партии должен доносить» (член ЦКК ВКП(б) С.Гусев, 1925)
В условиях «обострения классовой борьбы», практикуемой большевиками в 1920-30 годах, для жителей СССР было весьма проблематично не попасть в число «врагов народа», имея «не то» социальное происхождение, прошлый опыт участия в некоммунистических политических партиях и т.п. «грехи». Но даже среди этого набора особняком стояли преступления, совершенные коммунистами внутри коммунистической партии против ее руководства. Причем не обязательно это был отказ от классовой борьбы и диктатуры пролетариата – наказывали и тех «левых оппозиционеров», кто настаивал на продолжение курса на мировую революцию, наступление на кулака, проведение сверхиндустриализации и т.п.
Если в 1918 г. большевики покончили с идеей многопартийности, то, начиная с 1921 г., в Коммунистической партии (большевиков) был взят курс на «партийное единство», которое понималось как диктатура партийного большинства и запрет фракционной деятельности. Борьба с единственной легальной политической партией СССР считалась борьбой с системой и подпадала под печально известную «политическую» статью 58 Уголовного Кодекса.
Борьба с внутрипартийной оппозицией становилась, таким образом, делом и органов партийного контроля, и спецслужб. Для Азербайджана на стыке 1920-30 гг. первые олицетворялись Центральной Контрольной Комиссией (ЦКК) республиканской компартии – АКП(б), а вторые – последовательно Азербайджанской ЧК (АзЧК) и Азербайджанским Главным Политическим Управлением (АзГПУ). Генсек Компартии Ленин выдвинул идею реорганизации госконтроля, путем слияния Рабоче-Крестьянской Инспекции (РКИ или Рабкрин) с партийным контролем. Это якобы должно было помочь в борьбе с бюрократизмом. С 1923 г. нарком РКИ по совместительству стал председателем ЦКК.
На деле же был достигнут обратный эффект. Вместо того, чтобы контролировать работу коммунистов на высоких должностях, ЦКК в их руках сама стала инструментом для давления на рядовых партийцев. Это стало заметным, когда борьба против бюрократии приняла форму оппозиции линии ЦК. Протоколы заседаний ЦКК АКП(б) сохранили много свидетельств того, как делегированные в КК секретари ЦК А.Г.Караев и Р.Ахундов, зампред АзГПУ Габер-корн лично участвовали в расправах с критиками линии ЦК из числа оппозиционеров.
Обмен информацией об оппозиционерах между ЦКК и АзГПУ принял в тот период весьма тесный характер. Еще задолго до «Большого Террора» партийные органы могли без всяких юридических формальностей следить за критиками ЦК с помощью спецслужб, а доносящие в ЦКК «честные коммунисты», в свою очередь, фактически расширяли агентурный аппарат спецслужб. Это отражало убеждение большевиков, что «хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист» (слова В.Ленина в 1920 г.).
Эту идею вполне разделяли и члены ЦКК. Так, Сергей Гусин (Яков Драбкин) на XIV съезде ВКП(б), на котором расправлялись с «ленинградской оппозицией» (зиновьевцами), обратился к делегатам с прочувствованным призывом: «Ленин учил нас когда-то, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить. Я не предлагаю ввести у нас ЧК в партии. Но я думаю, что каждый член партии должен доносить».
Весьма скоро он увидел наглядный результат на примере своей дочери, будущей писательницы Елизаветы Драбкиной, которую в 1928 г. исключили из партии в Киеве и принудили к покаянию. В 1933 г. она была отправлена в Баку, где работала в Наркомате просвещения и Институте истории партии. В 1936 г. и ее тоже накрыла волна Большого Террора, как и практически поголовно всех бакинских троцкистов…
Методы полицейской провокации в работе ЦКК АКП(б) проявились еще во время т.н. «Бакинского дела» 1926 г. Несколько коммунистов-агентов АзЧК были внедрены в группу «Бакинской Рабочей Оппозиции» и принимали активное участие в ее работе целый год. Лишь после этого под видом «сознательных большевиков» они сделали официальные заявления в ЦКК, тем самым маскируя работу чекистов.
Похожим провокационным образом действовали против троцкистов в Москве. В августе 1927 г. там раскрыли нелегальную типографию оппозиции. В деле засветился некий бывший белогвардеец, помогавший в ее создании. Это было обыграно ЦК в его борьбе с оппозицией. Позже выяснилось, что этот человек изначально работал на ГПУ и был специально подослан к троцкистам.
В Баку осенью 1927 г. тоже активизировалась оппозиция, а с нею вместе и провокаторы.
Напомню, что в т.н. «Объединенную оппозицию» вошли несколько групп, недовольных засильем бюрократии и внутрипартийным режимом, который подавлял критику и обсуждение альтернативных идей. Основной группой были сторонники Льва Троцкого – троцкисты или, как они себя сами называли, «большевики-ленинцы (оппозиция)». Кроме того, в 1926 г. к ним примкнули сторонники Т.Сапронова, т.н. «демократические централисты» (децисты), а также сторонники Л.Каменева и Г.Зиновьева – зиновьевцы, или «ленинградская оппозиция». Сейчас, с нынешних позиций, все они могут показаться на одно лицо, но тогда левые оппозиционеры насмерть ссорились на идейной почве даже в ссылках и политизоляторах.
В Баку, впрочем, они были намного дружнее. Троцкисты Махмуд Ханбудагов, Алекпер Бабаев, Федор Полтев, Гайк Саркисов, зиновьевцы Али Мамедлинский, Петр Каневский, Трифон Крылов, Саркис Даниелян, сапроновцы Юсуф Гасанов, Мария Корхина, Арто Оганезов, Дагмара Зейц, как и более 700 их товарищей были объединены общей идеей, что замена Сталина на Троцкого и смягчение внутрипартийного режима могут что-то существенно поменять в охваченной кризисом и классовыми конфликтами стране. Они распространяли документы, среди которых было запрещенное «Завещание Ленина», критическое «заявление 83-х» оппозиционеров, выступали на собраниях. Формально они объясняли свою активность подготовкой к XV съезду Компартии, намеченному на декабрь 1927 г.
В 1920-х перед каждым съездом происходила внутрипартийная дискуссия, в ходе которой происходило столкновение мнений. Но в 1927 г., дискуссия началась задолго до съезда и происходила достаточно нервно. Масло в огонь подливали москвичи. То Троцкий выступил со своим «тезисом Клемансо» о том, что для оппозиции допустимо ударить по Сталину в момент войны, то ГПУ обнаруживало нелегальные собрания и типографию…
В партийных организациях Баку оппозиционеров тоже начали зажимать: не давали выступать на собраниях, не делегировали на Бакинскую конференцию. На собрание Бакинского актива пригласили около 2 тыс. коммунистов, из них с оппозиционных позиций выступили всего 9, которые буквально проникли туда, использовав чужие пригласительные билеты. Но даже и их освистывали и не давали выступать. О невозможности открыто выступить со своими взглядами говорили потом в ЦКК многие оппозиционеры как причине, почему они перешли к нелегальным методам работы.
В помощь бакинцам из Москвы привозились самые свежие документы оппозиции, в том числе секретные документы ЦК. Даже глава ЦКК М.Плешаков удивлялся, что в бакинских троцкистских кружках секретные документы ЦК читали и обсуждали раньше, чем они поступали в парторганы АКП(б).
Для их тиражирования троцкисты впоследствии организовали свою типографию, где были печатающие машинки и шапирограф. В отличие от большевистской типографии «Нина», о троцкистской пока мало что известно. По версии следствия, организатором типографского дела выступила Капитолина Ханбудагова-Исаева, которой это стоило партбилета, ареста и ссылки. Орудж Байрамов и Вартан Даниэльян хранили множительную технику. Петр Пахомов и другие печатали на машинках. Журналист Баба Багир-заде занимался переводом оппозиционных документов на тюркский (азербайджанский) язык.
По мере «дискуссии» на оппозиционеров был накоплен довольно серьезный «компромат». 17 сентября 1927 г. Президиум Контрольной Комиссии АКП(б) создал комиссию по расследованию фракционной работы бакинской оппозиции. За две недели работы комиссии, в которую вошли Плешаков, Анашкин и Джафаров, она пришла к выводу о нарушении партийного устава со стороны ряда оппозиционеров.
К началу октября 1927 г. было готово заключение по бакинской оппозиции
В первую очередь досталось оппозиционерам Швейной фабрики им. Ленина, где оформилась ячейка оппозиционеров во главе с децистом Юсуфом Гасановым. Они провели единственное заседание, где выбрали бюро оппозиционной ячейки, выбрали ее бюро и секретаря, обсудили план дальнейшей работы.
Отмечу, что, хотя на фабрике работали люди различных национальностей, в ячейке собрались исключительно тюрки. Вероятно, «Хромой Юсуф», как его звали оппозиционеры, рассчитывал, что таким образом будет достигнута большая конспиративность. Но вскоре кто-то из этой узкой группы в 9 человек уже сообщил об этом в КК. Из вызванных на допрос оппозиционеров сознались и раскаялось шестеро, включая «секретаря», который сдал Комиссии даже оригинал протокола.
Твердо держался лишь «председатель» Ю.Гасанов, который отказался давать показания и каяться. 4 октября 1927 г. он был исключен из партии и вскоре сослан в Пензенскую область. Троцкисты попытались провести кампанию за его освобождение, но в ответ ГПУ арестовало его за троцкистскую агитацию и послало еще дальше, в Акмолинск. В январе 1931 г., когда срок ссылки закончился, его приговорили еще к 3 годам. В 1935 г. его арестовывают снова и посылают в лагерь на Дальний Восток. Там он, вероятно, участвовал в акциях протеста троцкистов, потому что приговором тройки при УНКВД по Дальстрою был расстрелян 16 октября 1937 г. По сути, единственным его преступлением перед партией и Советской властью было то, что он подписывался под различными обращениями протеста и не отказался от своих взглядов. Кстати, и раскаявшийся «секретарь» К.Сафаров, отделавшийся в тот раз предупреждением, в последующие годы был на заметке и был арестован за троцкизм в 1936 г., получив 5 лет лагерей в Воркуте.
Оппозиционные ячейки были обнаружены в Баилово-Биби-Эйбатском и Городском районах Баку. И здесь тоже нашлись внезапно «прозревшие» оппозиционеры - Рихтер, Сонькин, Гладков, Бушев, Шабанов... Однако основная масса оппозиционеров держалась более стойко и умело, чем швейники.
Грамотный отпор КК получила от зиновьевца Али Мамедлинского. Он вступил в партию в 15 лет и 4 года отработал в Ленинграде, откуда по распоряжению С.Кирова был выслан в феврале 1926 г. за участие в оппозиции. Несмотря на свою молодость (21 год), в Баку он стал членом Баксовета и работал заведующим Агитпропотделом Завокзального РК АКП(б), пока в июле 1927 г. его не вывели из состава райкома за оппозиционную деятельность. На заседании Бакинского партактива секретарь ЦК АКП(б) А.Г.Караев объявил его секретарем якобы существовавшего параллельно троцкистского Бакинского Комитета (БК)…
На заседание КК Мамедлинский пришел с копиями своих заявлений, газетных статей. В ответ на обвинение во фракционности, он рассказал о той реальной «групповщине», которая тогда сложилась вокруг практически каждого крупного чиновника и, в особенности, вокруг секретаря БК Левона Мирзояна. Сторонники последнего собирались неофициально при закрытых дверях. Обсуждалась грызня в руководстве и оценивались «национальные работники» (т.е. этнические азербайджанцы) «с точки зрения того, насколько он положительно или отрицательно относится к точке зрения, проводимой Мирзояном». За противниками Мирзояна велась слежка, выясняли, кто с кем встречается, о чем говорят. Отмечу, что все сказанное Мамедлинским вскоре подтвердилось и получило название «групповщины»...
«Я лично такие собрания, такие совещания без всякого оформления, без всякого фиксирования, по заранее намеченному списку рассматриваю ни более, ни менее как фракцию»,- заявил Мамедлинский.- «…Я считаю, что этим делом вы должны заинтересоваться, как можно людям, руководящим пролетариатом, людям, руководящим национальной политикой, строить в своих корыстных целях различные группировки, одних отталкивать, других привлекать и т.д.» Он признал, что собрания троцкистов - формально фракция. Но задался естественным вопросом: почему, в таком случае, «когда Мирзоян собирает – это не фракция?»
Он также перечислил, как ему, члену райкома партии, не давали слова на собраниях, не напечатали его «вполне безобидную статью» и исключили из райкома с нарушением устава, что публично, в прессе, признал даже глава ЦКК ВКП(б) Емельян Ярославский. За это никто наказан не был. Оправдывая методы оппозиции, Мамедлинский заявил, что «после этого надо с бою брать слово, отстаивать свое мнение».
Как констатировал председательствующий И.Довлатов, «Мамедлинский от обороны перешел в наступление». Впрочем, делу это не помогло, и Мамедлинского, Гасанова и еще 9 оппозиционеров исключили из партии. Следуя инструкциям от зиновьевцев, Мамедлинский сменил тон и подал заявление об отходе. В марте 1928 г. его восстановили в партии со строгим выговором. Это не спасло его от преследований. Прах Мамедлинского затерялся где-то на расстрельном полигоне «Коммунарка» под Москвой, где он был расстрелян 28 июля 1941 г.
…Ну, а что же троцкисты? Они продолжили свою деятельность в подполье. Уже через несколько дней после первых исключений в Баку появился командированный оппозиционным центром зиновьевец Саркис (Даниэлян), который встретился с исключенными и другими активистами оппозиции. Он привез инструкции и литературу, в частности, изданные типографским способом экземпляры троцкистского «Проекта платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)». ЦК отказался ее опубликовать, посчитав платформу «фракционной». Тогда оппозиционеры размножили ее сами в одной из московских типографий и успели вывезти еще до того, как туда примчались сотрудники ОГПУ.
Под платформой, не дожидаясь начала дискуссии, начали собирать подписи, в том числе и в Баку. Московские лидеры оппозиции считали, что если под ней соберут тысяч 30 подписей, то это заставит съезд обсудить «Платформу». Подписи партиями сдавали в ЦК. Однако вскоре выяснилось, что эти списки передают в ЦКК, и сбор подписей прекратили где-то на 4 тыс. (отсюда миф о том, что оппозицию поддержало менее 1% членов партии). В Баку подписавшихся под платформой было не менее 40 человек, а читали ее сотни. Многие «засветили» свое участие, подписав заявление 44-х бакинских рабочих против исключения из ЦК ВКП(б) лидеров оппозиции Троцкого и Зиновьева.
После разгрома первого центра оппозиции в 1928 г. был создан второй, затем третий. Было организовано до 25 кружков. Они поддерживали связь с высланными из Баку оппозиционерами, устроили маевку, печатали и распространяли листовки. В Баку нелегально приезжали эмиссары из Москвы и Тифлиса.
В 1927-28 гг. оппозиционеры еще рассматривали свои вызовы в ЦКК как приглашение на товарищескую беседу, по старой памяти называли ее председателя Плешакова «Мишей». Но времена товарищества прошли безвозвратно, и критиков Сталина рассматривали уже как врагов, пусть даже и с ноткой сожаления. В Москве член ЦКК Сольц и вовсе заявил одному из оппозиционеров, что их будут гильотинировать, как когда-то якобинцев. Тогда это казалось страшной и неуместной шуткой. Но Большой Террор показал, что реальность куда страшнее…
Эльдар Зейналов.
http://minval.az/news /123660730
В условиях «обострения классовой борьбы», практикуемой большевиками в 1920-30 годах, для жителей СССР было весьма проблематично не попасть в число «врагов народа», имея «не то» социальное происхождение, прошлый опыт участия в некоммунистических политических партиях и т.п. «грехи». Но даже среди этого набора особняком стояли преступления, совершенные коммунистами внутри коммунистической партии против ее руководства. Причем не обязательно это был отказ от классовой борьбы и диктатуры пролетариата – наказывали и тех «левых оппозиционеров», кто настаивал на продолжение курса на мировую революцию, наступление на кулака, проведение сверхиндустриализации и т.п.
Если в 1918 г. большевики покончили с идеей многопартийности, то, начиная с 1921 г., в Коммунистической партии (большевиков) был взят курс на «партийное единство», которое понималось как диктатура партийного большинства и запрет фракционной деятельности. Борьба с единственной легальной политической партией СССР считалась борьбой с системой и подпадала под печально известную «политическую» статью 58 Уголовного Кодекса.
Борьба с внутрипартийной оппозицией становилась, таким образом, делом и органов партийного контроля, и спецслужб. Для Азербайджана на стыке 1920-30 гг. первые олицетворялись Центральной Контрольной Комиссией (ЦКК) республиканской компартии – АКП(б), а вторые – последовательно Азербайджанской ЧК (АзЧК) и Азербайджанским Главным Политическим Управлением (АзГПУ). Генсек Компартии Ленин выдвинул идею реорганизации госконтроля, путем слияния Рабоче-Крестьянской Инспекции (РКИ или Рабкрин) с партийным контролем. Это якобы должно было помочь в борьбе с бюрократизмом. С 1923 г. нарком РКИ по совместительству стал председателем ЦКК.
На деле же был достигнут обратный эффект. Вместо того, чтобы контролировать работу коммунистов на высоких должностях, ЦКК в их руках сама стала инструментом для давления на рядовых партийцев. Это стало заметным, когда борьба против бюрократии приняла форму оппозиции линии ЦК. Протоколы заседаний ЦКК АКП(б) сохранили много свидетельств того, как делегированные в КК секретари ЦК А.Г.Караев и Р.Ахундов, зампред АзГПУ Габер-корн лично участвовали в расправах с критиками линии ЦК из числа оппозиционеров.
Обмен информацией об оппозиционерах между ЦКК и АзГПУ принял в тот период весьма тесный характер. Еще задолго до «Большого Террора» партийные органы могли без всяких юридических формальностей следить за критиками ЦК с помощью спецслужб, а доносящие в ЦКК «честные коммунисты», в свою очередь, фактически расширяли агентурный аппарат спецслужб. Это отражало убеждение большевиков, что «хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист» (слова В.Ленина в 1920 г.).
Эту идею вполне разделяли и члены ЦКК. Так, Сергей Гусин (Яков Драбкин) на XIV съезде ВКП(б), на котором расправлялись с «ленинградской оппозицией» (зиновьевцами), обратился к делегатам с прочувствованным призывом: «Ленин учил нас когда-то, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить. Я не предлагаю ввести у нас ЧК в партии. Но я думаю, что каждый член партии должен доносить».
Весьма скоро он увидел наглядный результат на примере своей дочери, будущей писательницы Елизаветы Драбкиной, которую в 1928 г. исключили из партии в Киеве и принудили к покаянию. В 1933 г. она была отправлена в Баку, где работала в Наркомате просвещения и Институте истории партии. В 1936 г. и ее тоже накрыла волна Большого Террора, как и практически поголовно всех бакинских троцкистов…
Методы полицейской провокации в работе ЦКК АКП(б) проявились еще во время т.н. «Бакинского дела» 1926 г. Несколько коммунистов-агентов АзЧК были внедрены в группу «Бакинской Рабочей Оппозиции» и принимали активное участие в ее работе целый год. Лишь после этого под видом «сознательных большевиков» они сделали официальные заявления в ЦКК, тем самым маскируя работу чекистов.
Похожим провокационным образом действовали против троцкистов в Москве. В августе 1927 г. там раскрыли нелегальную типографию оппозиции. В деле засветился некий бывший белогвардеец, помогавший в ее создании. Это было обыграно ЦК в его борьбе с оппозицией. Позже выяснилось, что этот человек изначально работал на ГПУ и был специально подослан к троцкистам.
В Баку осенью 1927 г. тоже активизировалась оппозиция, а с нею вместе и провокаторы.
В Баку, впрочем, они были намного дружнее. Троцкисты Махмуд Ханбудагов, Алекпер Бабаев, Федор Полтев, Гайк Саркисов, зиновьевцы Али Мамедлинский, Петр Каневский, Трифон Крылов, Саркис Даниелян, сапроновцы Юсуф Гасанов, Мария Корхина, Арто Оганезов, Дагмара Зейц, как и более 700 их товарищей были объединены общей идеей, что замена Сталина на Троцкого и смягчение внутрипартийного режима могут что-то существенно поменять в охваченной кризисом и классовыми конфликтами стране. Они распространяли документы, среди которых было запрещенное «Завещание Ленина», критическое «заявление 83-х» оппозиционеров, выступали на собраниях. Формально они объясняли свою активность подготовкой к XV съезду Компартии, намеченному на декабрь 1927 г.
В 1920-х перед каждым съездом происходила внутрипартийная дискуссия, в ходе которой происходило столкновение мнений. Но в 1927 г., дискуссия началась задолго до съезда и происходила достаточно нервно. Масло в огонь подливали москвичи. То Троцкий выступил со своим «тезисом Клемансо» о том, что для оппозиции допустимо ударить по Сталину в момент войны, то ГПУ обнаруживало нелегальные собрания и типографию…
В партийных организациях Баку оппозиционеров тоже начали зажимать: не давали выступать на собраниях, не делегировали на Бакинскую конференцию. На собрание Бакинского актива пригласили около 2 тыс. коммунистов, из них с оппозиционных позиций выступили всего 9, которые буквально проникли туда, использовав чужие пригласительные билеты. Но даже и их освистывали и не давали выступать. О невозможности открыто выступить со своими взглядами говорили потом в ЦКК многие оппозиционеры как причине, почему они перешли к нелегальным методам работы.
В помощь бакинцам из Москвы привозились самые свежие документы оппозиции, в том числе секретные документы ЦК. Даже глава ЦКК М.Плешаков удивлялся, что в бакинских троцкистских кружках секретные документы ЦК читали и обсуждали раньше, чем они поступали в парторганы АКП(б).
Для их тиражирования троцкисты впоследствии организовали свою типографию, где были печатающие машинки и шапирограф. В отличие от большевистской типографии «Нина», о троцкистской пока мало что известно. По версии следствия, организатором типографского дела выступила Капитолина Ханбудагова-Исаева, которой это стоило партбилета, ареста и ссылки. Орудж Байрамов и Вартан Даниэльян хранили множительную технику. Петр Пахомов и другие печатали на машинках. Журналист Баба Багир-заде занимался переводом оппозиционных документов на тюркский (азербайджанский) язык.
По мере «дискуссии» на оппозиционеров был накоплен довольно серьезный «компромат». 17 сентября 1927 г. Президиум Контрольной Комиссии АКП(б) создал комиссию по расследованию фракционной работы бакинской оппозиции. За две недели работы комиссии, в которую вошли Плешаков, Анашкин и Джафаров, она пришла к выводу о нарушении партийного устава со стороны ряда оппозиционеров.
К началу октября 1927 г. было готово заключение по бакинской оппозиции
В первую очередь досталось оппозиционерам Швейной фабрики им. Ленина, где оформилась ячейка оппозиционеров во главе с децистом Юсуфом Гасановым. Они провели единственное заседание, где выбрали бюро оппозиционной ячейки, выбрали ее бюро и секретаря, обсудили план дальнейшей работы.
Отмечу, что, хотя на фабрике работали люди различных национальностей, в ячейке собрались исключительно тюрки. Вероятно, «Хромой Юсуф», как его звали оппозиционеры, рассчитывал, что таким образом будет достигнута большая конспиративность. Но вскоре кто-то из этой узкой группы в 9 человек уже сообщил об этом в КК. Из вызванных на допрос оппозиционеров сознались и раскаялось шестеро, включая «секретаря», который сдал Комиссии даже оригинал протокола.
Твердо держался лишь «председатель» Ю.Гасанов, который отказался давать показания и каяться. 4 октября 1927 г. он был исключен из партии и вскоре сослан в Пензенскую область. Троцкисты попытались провести кампанию за его освобождение, но в ответ ГПУ арестовало его за троцкистскую агитацию и послало еще дальше, в Акмолинск. В январе 1931 г., когда срок ссылки закончился, его приговорили еще к 3 годам. В 1935 г. его арестовывают снова и посылают в лагерь на Дальний Восток. Там он, вероятно, участвовал в акциях протеста троцкистов, потому что приговором тройки при УНКВД по Дальстрою был расстрелян 16 октября 1937 г. По сути, единственным его преступлением перед партией и Советской властью было то, что он подписывался под различными обращениями протеста и не отказался от своих взглядов. Кстати, и раскаявшийся «секретарь» К.Сафаров, отделавшийся в тот раз предупреждением, в последующие годы был на заметке и был арестован за троцкизм в 1936 г., получив 5 лет лагерей в Воркуте.
Многих получивших срок троцкистов добили лагерные тройки в 1937-38
Оппозиционные ячейки были обнаружены в Баилово-Биби-Эйбатском и Городском районах Баку. И здесь тоже нашлись внезапно «прозревшие» оппозиционеры - Рихтер, Сонькин, Гладков, Бушев, Шабанов... Однако основная масса оппозиционеров держалась более стойко и умело, чем швейники.
Грамотный отпор КК получила от зиновьевца Али Мамедлинского. Он вступил в партию в 15 лет и 4 года отработал в Ленинграде, откуда по распоряжению С.Кирова был выслан в феврале 1926 г. за участие в оппозиции. Несмотря на свою молодость (21 год), в Баку он стал членом Баксовета и работал заведующим Агитпропотделом Завокзального РК АКП(б), пока в июле 1927 г. его не вывели из состава райкома за оппозиционную деятельность. На заседании Бакинского партактива секретарь ЦК АКП(б) А.Г.Караев объявил его секретарем якобы существовавшего параллельно троцкистского Бакинского Комитета (БК)…
На заседание КК Мамедлинский пришел с копиями своих заявлений, газетных статей. В ответ на обвинение во фракционности, он рассказал о той реальной «групповщине», которая тогда сложилась вокруг практически каждого крупного чиновника и, в особенности, вокруг секретаря БК Левона Мирзояна. Сторонники последнего собирались неофициально при закрытых дверях. Обсуждалась грызня в руководстве и оценивались «национальные работники» (т.е. этнические азербайджанцы) «с точки зрения того, насколько он положительно или отрицательно относится к точке зрения, проводимой Мирзояном». За противниками Мирзояна велась слежка, выясняли, кто с кем встречается, о чем говорят. Отмечу, что все сказанное Мамедлинским вскоре подтвердилось и получило название «групповщины»...
«Я лично такие собрания, такие совещания без всякого оформления, без всякого фиксирования, по заранее намеченному списку рассматриваю ни более, ни менее как фракцию»,- заявил Мамедлинский.- «…Я считаю, что этим делом вы должны заинтересоваться, как можно людям, руководящим пролетариатом, людям, руководящим национальной политикой, строить в своих корыстных целях различные группировки, одних отталкивать, других привлекать и т.д.» Он признал, что собрания троцкистов - формально фракция. Но задался естественным вопросом: почему, в таком случае, «когда Мирзоян собирает – это не фракция?»
Он также перечислил, как ему, члену райкома партии, не давали слова на собраниях, не напечатали его «вполне безобидную статью» и исключили из райкома с нарушением устава, что публично, в прессе, признал даже глава ЦКК ВКП(б) Емельян Ярославский. За это никто наказан не был. Оправдывая методы оппозиции, Мамедлинский заявил, что «после этого надо с бою брать слово, отстаивать свое мнение».
Как констатировал председательствующий И.Довлатов, «Мамедлинский от обороны перешел в наступление». Впрочем, делу это не помогло, и Мамедлинского, Гасанова и еще 9 оппозиционеров исключили из партии. Следуя инструкциям от зиновьевцев, Мамедлинский сменил тон и подал заявление об отходе. В марте 1928 г. его восстановили в партии со строгим выговором. Это не спасло его от преследований. Прах Мамедлинского затерялся где-то на расстрельном полигоне «Коммунарка» под Москвой, где он был расстрелян 28 июля 1941 г.
…Ну, а что же троцкисты? Они продолжили свою деятельность в подполье. Уже через несколько дней после первых исключений в Баку появился командированный оппозиционным центром зиновьевец Саркис (Даниэлян), который встретился с исключенными и другими активистами оппозиции. Он привез инструкции и литературу, в частности, изданные типографским способом экземпляры троцкистского «Проекта платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)». ЦК отказался ее опубликовать, посчитав платформу «фракционной». Тогда оппозиционеры размножили ее сами в одной из московских типографий и успели вывезти еще до того, как туда примчались сотрудники ОГПУ.
Под платформой, не дожидаясь начала дискуссии, начали собирать подписи, в том числе и в Баку. Московские лидеры оппозиции считали, что если под ней соберут тысяч 30 подписей, то это заставит съезд обсудить «Платформу». Подписи партиями сдавали в ЦК. Однако вскоре выяснилось, что эти списки передают в ЦКК, и сбор подписей прекратили где-то на 4 тыс. (отсюда миф о том, что оппозицию поддержало менее 1% членов партии). В Баку подписавшихся под платформой было не менее 40 человек, а читали ее сотни. Многие «засветили» свое участие, подписав заявление 44-х бакинских рабочих против исключения из ЦК ВКП(б) лидеров оппозиции Троцкого и Зиновьева.
В декабре 1927 г. очередной, резолюции XV съезда Компартии поставили троцкистов и децистов вне закона, объявив их контрреволюционерами. Исключение из партии за оппозиционные взгляды влекло репрессии со стороны АзГПУ. Стандартной мерой наказания была ссылка в отдаленные местности Сибири и Средней Азии, которой не избежал и сам лидер оппозиции Л.Троцкий. После первых исключений, арестов и ссылок началась волна вынужденных отказов от взглядов. Часто это был лишь маневр.
Не боясь репрессий, в феврале 1928 года оппозиционеры создали Бакинский Центр. Он «сколотил актив, связался с Московским и Тифлисским центрами оппозиции, выделил прикрепленных по районам организаторов нелегальных кружков, куда вербовались сочувствовавшие оппозиции и недовольный элемент, образована касса по сбору денежных взносов и отчислений для печатания оппозиционных листовок и приобретения печатных машинок, шапирографов и т.д.»
После разгрома первого центра оппозиции в 1928 г. был создан второй, затем третий. Было организовано до 25 кружков. Они поддерживали связь с высланными из Баку оппозиционерами, устроили маевку, печатали и распространяли листовки. В Баку нелегально приезжали эмиссары из Москвы и Тифлиса.
Так что в течение всего 1928 г. и позже КК АКП(б) пришлось работать в «авральном» режиме, неустанно выслеживая и исключая оппозиционеров. И во всех этих расправах локоть к локтю с чекистами действовала партийная «инквизиция» в лице ЦКК. В период Большого Террора убрали и членов ЦКК, что в период хрущевской Оттепели позволило сделать их героями и «верными ленинцами», назвать их именами улицы. Даже сейчас в пос. Сабунчи сохраняется улица одного из сталинских инквизиторов – Анашкина…
В 1927-28 гг. оппозиционеры еще рассматривали свои вызовы в ЦКК как приглашение на товарищескую беседу, по старой памяти называли ее председателя Плешакова «Мишей». Но времена товарищества прошли безвозвратно, и критиков Сталина рассматривали уже как врагов, пусть даже и с ноткой сожаления. В Москве член ЦКК Сольц и вовсе заявил одному из оппозиционеров, что их будут гильотинировать, как когда-то якобинцев. Тогда это казалось страшной и неуместной шуткой. Но Большой Террор показал, что реальность куда страшнее…
Эльдар Зейналов.
http://minval.az/news /123660730
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.